Пальцы Перегрина раздвинули складки самого чувствительного места внизу живота.
— Ах… — выдохнула Сара, закрывая глаза. — Я… я так люблю поэзию.
— Тогда тебе будет интересно узнать, что то место, которое я сейчас ласкаю, называется драгоценным уступом. Согласно учению таоистов, женское инь становится сильнее, когда она тоже находит удовольствие в том, что занимается любовью.
— А как… как называется мужской орган? — спросила Сара.
— По-разному: крепкое копье, набухший гриб, коралловый ствол. — Перегрин замолчал, вспоминая другие названия и пытаясь их перевести на английский, потом добавил: — Жадеитовый камень.
— Последнее звучит странно, — сказала Сара, — ведь жадеит зеленого цвета. Мне больше нравятся другие названия.
Микель рассмеялся.
— Жадеит может быть разным — белым, желтовато-коричневым, темно-коричневым. Все зависит от сорта камня.
Внезапно Сара почувствовала в себе преобладание начала янь и стала развязывать кушак на кафтане мужа.
— Каждая лекция должна быть наглядно подкреплена, — сказала она.
Смущенная, но полная решимости, она развязала кушак и раздвинула полы кафтана. Положив руку на грудь мужа, она начала гладить жесткие курчавые волосы. Они пружинили и щекотали ей ладонь. Она провела руками по его торсу, ощупывая сильные мускулы и крепкие кости. Ее рука двинулась дальше вниз и дошла до кораллового ствола. Сара взяла его в ладони. Он был гладким, теплым, но пока недостаточно твердым. Сара сжала его, и он затвердел. Микель застонал и стал осторожно двигать им в ее руках. Сара пришла в восторг: оказывается, она тоже может доставить удовольствие мужу. Ее пальцы немного сжались, и по телу Микеля пробежала дрожь.
Микель откинулся на спину, грудь его вздымалась.
— Пора заканчивать лекцию, милая Сара, — сказал он. — Моему терпению пришел конец. Я не могу больше сдерживаться.
Он сдержал слово и не тронул Сару без ее желания. Но чего она хочет сейчас?
Стыдливость Сары как рукой сняло. Она облизала пересохшие губы и ответила:
— Не надо себя сдерживать.
Микель изучающе посмотрел на нее.
— Тогда давай вернемся к драгоценному уступу. — Он лег на бок и стал ласкать Саре интимное место. — Женщина — бесконечный источник инь, и это повышает ее потенцию.
Нежные прикосновения мужа возбуждали Сару, но ей хотелось большего. Она хотела не только получать, но и отдавать.
— Я думаю, будет более гармонично, если мы соединим начало инь с началом янь, — сказала она, придвигаясь к мужу.
Микель остановил ее протянутую руку. По его лицу тек пот.
— Тебе не надо этого делать ради меня, — сказал он.
— Я и не собираюсь, — ответила она, откидываясь на подушки и притягивая мужа к себе. — Просто учение таоистов мне нравится больше, чем индусский обычай.
— Ах, Сара, Сара… — прошептал Микель.
Он накрыл ее рот поцелуем, осторожно раздвинул ей ноги и плавно вошел в нее.
Сара напряглась, ожидая боли, но ее не последовало. Она стала поднимать и опускать бедра, ощущая приятное движение внутри себя.
— Ты настоящий последователь теории таоистов, — рассмеялся Микель, — но будет лучше, если мы станем работать в тандеме. Повторяй мои движения.
Сара повиновалась. Ритмичное движение в такт с мужем было легким и приятным. Тогда в саду она была напугана его мужской силой. Сейчас все было по-другому: они делились друг с другом своей энергией. Его сила и энергия переходили к ней, ее — к нему, в результате получалось удовольствие.
Полы бархатного кафтана закрывали их, образуя кокон. Сара обхватила руками талию мужа, продолжая ритмично двигаться. Затем ее руки скользнули вниз, ощущая крепкие мускулы его бедер и ягодиц.
Движения стали медленнее, он вошел в нее последний раз и, усталый, упал на нее. Сара закричала от удовольствия и расслабилась. Даже в последнем мгновении их любви была гармония.
Сара спала в объятиях Перегрина. Полы кафтана укрывали ее, давая дополнительное тепло.
Проснувшись, она не знала, как долго они спят. Может быть, два, а может, три часа. Когда она открыла глаза, лампы еще горели, освещая комнату мягким светом. За окном виднелось ночное небо.
Нежась в постели, Сара подумала о том, как хорошо спать рядом с мужем, укрывшись его одеждой. Возможно, арабские принцы и принцессы спят именно так, и покровом им служит низкое звездное небо пустыни. А может, это только ее фантазия.
Сара шевельнулась и увидела перед собой открытые глаза мужа. Осмелев, она скользнула рукой вниз по его животу, чтобы узнать, на что он сейчас способен.
— Женская сущность инь неистощима, чего нельзя сказать о мужском янь, — сказал, улыбаясь, Микель.
Сара засмеялась, почувствовав, как оживает под ее рукой его плоть.
— Мне кажется, что он просто немного устал, — заметила она.
Перегрин расхохотался.
— Многие восточные религии верят в перевоплощение. Каждая душа живет много жизней. Если это правда, то в одной из своих ты была куртизанкой.
Сара отдернула руку и робко спросила:
— Мне не следовало этого делать?
— Я сделал тебе комплимент, милая Сара. Можешь смело продолжать в том же духе.
— Ты хотел, чтобы я научилась любить свое тело, и я это сделала, — сказала Сара с озорной улыбкой. — Мы вместе изучили его, теперь будет справедливо познать твое. — Идея ей самой так понравилась, что Сара даже приподнялась, опершись на локоть.
Лицо Перегрина подернулось легкой дымкой грусти, но он быстро совладал с собой. Не понимая, что с ним, Сара вопросительно смотрела на него.
— Раз того требует справедливость… — сказал он бесстрастным тоном.
Получив разрешение, Сара не смогла отказаться от искушения получше разглядеть тело мужа. Микель лежал на боку, и она легко стянула один рукав, затем повернула его на спину и сняла весь кафтан. Сейчас он лежал перед ней совсем голый.
К своему великому удивлению, Сара увидела, что его кожа такая же белая, как и у нее. Загорелое лицо и руки ввели ее в заблуждение, и она думала, что он смуглый. Черные вьющиеся волосы еще больше подчеркивали белизну его кожи.
Сара погладила волосы у него на груди и внезапно заметила на плече кровоподтек.
— Что это за странное пятно? — спросила она.
— Это твоя работа, моя маленькая зверюшка, — ответил он с нежностью.
— Моя? — Сара внезапно вспомнила, как буйно она реагировала на его ласки, как неистово отвечала на поцелуи, как ее руки сжимали его тело, и ей стало стыдно. Стараясь скрыть смущение, она стала рассматривать его сильную мускулистую руку, сравнивая его самого с ожившей греческой скульптурой, но еще более прекрасного, чем мраморное изваяние, потому что в нем горел огонь жизни.