свою вину.
— Я ошиблась, поступила неверно. Не учла, что меня же могут и использовать в собственных корыстных интересах. Сейчас Широкова горько расплачивается за свои делишки. За все! Не только за одну фальсификацию. Но это не умаляет моей вины. Ничуть… Я ошиблась. Мне не стоило… — покачала головой. — И я за эту ошибку я расплатилась тем, что сын не хочет меня ни видеть, ни слышать, даже съехал из дома. Но на этот раз ему придется меня выслушать! Ведь речь идет о жизни и смерти. Я просто не пойму, как он втянулся. Не сам же!
— Задержали Джигу какого-то.
— Джига? — едва не подпрыгнула. — Ах ты паскуда!
— Знакомое имя?
— Не имя, кличка. Знакомая ли?! О, еще бы! Мутный тип, тренировался вместе с Ростиславом. Постоянно был на грани вылета, тренер его много раз грозился выгнать. Из-за грязных делишек… Вот, пожалуйста. Жизнь его ничему не научила и не исправила. Бои нелегальные, его рук дело! Ах, я даже знаю, чем он завлек Ростислава. Звоном побед, адреналином… Мой мальчик всегда стремился быть лучшим. Во всем, за что брался, — поделилась мама Роса и вдруг замолчала, будто одернув себя за то, с кем разоткровенничалась.
— Какой он был в детстве? — вдруг спросила я. — Любопытно. Если вы соблаговолите поделиться со мной, естественно.
— Чемпион. Во всем! — ответила гордо. — Ответственный, не боящийся трудностей. Опора для всех… — вздохнула и приосанилась. — Так, надо с этим Джигой решить. Раевский молчит, ох…
— Вы на свидание ходили? — полюбопытствовала я.
Мама Ростислава немного нервно пригладила большую брошь в виде цветка на груди.
— Не свидание. Просто встреча двух старых друзей, — как будто смутилась.
— Значит, свидание! — заявила я. — Кстати, вам не идет сливовый и длина макси. Выглядит чопорно, добавляет возраста.
— Это типичный цвет для женщины моих лет.
— Типичный для кого? Если он на вас выглядит дурно, зачем его надевать? Карминово-красный — вот что вам нужно.
Мама Ростислава поерзала на сиденье, разглядывая свое платье.
— Я даже не знаю таких названий.
Кажется, проклевывались зачатки нормального разговора. Нас прервали сообщением:
— Операция завершена успешно.
И в этот момент я точно знала, что мы обе радовались искренне, по-настоящему, никакие разногласия не играли роли.
— К нему можно? — одновременно прозвучали голоса.
— После того, как переведем в обычную палату.
Значит, нужно подождать еще немного. Рос, миленький, держись, ты сильный. Ты самый сильный!
***
Мы кое-как сносно могли общаться с мамой Ростислава, даже сходили позавтракать в кафе. Разумеется, мы говорили на нейтральную, интересующую нас обеих тему — Ростислав. О себе я не спешила ничего рассказывать. Топор войны был отложен в сторону, но я все равно пока не могла закрыть глаза на тот треш, который устроила мама Ростислава. Во мне была здравая настороженность и готовность укусить в ответ, если понадобится.
Легко говорить, что ошибаются все.
Да-да, мы все ошибаемся, но как же сложно быть тем, чья ошибка больно по тебе ударила.
Запоздалое раскаяние перед лицом невзгод ничуть не умаляет боли, просто дает небольшие ростки надежде, что однажды этот негатив отойдет на задний план, пока он был довольно ярким фоном для наших осторожных бесед.
***
К Росу запустили ближе к обеду.
Мы синхронно шагнули к палате и даже за ручку схватились одновременно, столкнувшись — моя смуглая кожа с россыпью веснушек, короткие ногти, никакого маникюра — и ее большая, крепкая ладонь, белоснежная кожа, удлинненные ногти миндалевидной формы с красным лаком.
Замерли на миг.
Никто не желал уступать.
“Я — мать!” — читалось в ее взгляде.
К счастью, нам не пришлось драться за право войти первой в палату Ростислава. Все решилось иначе.
Дверь распахнулась, на пороге оказалась медсестра и улыбнулась:
— Марфа? Ростислав вас ждет.
Мама Роса тяжело вздохнула и отошла, сев на диван молча. На миг мне стало ее даже жаль немного, но у нее был решительно настроенный вид — остаться до победного и дождаться визита к сыну. Иногда полезно проигрывать, быть на вторых ролях.
Это горькая, но очень необходимая пилюля.
Меня же не нужно было приглашать дважды!
Я впорхнула в палату и мгновенно забралась на кровать, прильнув к Росу всем телом. Он заохал, битый, божечки… Отбивная!
— Больно? Больно тебе? — зашипела. — А задница у тебя болит? Не болит? Ох, надо… Надо тебя выпороть! Я… Одолжу реквизит у Павлуши! помнишь, у меня в руках был кнут. Я хочу тебя этим кнутом… По всем стратегически важным местам отходить, чтобы ты больше не смел в этой ерунде участвовать! Чтобы…
— Марф, — прохрипел Рос, смотря на меня заплывшим глазом. Второй вообще не открывался. Лицо в лепешку. — А что-нибудь сладкое будет? Или только пиздюли припасла?
— Сладкое? — вытерла слезы. — Я все еще здесь. Недостаточно?
— Бля.
Я обняла Роса осторожнее, прижалась к его шее губами.
— Зачем? Я понять не могу. Тебе не нужны деньги. Тебе… адреналин нужен? Ты наркоман адреналиновый?
— Стой, стой… Все не то, Марф. Честно. Клянусь. Не то…
— Тогда что?!
— Встряхнуться, — пробубнил, отвел взгляд в сторону. — Выпустить. Накопившееся. Я с тобой сдерживаюсь. Изо всех сил после всего, ну… Не наседаю. Не требую. Жду. Но моя натура — деятельная, кипучая, и когда я в очередной раз сдаю на заднюю, внутри закипает котел. Не хочу, чтобы ты от меня с визгом убегала, боялась… Или считала, что я слишком требовательный, не считаюсь с твоим мнением. Поэтому я перемалываю это все иначе. Тупо? Может быть, и так. Но я не со зла, не с адреналиновой ломки.
— Боже, Рос! Ты должен был сказать мне! Должен был сказать!
— Не хотел поджимать твою свободу и притеснять границы.
— Какая же эта свобода, если она ущемляют тебя и загоняет в рамки?! Рос! Ты… Не должен от меня таиться. Не должен.
— А ты? Ты сама… Не доверяешь мне во многом. Мне частный детектив отчет файлом на почту прислал, и я не знаю, стоит ли мне его вскрывать. Стоит, Марф, скажи?
— Какой еще отчет, Рос?