относился ко всем богам. Он положил у корней несколько медных сиклей и сказал дереву, что если останется доволен пребыванием в Куше, добавит еще несколько — серебряных. А если добудет что-нибудь ценное — то и золотой.
С золотыми сиклями у Креола сейчас не очень — потратил почти все на выкуп для поганого Троя.
Кроме священного дерева кушиты поклонялись змеям. Они ползали тут повсюду, в том числе очень ядовитые, но местные их не боялись. Еще до того, как дети начинали ходить, жрецы делали на их телах небольшие надрезы и в каждое новолуние втирали смесь высушенного яда и сока растений. Детям такое вряд ли нравилось, зато когда они начинали бегать, то могли без страха бегать везде — змеиные укусы становились для них совсем безвредными.
Для Креола они безвредными не были, так что он внимательно глядел под ноги.
Многие обычаи кушитов ясно показывали — вот, се варвары и дикари, Энки презрел их и изблевал, так что мудростью они воистину обделены. Людей, например, они хоронили не как подобает, на плетеной циновке в нише гробницы, а закапывали в землю, да еще и в согнутом положении, засунув голову между ног.
И они не приносили заупокойные жертвы Нергалу, Эрешкигаль и прочим богам Кура, а ломали мертвецу хребет (убить злого червя, в нем живущего) и набрасывали кожаный плащ (не позволять дышать трупным ядом). А закопав — заваливали могилу камнями (чтобы не вылез) и никогда больше к ней не возвращались.
Но Шамшуддин по своей недалекости отказывался осудить обычаи кушитов и признать, что его предки по отцу — суть бесхвостые обезьяны. Шамшуддин только улыбался, сидя под пальмой, да прихлебывал эту мерзкую черную жижу — кавах. Креол тоже попробовал из великой учтивости и снисходительности, но тут же все выплюнул.
— Брат, здешний кавах гораздо лучше того, что подают в питейных домах Шумера, — укоризненно сказал Шамшуддин.
— Я никогда не видел этой дряни в питейных домах Шумера, — возразил Креол.
— Потому что не спрашивал. Но ты прав, его подают лишь в некоторых питейных домах, и готовят его там неправильно. Они даже не используют бунаджбену. А здесь… о, брат, ты многое теряешь, отказываясь приобрести привычку к каваху.
— Я хочу видеть негуса, — нетерпеливо сказал Креол. — Когда нас примет негус?
Они с Шамшуддином уже пятый час сидели под этой пальмой. Им обещали аудиенцию у негуса Напаты, потому что Шамшуддин надеялся узнать что-нибудь о своем отце, а Креол — о Белом Кубке. Он не знал, что кушиты захотят взамен, но поскольку это варвары, они точно не знают цену сему сокровищу, так что вряд ли это станет проблемой. Креол просто вылечит старого негуса от подагры, или наколдует для него дождь, или изгонит злокозненного демона… наверняка есть что-нибудь, в чем ему может помочь маг.
Негус все не принимал и не принимал. Не из высокомерия или гнусности нрава — он просто спал, и его не смели разбудить. Кушиты, в отличие от та-кеметцев, не отличались хитростью и коварством, зато отличались легкостью нрава и почти детской непосредственностью.
Если кушит что-то пообещал, это еще ничего не значит. Он запросто может забыть, передумать, уснуть или уйти в пустыню охотиться на антилопу, а когда ты снова с ним встретишься, кушит даже не поймет, чем ты недоволен. Ну пообещал, ну и что. Он же правда хотел тебе помочь, но вот — ему захотелось спать или просто расхотелось тебе помогать. Так боги пожелали, брат.
Креола это бесило. Но он не уходил, он упорно продолжал ждать, потому что если отойти хоть на минутку, негус может просто выглянуть из своего дворца, как сова из дупла, увидеть, что никого нет, и сказать: вот, я ждал-ждал, и не дождался. Какие неучтивые гости, не хочу их больше видеть. Возвращайтесь через три дня, и подарков приносите побольше.
Именно так три дня назад и случилось, и Креол тогда едва сдержался, чтобы не запустить во дворец негуса Огненным Шаром. Благо дворцом эта постройка только называется, а сделана из того же самого пальмового дерева и просто больше остальных хижин.
Но сегодня Креол собирался негуса дожать. Если понадобится, он просидит тут до утра, но с этим царьком встретится.
Сколько снисхождения Креол к нему проявляет, если вдуматься. Негус Напаты — это ведь не император Шумера. Это даже не Верховный маг Гор-Тутмос. Он властвует отнюдь не над всем Кушем, который хотя и дикий, да зато обширный. В Куше вообще нет единовластия, тут не одна страна, а несколько сотен больших и малых племен.
Напата — просто одно из них, причем даже не самое крупное, причем даже не единственная Напата, потому что это слово на кушитском означает попросту «город», и так они называют все свои значительные поселения, чем жутко путают путешественников. Креол-то поначалу думал, что это их столица, а оказалось, что у них вообще столицы нет.
Солнце уже почти зашло, когда негус наконец проснулся и велел звать гостей пред свои очи. Две бритые наголо женщины помогли подняться сначала Шамшуддину, а потом Креолу, и повели их за руки, в чем не было никакого смысла, но по кушитским понятиям означало уважение.
Дворец негуса состоял всего из трех помещений. Сразу за входом (двери не было) простирался большой четырехугольный зал с резными колоннами, за ним — узкая глухая галерея, а за ней — круглый тронный зал с небольшими окнами по периметру. Вдоль стен стояли грубо высеченные из камня статуи воинов, а в самом дальнем конце — две большие женские. Во весь потолок раскинулось изображение стоглавого дракона, а под ним — трон из слоновой кости.
На нем и сидел негус.
Сидела. Негусом оказалась женщина. Царица Напаты.
Она была высокой. Очень высокой. Бритой наголо, как и ее служанки, но с огромными золотыми кольцами в ушах. Они так оттягивали мочки, что те со временем вытянулись.
Но если не считать роста, отсутствия волос и изуродованных ушей, она чем-то напомнила Креолу Тхари, и он почувствовал смутную тоску.
— Как приятно встречать таких сильных знахарей, — заговорила царица на цокающем кушитском языке. — Я видела, как вы спускались с неба, да. Очень мало какой знахарь так умеет, да. Значит, вы из мудрецов, которые знаются с духами, да. Что я могу для вас сделать хорошего, а?
Шамшуддин улыбнулся. Почтительно сложив руки перед грудью, он поклонился и заговорил о том, что вот, из этой деревни был родом его