И трижды вор вздохнуть не успел, как сотряслась телега от тела возницы грузного да с места двинулась. Хорошо вез Карб, более надобности не тряс, за что и был Чик ему благодарен, хоть и знал, что не о его удобстве пекся Налимыча слуга, а полозья берег. Впрочем, и шкуры теплые не для его согрева были сверху положены, а для того, чтобы не ровен час кто из соседей, бессонницей мучившихся, его случайно не заприметил.
Полчаса ехали, может, час. Незадолго до остановки понял парень, что поездка к концу движется, поскольку съехала телега с большака и по снегу, слегка примятому, поехала. А как кобылка остановилась да Карб овечьи шкуры с него скинул, увидел Чик, что заехали они в небольшую рощицу, как раз ту самую, что между деревней и барской усадьбой находилась.
После темноты кромешной свет костров по глазам резанул, да так сильно, что пленник прослезился и от боли зажмурился. Карб же, времени попусту не тратя и его страданий совсем не замечая, схватил парня за шкирку, приподнял, руки-ноги ему на весу развязал, да и с телеги в сугроб с таким омерзением на лице кинул, будто не человека живого привез, а мешок с дерьмом. Упал воришка в снег и сразу глубоко в сугроб погрузился, отчего хохот вокруг громкий послышался. Поднялся парень, отер снегом лицо да глаза и открыл, смотреть ему куда легче стало…
Рощица уже не была тем тихим, спокойным местечком, каким он ее ранее видывал. Расположился в ней лагерь то ли охотников, то ли разбойников. Вокруг трех костров две-три дюжины мужиков сидело: одних парень во дворе у Налимыча видал, ну а другие и вправду разбоем промышляли, по зову богача из чащ дремучих повылазили, где они в землянках потаенных и норах звериных между набегами на большак отсиживались. Затерялись в море меховых шапок да тулупов доспехи троих наемников, но парень все же заморских воителей заприметил. Особняком они от мужиков держались и похлебкой из общего котла брезговали.
– Ну что, любуешься?! Любуйся, любуйся, то правильно! – раздался вдруг за спиной смешок Налимыча, приблизившегося бесшумно и незаметно, как вор заправский. – Хоть ночка темна и неприветлива, но радуйся ей, как я. Она нашу жизнь поменяет, из босяка в богача тя превратит, а меня, бог даст, хозяином далеченским сделает! У кого деньжата водятся, тому и сам князь в ножки кланяться не брезгует!
Обернулся Чик и узрел рядом Налимыча, но только не обычным деревенским богатеем жадный мужик ему предстал, а другим человеком. Поверх кольчуги блестящей, явно на заказ кованной, сидели ладно на грузном теле доспехи ратные. На голове вместо волчьей шапки сверкал шлем с забралом, аж до губ личину мерзкую скрывающим. На поясе у мужика длинный кинжал висел, а в руке правой, боевой рукавицей до локтя прикрытой, меч острый виднелся.
– Что дивишься? – рассмеялся богач, на дело, как на бой, облаченный. – Ты, что ж, дурья башка, полагал, я всю жизнь в достатке жил? Не-е-ет, милок, сперва и мне приходилось делом лихим заниматься. А иначе нельзя, а иначе достатка не заработаешь! Ох, давненько я лат не нашивал, жмут, паскудные, но ради случая такого пришлось стариной тряхнуть. Ничего, как-нить сдюжу, перетерплю неудобство!
– Ты что ж, пенек замшелый, творишь! – по-змеиному прошипел парень тихо, чтобы люди Налимыча его не услышали. – Ты ж должен был мужичков пригнать после, а не до посещения усадьбы!
На самом же деле сердце в груди паренька от счастья плясало да пело. По его все пока выходило, даже куда лучше, чем он рассчитывал. Налимыч не только всех прихвостней своих на дело ночное отправил, но и сам возглавить налет захотел. Опустел тем временем дом мерзавца, под малым присмотром остался. Поутру легко бы воришке до сундука в подвале добраться, лишь бы ночь перетерпеть.
– Язычок свой поганый за зубищами держи! А то как бы его укоротить не пришлось! – грозно произнес богатей и так быстро острие меча к кадыку парня приставил, что Чик искренне подивился ловкости, которой от толстяка и не ожидал. – Обмозговал я планчик твой, пока ты в гостях у меня отсыпался, – уже спокойно, без злобы, продолжил Налимыч, убрав меч от горла недавнего врага, а теперь уже соратника. – И тут подумалось мне, что замысел хоть и хорош, но все же слабое местечко в нем имеется. И слабо оно настолько, что вся задумка по швам трещит!
– Не доверяешь? Думаешь, обману?! – затравленно произнес Чик.
– Нет, – покачал мужик головою, шлемом прикрытой. – Как раз к те у меня доверие и имеется! Обманывать меня те смысла нет. Вдвоем мы больше во сто крат заработаем, чем поодиночке. А вот наемничков одних с тобой в усадьбу пускать ох как не хочется. Знаю я этих пришлых! Как злато увидят, так хозяину ножом по горлу, да и в бега… Коли бы я так глуп был, что одних с тобой в усадьбу отправил, так они б еще в сокровищнице барской от тебя бы избавились и уж в рощу точно не возвратились! Поэтому все вместе, скопом пойдем, так надежней будет!
– Нет, нельзя! – закрутил головою парень. – Столько народу незаметно прокрасться не сможет, да и слуги, нами повязанные, потом барину расскажут, что не наемники, а разбойники лесные вместе с мужиками налет учинили!
– Эх, парень-парень, молодой ты еще да глупый! – рассмеялся Налимыч и похлопал Чика по плечу, чем вызвал удивление у сидевших у костров слуг. Такой почестью он никого никогда не жаловал. – А мы не будем в усадьбу прокрадываться, мы ее штурмом возьмем! Людишек барина перебьем, а саму, как дело сделаем, запалим! От латников же заморских на месте избавимся, так вернее будет!
– Не-е-е! – замотал головою Чик и со страхом от богача отпрянул. – На душегубство я не пойду, не хочу видеть, как невинных режешь!
– Пойдешь, еще как пойдешь, побежишь! – рассмеялся Налимыч. – Мне услуги вора надобны. Двери сокровищницы, поди, крепкие, их куда быстрее вскрыть, нежели выламывать, а времечко, сам понимаешь, в дельце таком очень дорого! Так что не артачься, паря, и от дельца из-за слюнтяйства не отлынивай! Упустишь удачу, потом локти все обкусаешь! А своевольничать втихую вздумаешь, так глазом моргнуть не успеешь, как повязанным вновь окажешься. Я за тобой приглядывать приказал, и не только Карбушке…
Усмехнулся мужик напоследок Чику, с виду растерянному, пальчиком шутливо пригрозил да к кострам направился, указания последние лиходеям-душегубам раздавать. Принялся бродить вор между телег да волокуш, расстройство и гнев умело изображая, а сам в душе радовался. Не ведал Налимыч и отребье его, что прямиком навстречу смерти своей направляются, в умело расставленную ловушку.
Хоть барин с семейством взаправду в ту пору в городе жил, но добрая часть охранничков его пару деньков назад в усадьбу отосланы были, поскольку со скуки по кабакам да трактирам городским уж больно озорничали. О том богач деревенский не знал; о том лишь людям Хромого ведомо было, которые ограбление хором барских замышляли. От них новость ту Чик и узнал; хоть вожак городских воров его и не жаловал, но отмычки всегда лишь у него заказывал, да и подвигами своими перед вором-одиночкой, независимость ценящим и к его шайке не примкнувшим, похвастаться любил.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});