Вы превысили время нахождения вне общин. Дается не более суток…
– Я же на три часа всего задержалась! Просто такое дело… – Клара показала на могилу. – Сами понимаете. Я немедленно возвращаюсь в общину и больше не буду нарушать. Простите!
– Не в моей компетенции. Пройдемте.
Клара вылила остатки коньяка на могилу Ульского.
– Sei mir nicht böse[40], Женек. За все прости!
В автозаке уже были люди. Неопрятный мужчина лет сорока в коричневом свитере и потертых джинсах. Худенький паренек с очаровательными усиками, этакий «юноша бледный со взором горящим». Однорукий – в нем Клара узнала своего вчерашнего попутчика, того новенького, вроде бывшего полицейского, – что-то бормочущий себе под нос и напряженно всматривающийся в бронированный бок автозака то с вопросительным выражением лица, то с каким-то… осуждающим, что ли. И полноватый парень с петушиным хохолком из свалявшихся пшеничных волос, одетый по-спортивному и в облегающее, что делало его похожим на жирного ниндзя. Смутно знакомый, но точно не обительский.
Ее новых попутчиков разместили в трех из четырех клеток внутри автозака. Следователь приложил палец к сканеру клетки, находящейся между «ниндзя» и одноруким. Решетчатая дверь отъехала, и следователь вежливым, наполненным почти рыцарским пиететом жестом пригласил ее зайти в комнатушку.
– Каисса уже сформировала приговор по вам, – сказал он, аккуратно закрывая дверь. – Так как вы гражданка другого государства, то вас просто депортируют в Германию. Беспокоиться не о чем: вам дадут достаточное количество марок или евро за счет электронных рублей из штрафа, который мы наложим на Фонд Обителей. А в Германии вас сразу же выпустят, потому что там нет наказания за покидание религиозных общин. Сейчас мы отвезем ваших попутчиков в тюрьму и СИЗО, а вас – в Управление. Оттуда вас отправят уже в аэропорт.
Следователь улыбнулся, вышел из спецкузова. Спросил на прощание:
– Жалобы, претензии к караулу по конвоированию, наряженному от УФСИН по Тверской области, есть?
– Нет, что вы… – растерянно протянула Клара и выдавила улыбку.
– Сделаю, пожалуй, вам кондиционер попрохладнее. Счастливого пути! – весело сказал следователь и закрыл тяжелую металлическую дверь кузова.
Машина задрожала и, переваливаясь на ухабах, поехала.
Кондиционер и правда оказался бы кстати: в кузове была настоящая Backen[41]!
Клара присела на лавку и стянула с себя бандану и очки, затем – кофточку. Глубокий вырез и узкие лямки платья открыли вид на пышную грудь и широкие плечи.
Однорукий прошипел себе под нос:
– Заткнись, остряк. Можешь скромнее быть?
– Вы мне? – спросила Клара.
– Нет, – тихо сказал однорукий и отвел глаза.
Клара огляделась.
Из четырех клеток одна была большая, видимо, общая, во весь левый борт. В ней на длинной лавке сидели мужчина в свитере и юноша. По правому борту – три изолированные клетки поменьше, видимо, одиночные. В одной из них томился однорукий, его приковали наручниками к прутьям за единственную руку. Во второй – «ниндзя», которого упаковали по полной: руки были разведены в стороны и пристегнуты, приваренные к полу кандалы обхватывали щиколотки массивными браслетами. Узник сидел на лавке, а вокруг его груди и живота были перекинуты стальные ленты, прикрепленные к стене болтами.
Клара закинула ногу на ногу, открыв могучие бедра. Она перехватила взгляд однорукого – у него разве что слюна не текла, он пожирал ее взглядом. Мужчина в свитере и юноша перешептывались между собой, и первый украдкой кивал на девушку.
Конечно, ни обстановка, ни повод для задержания не располагали к таким мыслям, но Клара поймала себя на том, что оценивает сидящих мужчин как… мужчин. Однорукий симпатичный, конечно, но однорукий. Мужик в свитере неопрятный и пугающий. Эти двое – точно мимо. Бледный паренек был чем-то похож на Женю – такой же худощавый, с диковатым взглядом, флегматичный. В целом ее типаж. В другой ситуации у него были бы шансы.
Но вот к кому девушку тянуло просто нереально – так это к пухляшу, обернутому как подарок на Новый год. Это было странно, но этот absoluter Antisex, истекающий по́том, залипший взглядом в потолок, вытаращив глаза, притягивал так, словно своим присутствием обращался напрямую к какой-то сидящей внутри Клары животной сущности.
Хотелось выломать решетку и изнасиловать его.
Она не без усилий отогнала неуместные мысли. Почувствовала жар на щеках – должно быть, она сейчас красная как рак. Что не могла отогнать Клара – так это жрущий ее вопрос, где она могла видеть «ниндзя»?
Чтобы отвлечь себя, девушка начала присматриваться и пытаться угадать: что могло произойти и как все эти люди сюда попали? Она вообще любила так… поиграть в детектива, увидеть детали. Скорее всего, была какая-то драка. Пухляш грязноватый, с синяками на руках и лице, на виске – рана. Похожая рана на виске была у однорукого, а его шею и руку усеивали мелкие царапины. У мужчины в свитере шрамы покрывали всю голову, а самый большой, будто застежка на мягкой игрушке, красовался тоже на виске. И хотя уже рассасывались, явно были получены давно и вообще больше походили на послеоперационные, совпадение казалось странным.
– Что теперь со мной будет? – спросила вслух Клара.
– Тебе же сказали – в Германию отправят, – ответил однорукий.
– Я не хочу!
– А по-моему, очень даже хороший вариант, – сказал юноша напротив.
– Ты же из Обители. Далась она тебе, – вторил однорукий.
– В общине я нашла покой.
– Как вообще можно найти покой в таком месте? Никогда не понимал. Люди там даже в город нормально выйти не могут, живут коммуной, денег нет ни у кого, – произнес мужчина в свитере.
– Я не знаю. Покой – это ощущение. Трудно объяснить. Я жила в Дрездене, Бремене, Твери. Вечером подходила к окну и просто слушала звуки. Они меня тревожили: лай собак, пьяная речь, ругань, сигнализации, бьющиеся стекла. Теперь, когда я подхожу к окну в своем обительском доме, слышу шелест деревьев и пение птиц, смех, спокойную речь на разных языках, колокола. Витает запах свежескошенной травы. И шашлыка. Если это не покой, то что?
– Ну не знаю. Мне вот руку отрезали там, например. Может, ты, когда пение птичек слушаешь, крики людей не замечаешь?
Клара хотела было сказать, что сам виноват и что хорошим людям там просто так конечности не ампутируют. Но решила не обострять.
– Богдан, а с нами что будет? Вы же в МВД работали, наверняка уже знаете? – спросил юноша. Было видно, что он напуган: его руки мелко тряслись, шея напряглась, а губы сжались до белизны.
– Смотрите, как нас рассадили: вы двое в общей камере едете, – ответил однорукий. – Девчонку отдельно посадили, это правильно, так положено, чтобы