Читать интересную книгу Третья пуля - Стивен Хантер

— Так вот, будет твой ход. Хлопотно, но мы не можем убивать обычных граждан. Нам нужно только вытащить Алека без шума. Ты видишь какие-то проблемы, Лон?

— У нас как в «Человеке, убившем Либерти Уэлленса»,[211] а я тут Джон Уэйн. Настоящим убийцей буду я. Должен сказать, Хью — никогда не думал, что буду в роли Джона Уэйна.

Мы рассмеялись. Нам всем нравился Джон Уэйн.

— Технически же это лёгкий выстрел со стола. Однако, я волнуюсь насчёт отклонения. Похоже, что стрелять придётся сквозь кусты.

— Если хотите, мистер Скотт, я наведаюсь сюда попозже ночью и аккуратно подстригу то, что мешается, так что волноваться не придётся.

— Отлично, — сказал я. Об этом я не подумал — и был очень рад, что всегда практичный Джимми сообразил.

— Потом наш подсадной скроется в переулке, срежет между двумя домами, свернёт направо, спрячет винтовку под мостом Сорок пятой улицы, скинет галоши, поднимется на Сорок пятую и поедет домой на автобусе. Справится он?

— Потому — то я и хочу, чтобы ты шёл за ним на расстоянии. Возможно, что в темноте он со страху свернёт у реки не в ту сторону, отчего окажется в милях от автобусной остановки. В темноте всё иначе выглядит. Ему положено было пройтись там в темноте, чтобы свыкнуться, но он настолько беспорядочный дурак, что я не могу быть уверен, сделал ли он именно так.

— За нос поведу его, если надо будет.

— Молодец, Джимми. Теперь пошли в «Патио», сядем и отведаем их маргарит.

Так мы и сделали — трое весёлых убийц, хорошо проводящих время в патио «Патио», которому в скором времени суждено было стать местом нашего преступления. Раз уж с делами этого дня было покончено, то нам оставался связующий аспект операции. Я прошёлся по текиле и заказал три водки с мартини, в чём меня поддержал Лон, хоть и бывший сторонником бурбона. Джимми потягивал пиво, развлекая нас историями своих юношеских столкновений с сержантом О`Бэнноном из пятого участка Бостона на севере города, района, бывшего скорее пригородом Дублина, нежели Бэкон-хиллом. Рассказывал он на идеальном диалекте. Вряд ли было на свете хоть что-то, в чём Джимми не был хорош.

Проснувшись раньше всех, я доехал на «Вагоньере» до района Алека, припарковался дальше по улице после его дома и стал ждать, пока он появится. Он, как обычно, опаздывал (этот идиот успел вовремя только один раз в жизни, при убийстве ДФК). Я подождал, пока он свернёт за угол к автобусной остановке и догнал его. Рядом не было никого, кто смог бы услышать наш русский.

— Доброе утро, Алек. Запрыгивай, подвезу.

Он сел, и я тут же развернулся, чтобы не проезжать мимо остановки с ожидающими людьми, избегнув возможности обратить их внимание на то, что жалкого Ли Харви Освальда подбирает огромная американская машина. Крайне необычное зрелище.

— Расскажи мне, чего ты достиг, Алек, — сказал я.

— Я запомнил план. Дважды ходил к «Патио», прошёлся там и привык к освещению. Отстреляюсь отлично.

— Отлично. В начале того вечера мы поставим там старые деревянные ящики. На них можно будет опереть винтовку, чтобы не было лишних сложностей.

— Я отличный стрелок морской пехоты.

Мне было известно, что «отличный стрелок» в морской пехоте — нехитрое достижение, а на «эксперта» он так и не настрелял.

— Я полностью полагаюсь на тебя. Ты прошёл по пути отхода? Не потеряешься в темноте? Я беспокоюсь, как бы ты не сбился с пути по дороге домой, а то тебя арестуют и ты запоёшь, как канарейка.

— Умру раньше, чем заговорю, товарищ, — ответил он в ярости. — Ты можешь рассчитывать на мою любовь к социализму и рабочему классу, так что я вынесу любые фашистские муки — что бы они не придумали!

— Отлично сказано. Такой дух нам и нужен.

Ничего примечательного в дальнейшей дискуссии не было. Он был замкнут и не особенно интересовался тем, что будет дальше. Мы пробежались по деталям, но без особого оживления.

— Не приходили ли из ФБР?

— Нет. Наверное, я наскучил агенту Хотси.

— Как Марина?

— Отлично. Этими выходными увижусь с ней, Джун и младшей дочкой, Одри. И винтовку заберу.

— Проблем не будет вынести её?

— Нет, сэр.

— А ведь когда выйдут новости, Марина увидит, что винтовки нет и поймёт, что ты всё-таки убил его.

— Она ничего не скажет, — заявил он, подняв кулак. — Я в доме хозяин, так что девчонка (он использовал странное русское слово «девушка») меня не предаст.

Мы продвигались по уплотняющимся пробкам, следуя его указаниям, в сторону площади Дили по Хьюстон-стрит уже за рекой. Через пару кварталов мы добрались до цели, и я впервые увидел место работы Алека с вывеской «Hertz» на углу крыши. Не помню, уделил ли я внимание этому, поскольку в тот момент площадь Дили и книгохранилище Техаса ничего не значили для меня, так что не стали откровением и не вызвали замирания сердца. Книгохранилище было большим, уродливым зданием на краю муниципального парка — ничем не примечательным кирпичным сооружением шести-семи этажей в высоту. Машины пролетали мимо, а все соседние здания были такими же обыденными, как и сам треугольный газон, являвший собой площадь Дили. Я сожалею о множестве вещей, сделанных мною в несколько следующих дней, и в том числе — не в первую очередь, но всё же среди них — о том, что я превратил такую соринку в глазу, как книгохранилище, в святыню, которой никогда не суждено быть снесённой.

— Вот здесь.

— Я сверну здесь, чтобы тебя не увидели выходящим из машины. Да, и план верни!

Он залез в карман куртки и достал план — единственную вещь, которой касались мы оба за исключением коробки с патронами. Я знал, что сожгу его при первой возможности.

Высадив его на углу Мэйн и Элм,[212] я свернул налево и проехал в тени книгохранилища по слегка изгибающейся Элм в сторону тройной эстакады, до которой было около ста ярдов, миновав ещё более известный травяной холм в шестидесяти-семидесяти футах справа. Во все последующие годы я неизменно улыбался единственной улыбкой, которую вызвала у меня эта операция, глядя на толпы лунатиков, считающих, что этот маленький зелёный холм всё объясняет.

Найдя место для разворота, я снова вернулся на Коммерс и через десяток кварталов добрался до «Адольфуса». Позвонив оттуда Джимми и Лону, я условился с ними о сегодняшней ночной пробежке в реальном времени, чем мы и занимались последующие шесть ночей с тем, чтобы свыкнуться с местностью, рисунком теней, ритмом уличного движения и разными степенями темноты, поскольку ночная погода менялась.

После ужина в тот вечер я был спокоен и счастлив. Ценою одного мелкого, бесполезного, уродливого человечишки я оказывал, как я думал, большую помощь своей стране. Своей неправоты я нисколько не ощущал, равно как и сомнений, колебаний и малодушия. Я собирался изменить историю.

Проснувшись следующим утром, в среду двадцатого ноября 1963 года, я лениво добрёл до двери номера, за которой подобрал газету — вроде бы «Утренние новости», и ещё до того как сесть за чтение заметил заголовок: «Объявлен маршрут автоколонны ДФК». До этого я не знал, что Джек Кеннеди будет в Далласе двадцать второго. По мере чтения я добрался до знакомых улиц, по которым проезжал вчерашним утром: «Хьюстон-Элм, по Элм под тройную эстакаду…» и моментально сообразил, что мне дан шанс, равный которому немногие получали. Сами обстоятельства предлагали мне возможность, которая была не только логическим завершением моих размышлений, но и практически моральным обязательством. Кто бы отказался от такой возможности? Уж точно не Хью.

О, Водка. Столь верный друг и союзник, всегда помогавший мне, сердечно сопереживающий всем моим интересам и наивысшему счастью своим маленьким ферментированным картофельным мозгом. Заручившись тем, что Водка на моей стороне и в моей крови, я приступаю к последнему акту, который сделает меня (теоретически, во всяком случае) гнуснейшим человеком в истории. Я убил принца-короля, овдовил божество наших мечтаний и открыл путь Ари Онассису[213] (за что уж точно не буду прощён никогда!) Да, и сделал сиротами двух малышек, настолько прелестных, что и сейчас больно. Плохой Хью. Хью, ты ублюдок. Водка, помоги немножко, пожалуйста.

Я понял, что предстоит убедить трёх людей слегка расширить операцию «Либерти Уолленс», поскольку вместо генерала Эдвина Уокера двадцать пятого ноября 1963 года мы будем стрелять в Джона Фицджеральда Кеннеди двадцать второго ноября 1963 года, то есть через два с половиной дня.

Тремя людьми были Лон Скотт, Джимми Костелло и я. Что же касается Алека — Ли Харви Освальда — я знал, что эту жаждущую славы свинью не придётся уговаривать, идиот и сам будет рваться с цепи как бешеная собака. Может, и сам вызовется, когда газету прочтёт: тут было всё, чего мог требовать и о чём годы мечтал его вонючий, засранный коммуняцкий мозг. С таким рвением его непременно убьют, а всех причастных посадят на электрический стул, но я считал, что могу сдерживать его, так что подправил план настолько таким блестящим образом, что даже он не мог бы его провалить. Сегодняшним вечером мне предстояло встретиться с ним на автобусной остановке.