а сумрачно-туманной, полупрозрачной. Сквозь нее Кэйла видела (пусть и слегка нечетко, не в мельчайших деталях) противоположную стену.
Заинтригованная картиной, которая открылась ее глазам, она исполнила свой коронный номер и заставила стену с окном стать прозрачной, легко преодолимой, как воздух. Прошла сквозь невидимый барьер и, усевшись у кровати спящей малышки, принялась ждать. Странная тень или не ощущала ее присутствия, или не видела в ней угрозы. Во всяком случае, ничто в облике тени не изменилось. Не изменилась и исходящая от нее энергия.
Кэйла знала, что ей нужно выспаться перед путешествием, но не могла оставить девочку и ее маму наедине с тенью. Чувство тревоги не отпускало, наоборот, усиливалось с каждой проведенной в доме минутой.
Она ощущала страх, поселившийся в сердце малышки, безотчетный ужас, душивший ее. Кошмары, осенило Кэйлу, ей снились кошмары. И тень, которая стояла за ее спиной, была к этому причастна. Кэйла мрачно взглянула на виновницу, подошла ближе и коснулась лапой. Окатило могильным холодом – таким сильным и колким, что на мгновение она задохнулась. Воздух в кошачьих легких оледенел, дышать стало нечем.
Стоило шагнуть назад, как она вновь обрела способность дышать. А тень стояла как ни в чем не бывало, казалось, даже не заметив вмешательства. Что бы это ни было, оно было невероятно сильным.
Ощущения Кэйлы словно передались спящей в кресле женщине. Вздрогнув, она открыла глаза. Чуть пошатываясь спросонья, подошла к кровати, склонилась над дочерью.
– Милая, просыпайся…
В ее голосе не было нежных ноток, свойственных матерям, который будят своих детей. Но было что-то другое – надежда, почти мольба.
– Лили, прошу тебя, просыпайся.
Лицо малышки оставалось безмятежным, хотя глазные яблоки под тонкими веками метались из стороны в сторону. Там, в мире сновидений, она была напугана. Тень пугала ее.
Поняв, что ее дочь не проснется, незнакомка беззвучно заплакала – подавшись вперед, обхватив себя руками за плечи. В ее лице было столько горя и беспросветного отчаяния, что у Кэйлы разрывалось сердце.
Ночь уходила, а вместе с луной таяли и ее силы. В обличье лунной пантеры она никак не могла помешать тени, забравшейся в сознание малышки, не могла ее прогнать. Развернувшись, Кэйла прошла сквозь стену и с тяжелым сердцем побрела прочь от дома, пропитанного страхом и отчаянием. Дошла до указателя и прочитала на нем: «Дорвуд».
Чтобы вернуться в тело Денизе, ей, как и в прошлый раз, потребовалось лишь незначительное мысленное усилие – своего рода приказ собственному сознанию. Однако контроль над ним она тут же потеряла – измученный чарами и событиями минувшего дня организм погружался в глубокие воды сна. Кэйла боролась столько, сколько могла. Хотелось проснуться и немедленно рассказать Джеральду об увиденном в ее ночном путешествии. Но в конце концов усталость взяла вверх, и она погрузилась в сон.
День, проведенный в родной реальности, показался бесконечностью. Кэйла торопила время, желая как можно скорее оказаться в мире-сновидении. Тревога не отпускала. Прежде ей казалось, что нет трагедии сильнее, чем потерять маму. Но там, по ту сторону сна, Скверна грозила уничтожить людей целого мира. Она должна была понять, как этого не допустить.
Кэйла не могла вернуть маму. Но могла сделать все возможное, чтобы ни один ребенок из мира Денизе свою маму не потерял.
***
В дверь настойчиво постучали. Кэйла не заметила, как задремала, а потому не сразу поняла, что находится уже в мире колдовском. Открыв Джеральду дверь, она попросила дать ей несколько минут. Их хватило, чтобы умыться, одеться и наскоро позавтракать. Паладин завьючил лошадей, и они наконец отправились в путь. Кэйла бросила прощальный взгляд на дом Денизе. Она не знала, когда вернется… и сумеет ли вернуться вообще.
По дороге Кэйла рассказала Джеральду о видении, что посетило ее прошлой ночью – о девочке, которая никак не желала проснуться, и тени, стоящей за ее спиной.
– Если это тот, о ком я думаю, то нам действительно стоит наведаться в Дорвуд.
– И кто же?
Джеральд пристально взглянул на нее.
– В одном из путешествий мы с тобой встретились с паломником, по его собственному признанию, видящим духов. Он и рассказал нам о спенджагре. Кажется, ты уже тогда вела дневник. Посмотри, может быть, найдешь что-то. Потому что я, к сожалению, не могу вспомнить ничего, кроме того, что этот дух может проникать в чужие сны и менять их по своему усмотрению. А в энергии задержавшихся в снах людей он черпает свою силу.
Кэйла кивнула, сделав себе мысленную зарубку. Она едва дождалась первого привала – казалось, невысказанные слова жгут ей горло. Сейчас, когда ее жизнь и жизнь всего мира висела на волоске, самое время открыться переменам. Но для этого она должна была сначала перестать лгать.
Джеральд расположился у костра, готовя нехитрый походной суп. Прикрыв глаза, Кэйла несколько мгновений собиралась с духом, а затем выпалила:
– Джеральд… Мне нужно кое-что тебе сказать.
Он поднял бровь, удивленный ее тоном.
– Эти провалы в памяти… Знаю, они очень тебя беспокоят. И прости, что лгала все это время. Просто я не знала, как сказать тебе правду… – Кэйла нервно усмехнулась. – Честно говоря, до сих пор не знаю.
Джеральд развернулся к ней всем телом. Произнес без малейшего осуждения в голосе.
– Просто скажи как есть.
– Я – не Денизе.
Все. Главное сказано.
Паладин смотрел удивленно и озадаченно, а ее уже было не остановить.
– Эта жемчужина на моей шее… Я нашла ее – я, Кэйла Честер. Надела на шею и в ту же ночь перенеслась сюда. Очутилась в теле Денизе, но не стала ею. Мой разум, мои мысли и воспоминания по-прежнему принадлежат мне. А Денизе… она ушла…
– Перенеслась? Ушла? Де… Прости, я не понимаю.
Кэйла медленно выдохнула, лихорадочно пытаясь собрать воедино разбегающиеся мысли.
– Денизе предчувствовала свою гибель, но не стала ее предотвращать. Не знаю, почему. Она писала, что ее душа уже принадлежит смерти, и, быть может, считала, что нарушит некий баланс, если спасет себя. Может, она тосковала по Эстебану и хотела воссоединиться с ним. – От ее взгляда не укрылось, как помрачнело лицо Джеральда. – А может, Денизе и пыталась, но ей не удалось обмануть смерть. Тогда она вложила все свои силы без остатка в черную жемчужину, которую я нашла спустя века. И с тех пор я существую в