«Я столько раз просила прощения у отца, которого так и не разглядела. Прощения за то зло, которое ему сделал его отец, прощения за своего брата, вычеркнувшего его из памяти, прощения за себя, что посмела осуждать его.
Кто склонит голову перед его судьбой? Никто.
Он знаменитым не был».
//__ * * * __//
А потом, 20 октября 1977 года, в гараже своего дома повесилась Мария- Тереза Вальтер, родившая Пикассо дочь Майю. Через тринадцать лет после смерти Пикассо, 15 октября 1986 года, застрелилась последняя жена художника - Жаклин Рок. Лишилась рассудка его бывшая любовница Дора Маар, закончив свой жизненный путь 16 июля 1997 года в психиатрической клинике.
Право же, Великий Пабло, ты никому не принес счастья.
Глава двадцать восьмая. Признания Марины Пикассо
Внучка Пикассо Марина уверена, что ей повезло. В своих воспоминаниях о деде она пишет:
«Я должна была стать одной из жертв этого кораблекрушения, но я выжила. Выжила благодаря жажде жизни, унаследованной от деда. Хотя деда, по сути, у меня никогда не было».
Она так мечтала о том, чтобы ее дед не был гением. Так хотела жить в нормальной семье. Став взрослой женщиной, Марина Пикассо многое поняла о своем великом родственнике и написала:
«Есть ли у творцов право пожирать и ввергать в отчаяние всех своих близких? Должны ли их поиски абсолюта сопровождаться неукротимой жаждой власти? Их творчество, пусть и светоносное, - стоит ли оно такой жертвы в виде человеческих жизней?
Моя семья так никогда и не смогла вырваться из железных тисков гения, жаждущего крови, чтобы подписывать ею свои полотна: крови моего отца, брата, матери, бабушки, моей и крови всех тех, кто, наивно полагая, что любит человека, любил Пикассо».
Марина Пикассо в своей книге подробно рассказывает обо всех ужасах, через которые ее дед заставил пройти всю семью. Может быть, она все преувеличивает? Не похоже...
О своем отце, сыне Пикассо и Ольги Хохловой, она рассказывает так:
«Мой отец родился и умер под гнетом этой тирании, обманутый, отчаявшийся, опустошенный, униженный. Жестоко и неумолимо».
На протяжении всей своей книги Марина Пикассо отмечает взгляд своего отца. Она называет его «пустым» и «безнадежным». Вот ее характеристика:
«Я никогда не видела его смеющимся, да просто счастливым. Если дела в „Калифорнии" шли хорошо, он, бывало, кутил или пребывал в эйфории, но все это было наигранным. Он изображал это, чтобы понравиться Пикассо, вписаться в его желания. Своих желаний у него не было. Он навсегда отринул их, чтобы мало-помалу раствориться в божестве, с которым он не имел права даже сравниться. Как почувствовать себя полноценным человеком рядом с образом отца-чудовища, который ломает и третирует, пренебрегает тобой, презирает, унижает? Как рассчитывать на уважение людей, если твоему отцу - птице высокого полета - достаточно расписаться на бумажной салфетке в ресторане, и счет на сорок персон оплачен? Как создать крепкую семью, если твой отец повсюду хвастается, что запросто покупает дом без оформления у нотариуса, всего за три своих картины, о которых сам он пренебрежительно говорит, что „эти три дерьмовых наброска намалевал за одну ночь"?
Как строить собственную жизнь, если ты сам внутри всего этого? Как сохранить уважение к себе, да и вообще к жизни под гнетом такого количества проклятий?»
А вот ее слова о своем несчастном брате Паблито:
«Игрушка его садизма и его равнодушия, мой брат Паблито покончил с собой в двадцать четыре года, выпив флакон жавеля. Это мне суждено было найти его плавающим в собственной крови, с сожженными гортанью и пищеводом, с разорванным желудком и разбитым сердцем. Это я девяносто дней не отходила от него, держа его за руку, пока он медленно умирал в больнице „Фонтонн" в Антибе. Таким жутким оказался его способ положить конец страданиям, избежать столкновения с рифом, поджидавшим его. Да и меня тоже: ведь мы были Пикассо, мертворожденные, задушенные петлей, скрученной из наших осмеянных надежд».
Конечно же, пишет она и о своей бабушке:
«Моя бабушка Ольга, со всем смирившаяся, оболганная, опустившаяся после стольких пережитых ею предательств, закончила жизнь парализованной старухой, а дед ни разу даже не соизволил навестить ее на ложе отчаяния и скорби. А ведь она бросила ради него все: свою страну, свою карьеру, свои мечты, свою честь».
А вот ее мнение о собственной матери:
«А моя мать - уж она-то носила имя Пикассо, как носят орден, но этот орден стал отличительным знаком высшей степени безумия. Выходя замуж за моего отца, она выходила за Пикассо. В своем ослеплении она не допускала и мысли, что он вовсе не собирался ни принимать ее, ни дарить ей «шикарную» жизнь, которую она заслуживала. Слабенькая, неприметная, лишенная опоры, она только и получила что часть худосочного еженедельного содержания, которое мой дед отстегивал, чтобы держать своего сына и внуков в узде - ив самой позорной бедности».
«Пенсия Пикассо», которую Пауло Пикассо отдавал Эмильенне Лотт, таяла, как шагреневая кожа, и мать Марины и Паблито в свое время не нашла ничего лучше, как подать в суд на самого Пикассо. Логика ее была такова: коль скоро Пауло отказался от наследства Ольги Хохловой, чтобы не вторгаться в творческий мир Пикассо, - нет причин, по которым именно она должна была оплачивать последствия такого великодушия.
О том, чем все это закончилось, Марина Пикассо рассказывает так:
«Убежденная в своей правоте, она разливалась всюду, где ее слушали, везде открыто заявляя, что наконец-то ей удалось взнуздать Минотавра, хозяина „Калифорнии".
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});