— Прекрасно, — сказал он, и Джина подумала, что он имеет в виду ее щиколотки.
Кэм снял с нее туфли, отставил их в сторону, затем его руки нырнули под юбки, медленно-медленно поднялись от щиколоток к коленям, ловко развязали подвязки, и шелковые чулки соскользнули вниз. Джина покорно разрешила ему снять с нее подвязки и чулки.
Его руки вернулись к лодыжкам, потом снова двинулись вверх, гладя нежную персиковую кожу. Джина затрепетала.
— Что ты делаешь?
— Ласкаю тебя.
Она была в возбуждении, но какое-то первобытное женское чувство самозащиты заставило ее сопротивляться.
— Нет!
Она попыталась оттолкнуть его, на он был скалой, застывшей в поклонении. Откинув голову, Кэм отбросил с глаз волосы и улыбнулся:
— Это всего лишь нежное прикосновение. Так ласкают ребенка.
Хотя колени у нее дрожали, она вырвалась и отошла подальше. Кэм поднялся, стянул через голову рубашку и теперь стоял перед ней в одном нижнем белье. Она не знала, что сказать, куда смотреть, но отвести взгляд не могла. Он был слишком красивый, слишком мужественный, слишком не похож на нее. Широкая грудь с твердыми пластинами мышц покрыта темными волосами, никакой гладкости.
— Почему ты такой мускулистый?
У Джины было представление, что великосветские мужчины вообще не имеют мускулов. Кэм пожал плечами.
— Ваяние — тяжелая работа. Я сам добываю мрамор из карьера. — Взглянув на нее, он вдруг приказал: — Герцогиня, подойдите сюда.
И она повиновалась. Эмброджина Серрад, герцогиня Гертон, послушная долгу дочь, послушная долгу жена, послушная долгу герцогиня подошла к мужу. Но в ее взгляде не было жеманности девственницы, впервые увидевшей обнаженное мужское тело. Нет, Джина смотрела на него с откровенным желанием. «Не торопись, — приказал себе Кэм, — помни, что она девственница». Эта мысль немного охладила его.
— И что дальше? — спросила она.
— Могу я снять с тебя одежду?
— Я справлюсь сама, — быстро ответила Джина.
Кэм улыбнулся. Сознает ли герцогиня, что он хитростью заставил ее раздеться? Он уже понял, что его жена никогда и ни при каких обстоятельствах не просит никого о помощи. Видимо, она считает, что может самостоятельно пройти по жизни, за исключением тех случаев, когда это касается ее перчаток. Но в данный момент она чувствовала себя не так уверенно.
— Возможно, следует погасить лампу.
— Нет. Я хочу тебя видеть.
Щеки у нее горели.
— Я не могу делать это на полу.
— Тут есть шезлонг, — сказал Кэм, и лишь смех в его глазах опровергал серьезность тона. — Но ведь герцог и герцогиня занимаются любовью только в герцогской постели, и нигде больше.
Она предпочла игнорировать его поддразнивание:
— Именно так.
Кэм опустил взгляд и понял, что собственное тело ему неподвластно. К тому же он подозревал, что в последующие лет сорок это станет его обычным состоянием, если рядом будет его жена.
— Опробуем бассейн, герцогиня? Могу я предложить, чтобы вы сняли одежду и купались в сорочке? — Он пресек ее возражения поцелуем.
Джина закусила губу. На самом деле она не возражала против купания в сорочке, ведь это не означает, что она голая. В конце концов, никакой разницы между сорочкой и ночной рубашкой нет. Кэм уже видел ее ночную рубашку… нет, просто разорвал ее. Воспоминание заставило Джину покраснеть.
Он глубоко вздохнул. На ней оказалась сорочка из тончайшего полотна, белая, простого фасона, образец скромности, но во много раз более сексуальная, чем дорогой шелк.
— Идемте в бассейн, ваша светлость?
Джина одарила его такой улыбкой, что Кэм лишился дара речи. Герцогиня Гертон открывала для себя многочисленные удовольствия соблазнения.
— Да, — наконец вымолвил Кэм.
Она протянула ему руку, но он повернул ее ладонью вверх, поднес к губам и поцеловал. Известно ли ей, что произойдет с сорочкой, когда та намокнет? Или это не волнует ее? Чопорная герцогиня исчезла, опять став той страстной чаровницей в желтом шелке и со стаканом бренди в руке.
Наконец он позволил ей подвести его к лестнице и сразу прыгнул в бассейн. Джина медлила на последней ступеньке, пробуя ногой воду.
— Действительно теплая, — с удовольствием сказала она.
— Я повернул вентиль, — сообщил Кэм.
Он стоял по пояс в воде, а она медленно, шаг за шагом, входила в бассейн, пока не остановилась перед мужем. Он нырнул и снова появился из воды блестящим морским животным, скользким и темным, капли стекали с его груди. Чтобы не отстать от него, Джина тоже нырнула.
— Первый раз я делаю это в чем-то большем, чем крошечная ванна, — со смехом заявила она. — Правда, восхитительно, Кэм?
— Восхитительно, — повторил он.
Она проследила за его взглядом.
— О, кажется, моя сорочка потеряла…
Он заглушил ее веселье поцелуем.
Джина никогда не была трусихой. Старый герцог, отец Кэма, даже испугался, обнаружив в юной жене сына необычную для ее возраста твердость характера. Он преуспел в желании сделать из нее истинную герцогиню, но чего это ему стоило! Мистер Биксфидл, управляющий поместьем, с готовностью подтвердил бы мнение старого герцога. Если уж герцогиня Гертон что-нибудь решила, ничто в мире не могло ее остановить.
Стянув через голову мокрую сорочку, Джина отшвырнула ее в сторону, и та, попав в воду, утонула. На лице Кэма было выражение, какое в данных обстоятельствах хотела бы увидеть любая женщина. Джина, не обращая внимания на огонь внизу живота и слабость в конечностях, плеснула на мужа водой.
— Тебе понравится купание в Средиземном море, — хрипло сказал он и шагнул к ней. Его большие руки коснулись ее так, словно она была мраморной скульптурой, изваянной самим Микеланджело. — О Господи, до чего ты прекрасна!
В его голосе прозвучало столько изумленного восторга, что она впервые почувствовала себя действительно прекрасной. Влажные локоны прилипли к ее лицу, и он аккуратно убрал их.
— У тебя краска на щеках. — Кэм потер ее пальцем. Джина выглядела озадаченной, но потом засмеялась:
— Я крашу ресницы.
— Так я и думал, — с удовлетворением сказал он. — Но они хороши и без краски. Словно лучи солнца.
Когда он прижал ее к себе и начал гладить, запоминая каждую линию ее бедер, она превратилась в смеющуюся русалку, готовую упасть в воду. Он должен наказывать ее поцелуями до тех пор, пока она не прижмется к нему, пока у нее не захватит дух. Умоляя его…
Кэм вынес жену из бассейна и уложил на шезлонг леди Троубридж.
Она была распутницей, его герцогиня, и не лежала спокойно под его рукой, как большинство известных ему женщин. Она извивалась, просила и кричала. Совершенно неожиданным, с его точки зрения, был и тот факт, что она не только брала, но и отдавала. Куда бы он ни целовал ее, она возвращала ему поцелуй. Где бы он ни прикасался к ней, она прикасалась в ответ. Его герцогиня прирожденная кокетка, в ней восхитительное сочетание невинности и природного знания.