Лёня — совершенно изумительное зрелище: голодный возлюбленный за обедом после праведных трудов.
Они остались в Заходском на ночь, но провели её половину не в постели в мезонине, а в лесу, куда Лёня потащил Асю, в ещё теплом, но уже не летнем, наполненном осенними ароматами грибов и листвы, готовящейся к умиранию. Сосны шептались в вышине, ночной ветер перебирал шёлковую хвою. Куда-то исчезли злыдни кровососущие: то ли собирались с силами перед рассветом, то ли их время уже прошло. Это были день и ночь, из тех, что вбирают в себя годы жизни, когда чувства, все пять или больше, обостряются до невозможного предела — за такие мгновения неминуемо должна последовать расплата.
Лишь один короткий разговор из той ночи чуть приземлил этот полёт чувств. Они говорили обо всём и ни о чём. Ася вдруг начала вспоминать о детстве, о матери, которую плохо помнила, а Лёня, не дослушав её, вдруг сказал резко, как отрубил.
— А моя мать… лучше бы и не жила…
— Как? Как это? — ахнула Ася.
— Думаешь, отчего Владлен тебе нарды отдал? Чтобы ей не достались. Она пропьёт их, как всё пропила.
Глаза его, в полумраке ночи, совсем потемнели, и в голосе прозвучал металл, тронутый ржавчиной.
— Я не знала, ты не говорил… — пробормотала Ася, терзаясь, что сказать, как поддержать его, какими словами. — Лёня, милый…
— Фигня… — так же резко ответил он и, рассмеявшись, притянул её к себе, тотчас превратившись в лихого бесшабашного Лёню, словно захлопнув чуть приоткрывшиеся ставни тёмного дома.
Больше он не заводил разговоров на эту тему, а она не решалась спрашивать, надеясь, что он сам продолжит, когда захочет и если захочет.
Полетели дни, стремительно приближая сроки и наконец ворвавшись в дату Лёлькиной свадьбы. Вторая половина сентября, золото клёнов, роскошные разноцветные ковры парадно умирающей листвы, накрывшие аллеи и газоны парков и садов. День выдался подарочно ярким, сверкающим чистотой небес, что отдавали последнее тепло северному городу.
Утюгов со свидетелем Акуловым приехали в общежитие выкупать и увозить невесту на Волге, за рулем которой сидел один из их приятелей. Миша волновался так, что плохо соображал, что отвечать весёлой компании, перегородившей путь к любимой, сидящей в башне на пятом этаже, и выглядел, как большинство женихов на первом свадебном этапе, полным олухом. Зато остроумием и улыбками блистал Акулов. Такой и предстала мужская половина, изрядно общипанной, но не побеждённой добравшись до вожделенной комнаты, где их ожидали невеста с подружкой, обе в не менее растрепанных чувствах. Вчера вечером Лёльку накрыл ужас перед предстоящей свадьбой и последующим замужеством, и Ася с Валей потратили добрую половину душевных сил, чтобы успокоить подругу. Тем не менее, и невеста, и подружка были хороши. Невеста — тонкое очарование в длинном, ловко охватывающем стройную фигурку платье, из атласа с выбитым на ткани цветочным орнаментом, в короткой фате, украшенной веночком из искусственных цветов; и подружка — в летящем платье из искусственного шелка: по сиреневому фону рассыпаны мелкие, набросанные контурами розочки. На это платье Ася наткнулась случайно, и, к счастью, имея с собой необходимую сумму, тотчас купила, изумленная неслыханной удачей. Контраст между классически выверенной невестой и легкомысленной свидетельницей смягчило наличие юных мужчин, слегка утомленных после мальчишника, в строгих тёмных костюмах.
Дальнейшее, как и предыдущее, виделось и помнилось главными участниками действа словно в тумане: дорога в загс, обмен кольцами, сакраментальное «объявляю вас мужем и женой», поздравления, букеты, пробка в потолок под девичий визг, первый вальс молодых под сбивающуюся запись прекрасного вальса из популярного фильма о неверности, традиционный вояж по достопримечательным местам с фотографированием и поглощением шампанского. Камни Петропавловки; гранит Невской набережной; ажуры Кировского моста, как дань будущей профессии новобрачных; открытое ветрам Марсово поле; кленовое золото и мраморная белизна Летнего сада; Спас на крови, загипсованный в леса; отчаянный Медный всадник; Адмиралтейство, устремлённое в космос; Дворцовая площадь со спрятанным за трибуной Эрмитажем…
Ресторан, полет фантазии сокурсников, поздравления и свадебные конкурсы; неизменное «горько», коллективное требование поцелуя свидетелей и пожелание им скорейшей свадьбы; танцы под ABBA и Eruption; потрясающее появление Стрижа с гитарой, отвлекшее внимание гостей от изрядно уставших героев дня, чему те несказанно обрадовались и скрылись на полчаса, сорвав тем самым ритуал «похищения» невесты или её туфли.
Если не считать нескольких перебравших спиртного гостей и слишком длинных, многократно повторившихся речей дяди жениха, свадьба удалась на славу. Разошлись, разъехались гости, уже замужняя Лёля с уже женатым Утюговым отправились на чью-то квартиру отмечать первую брачную ночь, Лёня проводил Асю в общагу.
Асина голова кружилась от волнений, усталости и выпитого шампанского. Оттого она стала красноречива, восторженна, откровенна, и её понесло.
— Лёня, Лёнечка! — говорила она, обнимая Акулова. — Я… я так люблю тебя, я жить без тебя не могу, ты такой…
Он обнимал её, шептал, что не узнает, и что надо почаще угощать её шампанским, чтобы почаще слышать такие слова. Потом подвёл к кровати и усадил.
— Ты устала, Асенька, тебе надо поспать. Я пойду, у меня ещё есть дела.
— Что, что? Почему? Какие дела? — изумилась она и тут же поправилась, вспомнив его откровения: — У тебя что-то дома не так? Да?
Он улыбнулся.
— Не бери в голову, Аська. Всё так. Да и о чём ты? Свадьба же, Утюг женился! Мы с мужиками еще погуляем… Отдыхай.
Он поцеловал её в щеку и, улыбаясь, ушёл, а она долго боролась с головокружением и обидой, поплакала, но в конце концов уснула, не раздеваясь, измяв шёлковые розочки на сиреневом фоне.
Лёня не появлялся несколько дней, ни в институте, ни в общаге. Ася решила, что он сильно выпил на послесвадебной вечеринке с «мужиками», подумала, что у него какие-то невзгоды в семье, которые он не желает афишировать, и раскаивается, что в порыве разоткровенничался перед нею. Хотя, она хотела, желала, мечтала, чтобы он делился с нею своими трудностями, ведь она могла бы помочь ему, хоть словом, а может, и делом. Через три дня она впала в панику, но расспрашивать, где он и что с ним, не могла, то ли из гордости, то ли из страха навредить своими глупыми расспросами. Более того, о том, куда пропал Ленчик, спрашивали её саму, видимо, в уверенности, что она должна это знать. Когда в институте появились счастливые Утюговы, Ася решилась обратиться к Михаилу. Тот удивился или изобразил удивление, и ответил уклончиво, мол, решает какие-то дела, занят или заболел, но беспокоиться не стоит. Ответ Миши усилил Асины терзания, и она уже была готова ехать к