– Ты не можешь… – по привычке поправила она.
– Ты не можешь. – Он смотрел на нее не по возрасту мудрым взглядом. – Ты не можешь быть здесь счастливой, правда? – Это был даже не вопрос.
Оливия заставила себя слабо улыбнуться.
– Ты пока не понимаешь, Сойер. Все так сложно.
– Ремингтон хочет, чтобы ты вернулась домой.
Она напряженно замерла и отвернулась. «Домой»… Либби хотела было что-то сказать, но слова замерли у нее на губах, грудь пронзила острая боль.
– Я тоже хочу, чтобы ты вернулась домой.
Либби отошла к окну и посмотрела на экипаж, поджидающий ее на повороте, посмотрела на Спенсера Ламберта, мужчину, за которого отец намеревается выдать ее замуж. И она выйдет за него, потому что у нее больше нет сил сопротивляться отцу. Последний раз, когда она это сделала…
Как больно! Как невероятно больно! Она не может больше выносить эту боль!
– Я не могу вернуться с тобой домой, Сойер.
– Ты ошибаешься, Либби, – раздался у нее за спиной знакомый глубокий голос. – Ты могла бы поехать с ним. Твой отец не сможет тебя остановить.
Либби закрыла глаза. Она не позволит себе чувствовать. Не позволит думать. Не позволит ему прикоснуться к себе, сделать ей больно.
Ей не нужно поворачиваться, чтобы понять, что Ремингтон подошел ближе. Она чувствовала, как он двигается по комнате.
– Я рад, что ты пришла сегодня, Либби.
Горло жгли горячие слезы.
– Это было подстроено, да? Сойер специально появился перед моим окном? Это была уловка, чтобы заманить меня сюда? – Она медленно повернулась, держась прямо и напряженно.
На месте Сойера стоял Ремингтон. Его синие глаза были темнее грозовой тучи и смотрели очень решительно.
– Я должен тебе все объяснить, Либби. А ты должна мне дать такую возможность.
– Я ничего вам не должна, мистер Уокер.
– Я не сообщал твоему отцу, что нашел тебя. Я отправил ему телеграмму, в которой посоветовал прекратить поиски, информировал, что не справился с заданием. Я не хотел брать его деньги. После того, как полюбил тебя.
Внезапно она разозлилась, и ей очень захотелось сделать ему больно. Она не желала ни о чем думать, ни о чем вспоминать. Она не хотела больше испытывать грусть, ярость, смущение, одиночество. Единственное, чего она хотела, – Не чувствовать ничего, ни о чем не беспокоиться. А он и Сойер снова заставляли ее чувствовать, и она ненавидела Ремингтона за это.
– Вы, мистер Уокер, – тихо проговорила девушка, – законченный лжец.
– Я никогда не лгал, говоря, что люблю тебя.
– Вы никогда до прошлой недели и не говорили, что любите меня. Я просто думала, что это так.
– Я хотел сначала все привести в порядок.
– А как вы собирались это сделать? – Не дожидаясь ответа, она обошла его и устремилась к дверям.
– Я не собираюсь сдаваться, – крикнул ей вслед Ремингтон. – То, что есть между нами, нельзя просто так потерять.
Она остановилась и оглянулась.
– Между нами нет ровным счетом ни-че-го.
– Попроси отца показать тебе мою телеграмму.
Он солгал ей, не сказал, кто он и зачем приехал в «Блю Спрингс». Он врал про дом в Виргинии. Он обманывал, даже когда говорил, что хочет на ней жениться, искусно оттягивая свадьбу до момента, когда смог приехать ее отец и предотвратить ее. Ну зачем он так настойчиво продолжал громоздить ложь за ложью? Почему он никак не желал успокоиться? Он получил свои деньги. Чего же еще он хочет?
Ярость, вырвавшись наружу, оставила в душе опустошение и такое чувство усталости, что Либби сомневалась, сможет ли добраться до фаэтона. Плечи ее безвольно опустились, сумочка в руках, казалось, весила тонну и оттягивала руки.
– Если бы вы действительно любили меня, – тихо сказала она, – вы оставили бы меня в покое. – Она снова повернулась. – Скажите Сойеру, что мне очень жаль. Постарайтесь, чтобы он понял.
Нортроп был мрачнее тучи, когда вышел вечером из своего экипажа и широкими шагами направился к дверям особняка «Роузгейт», Распахнув перед собой дверь, он взревел:
– Оливия!
В дверях гостиной появилась Анна, бледная и обеспокоенная.
– Нортроп, в чем дело?
– Где моя дочь?
– Кажется, у себя в комнате. Но, ради Бога, что случилось…
– Оливия! – Он смотрел наверх, куда вела деревянная лестница. – Спускайтесь сюда! – Повернувшись к жене, он продолжал: – Пришлите ее в мой кабинет. Я жду ее там.
– Но, Нортроп…
Не обращая внимания на слова жены, Вандерхоф размашисто и зло направился по коридору в свой личный кабинет.
Он этого не позволит! Он не позволит ей снова бросить ему вызов. Если ради этого придется запереть ее в доме, он так и сделает. Если необходимо, он готов превратить ее в узницу.
Оливия появилась в дверях как раз в тот момент, когда он уселся в стоящее за столом кресло.
– Вы хотели меня видеть, отец?
– Входите и садитесь.
Сидя в кресле, Нортроп наклонился вперед.
– Это правда?
– Что именно, отец?
– Этот детектив вернулся в Манхэттен? Вы видели Уокера?
В ее глазах не отразилось почти ничего.
– Да.
Нортроп с шумом шлепнул ладонями по столу и приподнялся в кресле.
– Клянусь Богом, Оливия, я этого не потерплю! И не позволю поставить под угрозу ваше замужество из-за общения с этим человеком! Вы что, желаете, чтобы весь свет узнал, как я вас отыскал? Не думайте, что я не догадываюсь, чем вы там с ним занимались. Вы будете держаться от него подальше. Понятно?
– Вам нет необходимости кричать, отец. – Она стояла, глядя на него прямо, холодно и отстраненно. – У меня нет никакого интереса к общению с мистером Уокером. – Не дожидаясь его разрешения удалиться, Оливия повернулась и направилась к дверям. Прямо перед ними девушка задержалась и оглянулась на Нортропа. – Лорд Ламберт уже просил у вас моей руки?
Вопрос удивил его.
– Нет пока, но, думаю, скоро попросит.
– Понятно. Наша помолвка должна продолжаться долго?
– Полагаю, нет.
– Хорошо, – сказала она, исчезая за дверью.
Нахмурившись, Нортроп смотрел вслед дочери. Разговор получился совершенно не таким, как он ожидал. Когда он сегодня услышал, что Ремингтон Уокер вернулся в город и беседовал с Оливией на вечере у Харрисонов, Нортроп решил, что надвигается беда.
Вандерхоф опустился в кресло и закрыл руками лицо. Он всегда был сообразителен. И поэтому, как только увидел дочь у дверей ее проклятого ранчо, тут же понял, что она уже не была той невинной девушкой, какой сбежала из дома семь лет назад. Хорошо, решил он, если ему не придется возиться с незаконнорожденным ребенком. Сейчас она, казалось, была искренна, говоря, что Уокер ее не интересует, но Нортроп не был уверен, что это надолго. И сейчас этот человек находился в Нью-Йорке, и, похоже, вращался в тех же кругах, что и Вандерхофы!