После мяса главная пища монголов — молоко. Они потребляют много молочных продуктов: разнообразные сорта сыра, творог, сливки, простоквашу, сметану, масло. Сыр и творог для монгола примерно то же, что для европейца хлеб; они всегда под рукой и потребляются при каждом принятии пищи.
Монголы очень любят так называемый арц[89]. Готовят его так: кипятят в котле простоквашу, а затем выливают ее в парусиновый мешочек, чтобы отошла сыворотка, или, как говорят монголы, «желтая вода». Густую массу выкладывают на доску и прикрывают сверху второй доской и грузом. Спрессованную лепешку разламывают на маленькие кусочки или режут конским волосом на длинные полоски, которые просушивают на крыше юрты. Если массу отжимают руками, а не доской, то такой сыр называется ареалом.
Любимый сорт сыра готовят иначе. Кипятят цельное молоко и подбавляют в него немного старой простокваши. Затем из свернувшегося молока отцеживают «желтую воду», а густую массу заворачивают в холст. «Желтая вода» продолжает постепенно стекать. Сыр этот не просушивают. Готовят его лишь перед большими перекочевками. Я записал у даригангов 25 названий различных молочных блюд, но этим далеко не исчерпывается их перечень.
Как-то после обеда решаем доехать на охоту в своей машине. С подветренной стороны приближаемся к пасущемуся на склоне горы стаду антилоп. Когда антилопы нас замечают, пускаем машину на максимальной скорости им наперерез. Как ни быстры эти маленькие грациозные животные величиной с горную козу, соревноваться в скорости с автомобилем им не под силу. Их спасенье в том, что мы не можем преследовать стадо по пересеченной местности. Нам удается подстрелить только трех. На обратном пути мы убиваем еще большую дрофу.
Не прошло и полчаса после нашего возвращения домой, как антилопа уже освежевана. Надрезав кожу у шеи, из туши вынимают все мясо и внутренности, не вспарывая живота, потом перевязывают ноги, и получается закрытый кожаный мешок. Быстренько разжигают огонь, бросают в него камни величиной с кулак. Пока камни раскаляются в огне, мясо разрезают на маленькие куски. Всем этим занимается испытанный мастер, а зрители, которых в юрту набилось до 20–25 человек, бесконечно болтают, дают советы, предостерегают, но ни до чего сами не дотрагиваются, пока не наступит время еды. Когда камни раскалены до предела, повар вытаскивает один из них щипцами, бросает в кожаный мешок и тотчас вслед за ним туда же летит кусок мяса. Второй камень — и еще кусок мяса. Все это пересыпается солью. Когда кожа наполнена мясом и раскаленными камнями, отверстие у шеи завязывается, все это кладется в горячую золу.
Уже совсем стемнело. Красное пламя освещает лица сидящих вокруг огня монголов. Некоторые из них держат за узду стоящую позади лошадь, другие, сидя на корточках, посасывают трубки и с нетерпением ждут, когда потухнет зола. Приготовляемое-таким способом мясо одновременно жарится, варится и тушится. Когда кожаный мешок открывают, мясо совсем готово: нет ни одного недожаренного или пережаренного куска, как это бывает, когда дичь жарится на открытом огне. Мясо хорошо протушилось в своем собственном жиру и крови, в меру соленое и очень приятное на вкус.
После ужина замечаю, что Сухэ-Батор отводит в сторону нескольких человек и о чем-то расспрашивает их с записной книжкой в руке. Ему так нравится, что я записываю обычаи и слова милых его сердцу даригангов, что и он, будучи историком, решил для начала записать клейма скота. Позже он показал мне собранные сведения, и мы основательно их обсудили. К сожалению, местные клейма не очень интересны. В большинстве случаев клеймят буквами тибетского алфавита. Сохранились и знаки, которыми метили свои стада монастыри. Есть и символические изображения солнца и луны, но таких знаков немного.
В воскресенье утром, отмечая праздник, открываю коробку венгерских сардин и ем их с пропахшим бензином печеньем. Запиваю все это чаем с молоком и бараньим салом. Потом едем в гости к дяде Сухэ-Батора, который проживает неподалеку.
Дядю дома не застаем, но его дочурка, которой не боле шести лет, вскакивает верхом на лошадь и мчится за отцом. До их возвращения я успеваю осмотреться. У задней стены юрты на сундуке стоит «камень предков» (авин чоло). Такие камни привозят со святой горы Дара-Обо. Каждое утро на камень выливают первые капли надоенного молока. В семье шестеро детей. Мать кормит грудью самого младшего и одновременно подбрасывает хворост в огонь под котлом. Младенец держится за мать обеими ручонками, чтобы не упасть. У входа привязан совсем маленький теленок, появившийся на свет несколько дней назад.
Ко мне подходят два малыша: девчурка лет пяти и четырехлетний мальчик. Протягиваю им леденцы, умышленно так, чтобы они могли взять лакомство одновременно. Первым протягивает руку мальчик, а девочка ждет, пока брат возьмет гостинец, и только тогда берет свою долю. Вскоре приезжает дядя Сухэ-Батора. Они с племянником не виделись десять лет и оба так растроганы встречей, что даже прослезились, обнимая друг друга. Хозяин выбирает самые лучшие куски мяса, провяливавшегося у северо-западной стороны юрты. Он берет дал — лопатку. Эта часть туши предназначается для самых почетных гостей. Дал подают только гостям и главе семьи. Ни жена, ни дети, даже старший взрослый сын не смеют притронуться к этому куску. Дал не разрешается разрывать зубами, его полагается разрезать ножом. После того как мясо было приготовлено и съедено, на костях остался еще тонкий слой мышечных волокон. Сухэ-Батор, как старший гость, разрезает это мясо на столько частей, сколько людей было в юрте, включая женщину и даже младенца. Согласно монгольской поговорке, если даже человек прожил 70 лет, он не заслуживает того, чтобы одному съесть этот слой мяса на кости дала.
Дядя, смеясь, рассказывает, что есть и более каверзные обычаи, связанные с мясными блюдами. Через три дня после свадьбы к молодому мужу приходит тесть, а через месяц он должен отдать ему визит. Тесть угощает зятя берцовой бараньей костью, но до того, как приступить к еде, он должен сломать мосол, пользуясь только большими пальцами. Это нелегкое дело. Раз восемь-десять пробовал наш хозяин сломать кость под дружный хохот всех гостей, пока наконец ему это удалось. Смеялись же над ним потому, что первый раз жениха заставляют ломать мосол перед свадьбой, чтобы испытать его силу, а второй раз после брака, чтобы посмотреть, не ослабел ли он.
С бараньими мослами придумано много игр. Прежде всего ими играют кочевники в кости. Мосол можно бросить четырьмя различными способами, чтобы гладкая часть была сверху или снизу, а малый шип слева или справа. В зависимости от того, как ляжет кость, игроки заявляют: «конь», «верблюд», «овца» или «коза». Больше всего очков выигрывает «конь». В игре предусмотрено много различных комбинаций; число их определяется количеством мослов, численностью игроков и способами кидания костей.
После обеда покатали детей на машине, а затем решили поехать дальше. Нам сказали, что поблизости началась интересная работа, на которую стоит посмотреть.
В пустыне появляется водаГора Дара-Обо вблизи сомонного центра ДаригангаШарабджамцК седлу привязана охотничья добыча — тарбаганыНа крыше сушатся сырСказитель отец ЯдамИзготовление войлокаПосле охоты
16. Свадьба
«Материнский» и «дочерний» войлок. — Сватовство. — Кто дает платье жениху. — Борьба за связанную невесту. — Нелегкие вопросы. — Застольная песня. — Гимн юрте. — Трудно сломать мосол. — Почему сидит верблюд. — Почтовая машина и место свидания. — Освящение юрты. — На другой день, в «час коня». — Где нельзя разбивать юрты.
Мы точно знали, где найти нужных нам людей, живущих в большом аиле. Изготовление войлока начнется, правда, только через несколько недель, но нам повезло. Дело в том, что в сельхозобъединении вышел весь старый, так называемый «материнский», войлок, а без куска такого войлока нельзя изготовить новый. И вот одна семья обязалась сделать столько кусков «материнского» войлока, сколько нужно всем членам объединения для изготовления нового.
У семьи, к которой мы приехали, две юрты. Сейчас они стоят километрах в трех от коневодческой фермы. В объединении три фермы: коневодческая, крупного рогатого скота и овцеводческая. Перекочевывают они врозь. Метрах в 400 от двух юрт, за дощатой изгородью, расположенной под углом, кипит работа. Изгородь защищает от ветра, который в этих местах так неистов, что разметал бы всю шерсть.