Читать интересную книгу Анжелика. Война в кружевах - Анн Голон

Анжелика с жаром заверила приятельницу, что искренне рада этой перемене.

Проходившая мимо мадам де Монтеспан положила тонкую руку на белое плечо своей протеже.

— Ну что… ты довольна?

— Ах! Дорогая Атенаис, вся моя жизнь станет доказательством признательности, которую я к вам испытываю!

Мадам де Монтеспан, в голубом, под цвет глаз, платье, казалась необыкновенно веселой и постоянно смеялась безо всякого повода. Внимательный взгляд распознал бы за этой жизнерадостностью некоторую нервозность. Быть может, она нервничала из-за того, что ее не пригласили за королевский стол? Или ревновала любовника к бедняжке Лавальер?

Мадемуазель де Скюдери погрозила ей пальцем:

— Ходят слухи, что именно вы — та очаровательная муза, которая внушила Его Величеству идею порадовать нас всем этим великолепием. Праздник дан в вашу честь. Никто в этом не сомневается.

— Глупости! — воскликнула Атенаис, взрываясь беззаботным смехом. — Не стоит искать так далеко. Оглянитесь по сторонам. Мадам дю Плесси-Бельер куда больше подходит на роль музы.

— В самом деле?

— Как вы позволили сбить себя с пути истинного? Ах! Королевский двор не слишком силен в отгадывании галантных загадок!

И она удалилась, по-прежнему смеясь.

Столы постепенно пустели. Король, а за ним и свита, поднялись и направились к длинной аллее, а к остаткам пиршества со всех сторон устремилась толпа, чтобы растащить оставленные на столах вазы с фруктами и корзины с пирожными.

Издалека казалось, что аллея перегорожена светящейся изгородью, но при приближении кортежа в ней открылся проход. Впереди снова послышалась нежная музыка каскадов и фонтанов, и снова одни причудливые украшения сменяли друг друга: фонари, серебряные тритоны, гроты из ракушечника манили в волшебный Лабиринт.

Следуя зеленым коридором, увитым цветами, гости шествовали то между рядами смеющихся сатиров, то огибали бассейны, в которых резвились золотые дельфины, то внезапно застывали перед сияющей радугой, созданной с помощью хитроумной системы освещения.

Феерическая прогулка закончилась в зале, украшенном порфиром и мрамором и возведенном специально для бала. С лазурного потолка, декорированного золотыми солнцами, свисали серебряные люстры. С карнизов, покачиваясь, ниспадали цветочные гирлянды, а между пилястрами, поддерживавшими свод, были подготовлены помосты и два грота для музыкантов. В них можно было заметить Орфея и Ариона, сжимавшего лиру.

Король открыл бал с Мадам и принцессами. За ними к центру зала выдвинулись дамы и сеньоры, поражая роскошью туалетов, расшитых сложнейшими узорами. Старинные танцы задавали быстрый и легкомысленный ритм фарандол, а новые удивляли торжественной медлительностью. Они оказались гораздо сложнее: четкая постановка ног, заученные жесты. Движения величественные, точные, тщательно выверенные, почти неживые, как у часового механизма, — танец, похожий на движение живых автоматов в каком-то механическом хороводе. Однако, на первый взгляд спокойная, хореография постепенно, следуя музыке, наполнялась скрытым напряжением. В неспешных фигурах танца крылось затаенное желание, мимолетное прикосновение рук возбуждало, жгучие взгляды, которыми обменивались танцующие во время плавных поворотов, будоражили воображение, а затем вновь следовали расслабленные жесты, отдаление, таящее в себе согласие или отказ.

Разгоряченный королевский двор подчинился этим, на поверхностный взгляд, целомудренным ритмам. Под ложной маской приличия все чувствовали близость Амура, который был не только порождением огня, но и сыном ночи и тишины.

Анжелика танцевала очень хорошо. Она получала огромное удовольствие, вливаясь в сложный рисунок балета. Порой чья-то рука со значением удерживала ее пальцы, но она была рассеянна и не обращала на это внимания. Но внезапно Анжелика узнала царственные руки, которые во время рондо легли на ее ладони. Долю секунды маркиза смотрела королю в глаза, а затем поспешно опустила взгляд.

— Все еще сердитесь? — негромко произнес монарх.

Анжелика изобразила удивление.

— Сержусь? Во время столь необыкновенного праздника! Что имеет в виду Его Величество?

— Надеюсь, такой необыкновенный праздник смягчит обиду, которую вы таите в своем сердце уже многие месяцы?

— Сир, вы меня поражаете. Если Ваше Величество полагает, что я обижаюсь уже долгие месяцы, почему вы ни разу не поговорили со мной?

— Я опасался, что вы бросите мне в лицо зеленый горошек.

Танец разделил их. От признания короля сердце Анжелики забилось, как сумасшедшее. Когда Людовик вновь оказался перед нею, молодая женщина увидела его настоятельно вопрошающие карие глаза.

— Слово «опасаться» недостойно уст Вашего Величества!

— Ни одна опасность не кажется мне настолько грозной, как суровость ваших прекрасных уст.

При первой же возможности Анжелика вышла из танца и скрылась в последнем ряду скамей среди пожилых великосветских дам, которые следили за танцами, поигрывая веерами. Именно здесь ее разыскал юный паж и попросил следовать за ним. Она даже не осмелилась спросить, от чьего имени исходит приглашение.

Король ждал ее не в бальном зале, а в тени аллеи, куда почти не доходил свет праздничных огней.

— Вы правы, — начал он шутливо, — в этот вечер ваша красота заставила меня забыть об опасности. Пришло время помириться.

— А удачно ли выбрано время, сир? Сегодня вечером все жаждут общества Вашего Величества и сейчас, наверное, уже ищут вас и удивляются вашему отсутствию.

— Нет. Все танцуют. И думают, что я нахожусь в другой части зала. Сейчас самый подходящий момент, чтобы переговорить, не привлекая лишнего внимания.

Анжелика почувствовала, что все внутри нее оборвалось. Маневр был ясен, как день. Мадам де Монтеспан и король снова договорились втянуть ее в игру, от которой она и так достаточно пострадала.

— Как вы строптивы! — Людовик нежно взял маркизу за руку. — Неужели мне даже не дозволено выразить вам свою признательность?

— Признательность? За что?

— Месье Кольбер неоднократно сообщал мне, что вы отлично справляетесь с той миссией, которую он вам доверил. Вы смогли создать особую атмосферу при дворе, сумели внушить многим особам доверие к недостаточно популярным проектам, сумели объяснить, просветить умы, действуя с безупречным тактом и не вызывая подозрений. Мы не сомневаемся, что именно вам обязаны некоторым финансовым успехам королевства.

— А! Так речь только об этом? — спросила Анжелика, освобождая свою руку. — Вашему Величеству нет нужды высказывать свою признательность. У меня свои интересы в этом деле… и этого мне достаточно.

Король вздрогнул. Тень, куда он завел Анжелику, была настолько глубокой, что она не могла различить черты лица своего собеседника. Между ними повисло тяжелое, долгое молчание.

— Решительно, вы на меня сердитесь! Прошу, я должен знать причину.

— Ваше Величество не догадывается? Удивительно, при вашей-то проницательности!

— Моя проницательность часто пасует перед изменчивым настроением дам. Я ни в чем не уверен. Да и кто из мужчин, — продолжил король, — может похвастаться тем, что досконально изучил женщин?

Галантный тон Людовика скрывал растерянность. Его раздражение усиливалось.

— Давайте вернемся к вашим гостям, сир, прошу вас…

— Мы никуда не торопимся. Я решил добиться ясности.

— А я решила, что больше не буду служить ширмой для вас и для мадам де Монтеспан, — взорвалась Анжелика. — За это месье Кольбер мне не платит. Моя репутация мне не безразлична, и я не позволю никому ее порочить, даже королю. Мадам де Монтеспан хотела использовать меня, как марионетку, чтобы развеять подозрения своего несносного мужа. Действительно, умный план.

— Ах!.. Так вот в чем дело!

— Неужели Ваше Величество не знали этого?

— Вы считаете меня обманщиком или лицемером?

— Что лучше — солгать королю или вызвать его немилость?

— Так вот, стало быть, какого вы мнения о своем короле?

— Мой король не должен был вести себя подобным образом по отношению к своей подданной. За кого вы меня принимаете? Разве я ваша игрушка? Я вам не принадлежу.

Он резко сжал руки Анжелики в своих руках.

— Вы ошибаетесь. Все дамы принадлежат мне по праву сюзерена.

Дрожа от ярости, они простояли несколько секунд, заносчиво глядя друг на друга сверкающими глазами.

Король первым взял себя в руки.

— Давайте не будем объявлять войну из-за такой чепухи. Вы мне поверите, если я скажу, что пытался убедить мадам де Монтеспан не выбирать своей жертвой вас? «Почему именно она?» — спросил я. «Потому что, — ответила Атенаис, — только мадам дю Плесси-Бельер достойна соперничать со мной. Я не допущу, чтобы все говорили, будто Ваше Величество пренебрег мной ради какой-то никчемной простушки». Вот видите! Это до некоторой степени подтверждает, что она о вас высокого мнения… К тому же мадам де Монтеспан считала вас довольно наивной и полагала, что вы не заметите роли, которая отведена вам в этой сложной игре. А если и заметите, то она решила, что у вас хватит тщеславия, чтобы согласиться. И в обоих случаях она ошиблась. Но несправедливо злиться за всю эту историю на меня. Почему наш маленький заговор до такой степени вас ранил, Безделица? Разве позорно прослыть любовницей короля? Разве вы не обрели бы определенный статус? Разные преимущества?.. Всеобщее поклонение?