Читать интересную книгу Золотой венец Трои. Сокровище князей Радзивиллов (сборник) - Ольга Тарасевич

– Да ты что! – ахнула Машка, неожиданно бледнея под слоем сочного свежего загара. – Я такого жуть как боюсь!

Линда, придавая голосу трагизм, продолжила:

– Призрак Черной дамы… Одетая во все черное женщина покружилась над алтарем, а потом спустилась прямо в центр, в проход между рядами скамеек. И спокойненько пошла себе к выходу. Открыла дверь… Тетка Стефания даже слышала, как стучат каблуки.

– Каблуки?! У призрака? Мама-а‑а! – подруга вздрогнула.

Линда кивнула. Если тетка Стефания говорит: каблуки, значит, так оно и есть на самом деле. Это другие соврут – и недорого возьмут. А тетушка всегда говорит правду, никогда ничего не сочиняет.

– Магда, слушай мой план. – Линда встала с тахты и заходила по своей комнате, со стен которой пронзительно смотрели плакатные готичные музыканты. – Мы с тобой сейчас идем в Фарный костел. Внедряемся в группы туристов и незаметно с ними спускаемся в подземелье. Если ты помнишь, там две комнаты. Одна закрыта решетками, в ней гробы взрослых Радзивиллов. А справа от лестницы еще есть комната с маленькими детскими гробиками; туда войти можно совершенно спокойно. Вот мы туда пробираемся и прячемся за гробами. А ночью, когда все разойдутся и костел будет закрыт, начнется самое интересное.

– Чт-то начнет-т‑ся?

– Магда, никогда бы не подумала, что ты за-икаешься! Как что начнется? Конечно, мы будем караулить призрак! Если Черная дама по костелу даже днем шастает, то уж ночью она обязательно должна явиться. Сто пудов! Это будет так готично! Мы с ней поговорим… Представляешь, мои девчонки в Минске умрут от зависти. Магда?! Магда, ты куда?

Линда попыталась броситься вслед за улепетывающей подругой, но та оказалась ловчее. Мигом выскочила за дверь, потом, распугав бродящих по подворью кур, ускользнула за калитку.

– Магда, а подводка для глаз? – огорченно прошептала Линда, но в ту же секунду задрала подбородок и распрямила плечи.

Подумаешь, подруга сбежала.

Ну и кому от этого хуже?

Только Магде, разумеется.

– Я сама все сделаю. Призрак будет только мой! – воскликнула Линда и, повеселев, пошла в свою комнату, к огромному зеркалу.

Для встречи с призраком, разумеется, надо выглядеть самым готичным образом…

Но, увы, ничего из планов Линды не вышло.

Нет, в костел-то она пробралась, затаилась в усыпальнице Радзивиллов, дождалась темноты. Под высокими костельными сводами очень быстро стало холодно. И – чего уж там скрывать – жутко. Но, конечно, все равно хотелось увидеть этот самый призрак – раз уж было столько приготовлений, да и перед подругами опять-таки похвастать бы не помешало.

Утомленная ожиданием, Линда присела на жесткую скамью… и проснулась от гневного голоса тети Стефании:

– Как тебе не стыдно! Что ты здесь делаешь?! Да креста на тебе нет!

Строго говоря, креста на Линде действительно не было. Так как всем известно: готы никаких крестов носить не должны, но у всякого настоящего гота непременно на шее болтается специальное украшение, анк. Только объяснять все это тетке не было никакой возможности – явно рассчитывая наподдать племяннице, она замахнулась веником.

Пришлось спешно делать ноги.

– Нехристь! – орала на весь Несвиж тетя Стефания и, довольно прытко поспевая следом, больно лупила веником по попе. – Нехристь ты чумазая, куда только твои родители смотрят!..

Глава 4

Бела Подляска, 1807 год

– Прекрасное платье! Ты в нем такая красивая! Словно сказочная принцесса…

– Да, мамочка! Я очень довольна платьем! Приказчик в магазине не соврал: в точности по последней парижской моде фасон. Смотри, какой рукав – у кисти узко, а к плечу фонариком. Корсаж резной и плотный, а юбка шелковая, как льющаяся! Глянь, я иду, а юбка переливается, словно ручей течет. Придумают же такой фасон и материю!

Тэфа вертится перед зеркалом, то старательно изображает радость при виде роскошного свадебного наряда, то с преувеличенным интересом обсуждает предстоящее венчание и свадебный пир. Хотя больше всего сейчас хочется лишь одного: закрыться в своей комнате, упасть на постельку, накрытую вышитым гладью покрывалом, и горько плакать, и не готовиться ни к какой свадьбе…

За окнами усадьбы – Тэфа украдкой бросила взгляд через расчерченные тонкими серебристыми узорами стекла – снежная зима, скрипучий мороз, кровавое, выстывшее закатное небо, и озеро сжато ледяными оковами. А снега, снега повсюду, высоченные – иной день утром, коли слуги не почистят, и дверь наружу отворить не выходит. Такие же сугробы намело теперь и в душе, которая ждала любви, тянулась, как нежный цветок, к чему-то неизведанному, прекрасному, загадочному. Ох, бедная глупая душа, она не понимала ни счастья своего, ни покоя, все маялась, кого же ей полюбить: шляхтича Станислава или шляхтича Яна, оба и ростом высоки, и лицом пригожи. Правда, Станислав больше на охоте отличается, зато Ян стихов много знает и музицирует – заслушаешься. Оба готовы были посвататься, только намека ждали, что такое действие от них будет желанно и весьма приятно. Но не выбрать было между этими двумя красавцами: один день хотелось, чтобы рядом всегда находился сильный Станислав, а назавтра уже думалось, что Станислав силен да груб, зато Ян нежен и добр, а третьего дня опять вдруг казалось: добр Ян, да не силен… И вот в разгар этих терзаний, хоть и мучительных, но вместе с тем и приятных, отец заявил:

– Тэофилия, я принял решение связать твою судьбу с судьбой пана Юзефа Старженского. Завтра же будет объявлено о помолвке и свадьбе вашей!

– Ты хочешь выдать дочь за Старженского? Он же старше тебя, ему без малого шестьдесят лет! – воскликнула матушка и молитвенно сложила ладони: – Пожалуйста, не делай этого, не надо! Пощади нашу девочку! Такой брак убьет ее!

Пока матушка умоляла отца переменить свое решение, Тэфа попыталась совладать с эмоциями и осмыслить ужаснейшую новость. Слезами, как известно, горю не поможешь. А вот если подумать – может, и найдется какой способ перехитрить своенравного батюшку.

Хотя как его перехитрить? С самых детских лет ведь усвоено: отца не переспорить, и своих решений он никогда не меняет. Даже глупых решений! Сколько матушка ему говорила, что надо канаву, самую простую отводную канаву вокруг усадьбы вырыть. Дом стоит в низине, весной как начнется тепло, так вода усадьбу и подтапливает. А батюшка какую-то хитрую ямку распорядился сделать, с огромной бочкой внутри; говорил, что оттуда потом талую воду будет крестьянам удобно для своих огородов набирать. Да только уже сколько лет все не идет вода в ту ямку, а льется ручьями прямехонько на усадьбу, но батюшка и в ус не дует. Генерал, что с такого возьмешь! Привык командовать своими офицерами да солдатами. И считает, что дома можно вести себя аналогичным образом, матушку в грош не ставит, с мнением дочери никогда не считается. Поэтому ясно: хоть гром, хоть молнии, хоть все кары небесные обрушатся разом, а свадьбе быть, отец костьми ляжет, но от намерения выдать дочь за старика не отступится. Логики во всем этом нет, конечно же, никакой. Старженский богат, но ведь и другие женихи не беднее, и знатного рода, и с поместьями. Только батюшка – тот еще самодур. Коли душенька его чего-то возжелает – все, хоть трава не расти…

Во‑вторых, будущий супруг, разумеется, ужасен. Матушка права: пан Юзеф стар. Но он еще к тому же и лыс, и толст, ну точно жирный неповоротливый боров. По его красному лицу (любит пропустить стаканчик-другой вина) рассыпаны мелкие темные бородавки. А еще он неопрятен, как придет отобедать, так весь костюм перепачкает. И от него всегда разит конюшней, ужас, ужас!

В‑третьих… Да, да, в‑третьих! Именно так, хотя ксендз на исповеди такие рассуждения никогда не одобрил бы и объявил бы их греховными… Пусть счастья никакого в этом браке не будет, это уже сейчас совершенно ясно понимается. Но сколько там доведется потерпеть, пока Господь не призовет к себе постылого старого муженька? Поди, не больше пары лет. Пан Юзеф после каждого обеда таким красным становится – кажется, вот-вот хватит его удар и толстяк скончается. Так что супружество окажется невыносимым – но недолгим. Недолгим! И ничего нет плохого в таких мыслях, ничего стыдного! Пусть это батюшке будет стыдно, что за старика дочь выдает, а ей хоть в петлю! Впрочем, немного времени продлятся муки – и то хорошо, и то радость…

Слегка утешившись последним соображением, Тэфа бросилась успокаивать матушку. Та рыдала так горько, что, казалось, ее сердце не выдержит, разорвется. А потом сделалось маменькино лицо совершенно бледным, а дыхание таким слабым, что пришлось даже посылать за доктором. Тот дал маме капель и сказал:

– Никак нельзя ясновельможной пани волноваться-с. Иначе – летальный исход.