— Привет, Данила. У меня к тебе есть разговор. Мужской. Пойдем.
Вижу тревогу в глазах Данилы. Но он послушно идет с Рустамом в его комнату.
Проходят бесконечные минуты, прежде чем Рустам возвращается.
— Как он? — спрашиваю его сразу же.
— Ему надо побыть одному, — говорит Рустам. — Это по-мужски.
— Да, не надо ему одному сейчас быть, — спорю я. — Он ребенок.
Решительно обхожу Рустама и иду к Даниле.
— Настя, — окликает меня Рустам, но я не обращаю внимания.
Захожу в комнату Данилы. Он лежит на кровати, накрывшись с головой одеялом. Сажусь на кровать и провожу рукой. Чувствую, что он подрагивает, и слышу всхлипы.
Конечно же, он плачет.
Раскрываю одеяло и беру его на руки. Он прижимается к моей груди. Закрывает лицо руками.
Я молча обнимаю его и глажу. Да, ему сейчас тяжело. Но слова тут, наверное, бессильны.
— Почему? — спрашивает он. — Почему, Насть?
— Так случается, Данила, — не знаю, как объяснить ему. — Понимаешь, у всех разное время. Все уходят по-разному. Я знаю, это больно. Моя мама тоже умерла. Знаю, как это тяжело. Но ты должен знать одно: она всегда будет рядом с тобой. Всегда. В твоем сердце. Она будет помогать тебе. Ты всегда будешь ощущать ее присутствие. Ведь она любила тебя. Очень сильно любила. И сейчас любит. Она всегда с тобой. Потому что она — мама. Единственная. И ты ее любишь. Поэтому не забудешь. Поэтому она всегда будет рядом.
Данила всхлипывает.
— Поплачь, — говорю я. — Легче не станет. Станет, но не скоро. Но не надо держать в себе. Слезы — это правильно в такой ситуации. Мама видит, как ты ее любишь. И ей там будет легче пережить разлуку с тобой.
Мы еще долго сидим вместе. Пока Данила не засыпает. Выжат морально. Истощен. Я кладу его на кровать и остаюсь рядом с ним.
В комнату заходит Рустам. Я говорю, что останусь с Данилой. Ему нужен кто-то. Нельзя оставаться одному. Нельзя.
Проходит пара дней, прежде чем тела доставляют на Родину.
Потом — похороны. Поминки. Все проходит как в тумане.
Все эти дни я с Данилой.
В один из вечеров, когда он уже спит, мы сидим с Марией Эдуардовной на кухне, пьем чай.
— Не знаю, что теперь будет с Данилой, — грустно говорит она.
— А что такое?
— Я сегодня была в опеке. Мне отказали. Стара. Родители Маргариты помоложе, но они не хотят оформлять опеку. У них еще двое несовершеннолетних детей. Куда им еще Данила.
— И что теперь? — хмурюсь я.
— Получается, что ему придется идти либо в интернат, либо в приемную семью, если успеют найти. Я уже попросила опеку, чтобы подыскали ему семью. Это, все-таки, лучше, чем интернат.
Мария Эдуардовна тяжело вздыхает.
— Как интернат? — не могу сдержать удивления. — Что Вы говорите?
Она опять вздыхает.
Я думаю. Мысли скачут в голове. Какой еще интернат? Он же брат мне! Он только потерял маму. Какой ему интернат? Он не выдержит.
— Вы говорите, что Вам отказали из-за возраста? — уточняю я.
— Да, — сокрушенно кивает Мария Эдуардовна.
Опять думаю. Хотя решение приходит само собой.
— Я усыновлю его, — произношу, наконец.
Мария Эдуардовна с испугом смотрит на меня.
— Как «ты»? Ты что? Ты сама ребенок?
— Мне почти двадцать. Завтра я поеду в опеку. Вы пока Даниле не говорите ничего. Не надо. Не пойдет он ни в какой интернат. Мы не допустим этого.
— А Рустам? — ожидаемо спрашивает Мария Эдуардовна. — Что скажет он?
Конечно, она права. Наверное, такое решение я должна обсудить с ним. Но нет. Что бы он не сказал, я все равно не отдам Данилу.
Глава 98. Настя
Потом начинается бесконечный сбор бумаг для опеки. Все эти бумажные дела ужасно выматывают. Но я вижу цель — усыновить Данилу. Не дать ему попасть в интернат. Поэтому терпеливо выслушиваю, собираю, копирую, заверяю.
И, вот, когда уже кажется, что все. Цель достигнута. Приходит отказ.
По мнению опеки, ребенок должен жить в полноценной семье. А у меня нет мужа.
Все напрасно. И это ужасно.
Значит, на днях Данилу заберут у нас. Я чуть не реву.
Ну, почему? Разве я не смогу дать ему больше, чем интернат?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Мария Эдуардовна успокаивает меня. Говорит, что мы будем навещать его. Не хочу навещать. Хочу заботиться о нем.
Рустама я все эти дни практически не вижу. После смерти Артура возникло много вопросов с акциями и компанией. И их надо было решать срочно. И решать Рустаму.
Вернувшись от Марии Эдуардовны, я сижу на полу возле камина. Не плачу, потому что уже наплакалась. Но все еще думаю о несправедливости. Почему они думают, что ребенку будет лучше в казенном доме, чем со мной?
Слышу звук открывающейся двери. Рустам. Но я не бегу ему навстречу. Настроение не то.
Он сам подходит ко мне. Садится рядом и обнимает за плечи.
— Что такое, Настя? — чувствует мое настроение. — Что случилось?
— Ничего. Просто настроения нет.
Я так и не рассказала ему о своем желании усыновить Данилу. А теперь уже и смысла нет.
— А мне кажется, ты мне не все рассказываешь, — вдруг говорит он. — И меня это беспокоит.
Берет меня сзади за шею и не дает отвернуться. Заставляет смотреть ему прямо в глаза.
— Ну, Настя, — смотрит пристально. — Мне это не нравится.
Сильнее сжимает пальцы.
— Больно, Рус, — говорю я.
— И мне больно, — продолжает смотреть и не выпускает. — Ты не доверяешь мне?
— Дело не в этом, — начинаю оправдываться я.
— А в чем? Ты же сказала, что любишь меня…
— Люблю, Рустам. Ты знаешь это.
— Тогда что? Почему, Настя?
— Я боялась, что ты запретишь. Скажешь, что нет.
— Глупенькая, — прижимает за шею к себе. — Ты должна все-все рассказывать мне. Абсолютно все! Иначе это не работает. Чтобы это было в последний раз. Обещаешь?
— Да, — шепчу.
— Не слышу! Громче! Ты поняла?
— Да, — уже громко говорю я. — Обещаю. Прости. Больше этого не будет.
— Молодец, — довольно улыбается. — Ну, а теперь рассказывай, что у тебя там. Делись успехами.
— А их нет, — грустно отвечаю. — Мне отказали.
— Причина?
— Нет мужа, — отворачиваюсь и прикусываю губу. — Неполноценная семья.
Рустам хмыкает. Сидит и молчит. О чем-то думает.
Потом вдруг отпускает меня, встает и уходит.
Ну, хотя бы я призналась ему. Так гораздо легче.
Опять смотрю на огонь в камине.
Рустам возвращается через несколько минут. Подает мне руку.
— Встань, — просит и я поднимаюсь и стою теперь перед ним.
Он достает что-то из кармана. Берет мою руку и надевает на палец… Кольцо!
Боже, какое оно красивое! Я слепну от сияния камня на нем!
— Подожди, — говорю. — Что это? Зачем?
— Так и придется на тебе жениться, — усмехается Рустам. — Если не ради акций, то ради усыновления.
— Что? — бью его в грудь. — Мне не нужны подачки!
Пытаюсь снять кольцо. Но Рустам сильно сжимает руку с ним.
— Ну, когда ты повзрослеешь? — спрашивает, гладя меня по волосам. — Собралась усыновлять ребенка, а сама недалеко от него ушла.
— Я не выйду за тебя только ради усыновления, — говорю упрямо.
— А по любви выйдешь? — заглядывает мне в глаза. — И ради нашего ребенка? Выйдешь?
Испуганно смотрю на него.
— Чего испугалась? — он легко читает мои эмоции. — Ты бы все равно стала моей женой. Просто я хотел сделать это по-другому и не сейчас. Но раз для тебя это так важно. Как думаешь, откуда кольцо?
И я понимаю, что он прав.
— Ты же наверняка хотела большую свадьбу? Как все девочки? Но, если ради усыновления надо срочно, то не получится. Сильно огорчишься?
Мотаю головой.
— Я ничего такого не хотела.
— И замуж за меня не хотела? — сдвигает брови.
Улыбаюсь. Обнимаю его и шепчу на ухо:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Хотела. Давно хотела.
Он сжимает мои бедра и впечатывает в себя.
— То-то же, — шепчет в ответ. — А то смотри, накажу.
Целует меня в шею.