Читать интересную книгу Школа негодяев - Ян Валетов

Пирс, к которому была пришвартована «Тень Земли», был связан с берегом бетонным молом, вдоль которого тоже были обустроены места для швартовки, рассчитанные на суда с небольшой осадкой. В первые же минуты по прибытии Конго завел грузовики на пирс и поставил охрану у въезда на мол, отсекая от груза, как местные власти, так и любопытных аборигенов. Если бы не предусмотрительность Гю, направившего оружие для группы в порт заранее, то ситуация была бы еще более сложной.

Плыли долго, но, как, оказалось, доплыть – это еще не все дело. Когда они вышли на поверхность у самого борта сухогруза и смогли перевести дыхание, лестницы в условном месте не оказалось. Пирс был совсем рядом, его от пловцов отгораживал корпус судна, но вскарабкаться на мол было практически невозможно – ярко горели мощные прожектора, превращая бетонную площадку в залитое беспощадным светом подобие футбольного поля. На нем, практически не отбрасывая тени, стояли запыленные, грязные грузовики Рашидовского каравана, черные джипы и пикапы охраны. Конго лично следил за тем, чтобы народ не дремал, прохаживался туда-сюда и раздавая сигареты вперемешку с оплеухами. Ревели моторами дизельные автопогрузчики, лязгал мостовой кран, слышны были гортанные крики рабочих, цеплявших контейнеры за проушины.

– Ты же говорил, что ночью они грузиться не будут, – сказал Сергеев французу.

Тот только пожал плечами и поплыл вдоль борта «Тени Земли», разыскивая лестницу. Но лестницы не было. Отсутствие веревочного трапа Гюстава вовсе не обеспокоило, (мне бы такую уверенность, подумал Сергеев!), он поддул жилет, сдвинул маску на лоб и жестом предложил остальным членам группы последовать его примеру. Исмаил тоже вел себя спокойно, ведь до рассвета оставалось еще три часа, а пока можно и поболтаться в воде поплавком, мирно покачиваясь среди разнообразного мусора, прибитого легкой волной к пахнущему мокрым железом борту «Тени Земли».

Несколько раз Сергеев осторожно, без всплесков, подплывал к носу сухогруза и оттуда наблюдал за происходящим на пирсе, однажды компанию ему составил Хасан, уже пришедший в себя после подводного плавания в кромешной тьме. На втором часу ожидания совсем близко, обдавая борт судна мертвенно-синеватым лучом носового прожектора, прошел сторожевой катер охраны, и им пришлось второпях погружаться, но сторожевик, тарахтя старым дизелем, прошел мимо, и снова на воду упала чернильная густая тьма, в которой надо было терпеливо ждать…

Несмотря на заверения Гю и Исмаила, авторитета и денег Рашида хватило на то, чтобы начать погрузку ночью, и если бы не обычная леность и нерасторопность местного персонала, судно могло выйти в море еще до рассвета. Но на удачу пловцам, болтающимся уже который час в грязноватой воде у борта, контейнеры с электроникой перегружали с большой осторожностью и на это ушло много времени. В числе других, на борт попали и те самые, два, из-за которых и заварилась вся каша. Определить, в каких именно боксах содержится радиоактивное сырье, можно было за полминуты с помощью портативного счетчика Гейгера, но для этого надо было, во-первых, подняться на борт, во-вторых, иметь этот самый счетчик. Стрела крана несла вверх огромные сорокафутовые ящики, а Сергеев провожал их глазами, сидя по брови в воде у форштевня и пускал от бессилья пузыри. Если была допущена ошибка, то в любой момент, не дожидаясь пока их абордажная команда окажется на борту, сухогруз отдаст концы и тронется в путь через море. Времени на принятие нового решения становилось все меньше, а Гюстав с Исмаилом по-прежнему ждали, как ни в чем не бывало.

Когда на пирсе принялись готовить специальные платформы для погрузки автомобилей, Умка начал замерзать и нервничать. Вода вытягивала из него тепло, ласты сдавливали налившиеся ступни, а приплывшая из темноты раздувшаяся, как резиновая игрушка, мертвая собака, стала последней каплей переполнившей чашу терпения. Пора было выдвигаться на разведку и искать место, где можно подняться на пирс, тем более, что на востоке уже посветлело, пусть едва заметно, но посветлело. Рассвет мог в любой момент вынырнуть из-за горизонта: в этих широтах и ночь, и утро приходят внезапно, словно кто-то наверху поворачивает выключатель, а с рассветом для них, так или иначе, начнутся неприятности. Воздуха в баллонах на обратный путь, конечно, хватит, а если вдруг не хватит? Играть Ихтиандра в акватории порта без наличия жабр Сергееву не улыбалось. Поэтому, когда неподалеку от них воды коснулась веревочная лестница, Умка испытал изрядное облегчение. Как, впрочем, и все остальные.

Подъем всей группы занял почти полчаса. Акваланги пришлось затопить, план отхода не предусматривал их использование. Михаил зашел на борт предпоследним, замыкал отряд Исмаил. Сергеев даже позавидовал тому, как пожилой негр, жилистый настолько, что казался сплетенным из канатов, легко и непринужденно взлетел по штормтрапу наверх. Базилевич, которому подъем даже без груза дался нелегко, сидел в тени контейнера, сверкая испуганными глазами. Предусмотрительный Хасан уже распаковал сверток с оружием и держал в руках М-16. Рядом с Гю стоял невысокий темнокожий с наголо обритой головой – как понял Умка, он и был встречающей стороной. Встречающая сторона что-то говорила Гюставу на ухо, торопливо, шепотом – похоже, что оправдывалась. Лицо у Гюстава было, мягко говоря, недружелюбное.

Поднявшись, Исмаил сразу же вмешался в разговор, и уже через минуту лысый потрусил куда-то прочь, а они остались в своем темном закутке между контейнерами.

– Что так долго? – спросил Михаил у подошедшего Гюстава.

– Боялся он… – сообщил француз с легким раздражением. – Деньги брать он не боялся, а на борт нас запустить – страшно.

– Но запустил же? – спокойно возразил Исмаил. – Даже деньги не сделают героем того, кто трус от природы. И он прав, пока грузили контейнеры, было опасно. А вдруг кто заметит? Не злись, Гю! Что он еще сказал?

Они говорили даже не вполголоса, а совсем тихо, склонив к друг другу головы, как заговорщики, хотя на пирсе уже шумели, готовясь к погрузке джипов, и то и дело лязгало какое-то железо – очевидно, вездеходы крепили к платформам за подвеску.

– Сейчас он проводит нас к контейнеру. Там будем ждать выхода в море. Когда окажемся в нейтральных водах – дадим сигнал твоим ребятам. Они готовы?

– Готовы, – подтвердил Исмаил. – Ходу тут всего ничего – пара часов, если наперерез. А они сегодня утром уже будут болтаться в море. Успеют. А что будет делать этот парень?

– Сбежит, – усмехнулся француз. – Часть денег он уже получил, вторую, которая ждет его на берегу, очень хочет получить, а для этого надо остаться живым. Это только у меня плохо с инстинктом самосохранения. У всех остальных с ним хорошо.

Сергеев мысленно спросил себя по поводу собственного инстинкта самосохранения и ответом остался недоволен. Скорее всего, инстинкт или давно скончался от пренебрежительного к себе отношения, либо видоизменился до неузнаваемости. Иначе было бы трудно объяснить, что именно делает пенсионер на борту судна в отдаленном африканском порту? И почему намерения у этого пенсионера далеко не самые мирные?

Рассвет застал их в контейнере.

Умка с ужасом думал о том, что будет, когда солнце поднимется повыше. Железная коробка могла стать настоящей душегубкой. И есть было нечего, с собой ничего не брали, кроме питьевой воды в бутылках. Живот слегка подводило, но в свете предстоящего боя это было совсем неплохо. На Базилевича было жалко смотреть. Антон Тарасович обладал богатым воображением и, чем ближе был час схватки, тем подробнее он представлял свой хладный труп, лежащий на палубе в луже быстро подсыхающей крови. Представленное зрелище было ужасным, Базилевич явно испытывал приступы клаустрофобии и непреодолимое желание выскочить из сумрака сорокафутовика, в котором для всех них отведено всего несколько метров свободного пространства, и с криками рвануть по палубе к трапу и спасительному берегу. Останавливало его то, что сидел он не рядом с дверью и еще – присутствие где-то на корабле Конго и Рашида, которых он боялся больше смерти. И, в общем-то, правильно боялся.

Последний джип загрузили на борт, когда красный диск солнца только выполз из-за горизонта, а когда край его стал ослепительно белым, матросы уже бегали вдоль борта, отдавая концы. Температура в контейнере мгновенно повысилась, и Сергеев поблагодарил провидение за то, что у них была возможность снять неопреновые костюмы и надеть обычную одежду – рубаха на нем стала мокрой за несколько секунд. Все принялись обильно потеть, заполняя загустевший воздух запахом выделений, и даже железный, привычный ко всему Исмаил покрылся испариной и задышал тяжелее. Корпус сухогруза начал вибрировать, заработали дизеля, проворачивая валы, винты взбили воду, и корабль отвалил от пирса. Сергеев приник к неплотно прикрытым воротам.