Читать интересную книгу НФ: Альманах научной фантастики. День гнева - Север Гансовский

— Я ждал этого вопроса, — сказал Воронихин. — Можете быть уверены, если бы это было возможно, я не задумался бы ни на минуту. Не в моем характере сваливать на других ношу, которую способен поднять сам. Но я журналист со сложившимся стилем и, смею сказать, достаточно широко известен читающей публике. Никто не поверит, если вдруг Воронихин начнет выступать с историческими романами, пьесами и даже поэмами. Нет, моя кандидатура не подходит ни по каким статьям. Подумайте, Сойерс, подумайте и решайтесь.

— Я все еще не могу привыкнуть к мысли, что в наше время может существовать только такой, не знаю даже, как выразиться, странный, что ли, выход из создавшегося положения. Мы уже успели забыть само слово “плагиат”, а тут… — Сойерс замолчал. Мимо их столика прошли девушка с мужчиной. Они оживленно беседовали о чем-то своем и, конечно, им не было никакого дела до чужих забот. Сойерсу же пришла в голову мысль, что впервые в жизни он боится быть услышанным.

Он встал, подошел к высокой прозрачной балюстраде, заглянул вниз. Там утопал в зелени огромный белый город. Насколько видел глаз, нескончаемой чередой тянулись здания самых причудливых форм и конструкций. Высота позволяла оценить совершенство спиралеобразной планировки, которая оставляла достаточно простора для движения и вместе с тем объединяла архитектурные комплексы в единое стройное целое. В столице, отстроенной заново полвека назад, была всего одна бесконечная магистраль. В чистом голубом пространстве мелькали аэроколяски, красочными пятнышками катились по подвесным дорогам мобили.

Всю жизнь быть готовым к разоблачению и осмеянию, утаивать от людей свое истинное занятие. А как он сможет скрыть это от близких, от друзей, как будет смотреть в глаза сыну? Нет, эта ноша не для него.

Воронихин молча ждал.

— Сожалею, — сказал Сойерс, — но я не смогу оправдать ваши надежды. Вот вы говорили о мужестве. Но ведь оно не однозначно. Одно мужество не похоже на другое. Я, не колеблясь, пойду в самый рискованный полет и отдам жизнь, если этого потребует долг. Здесь другое. Здесь нужно не бесстрашие, а готовность к мученичеству. Этого во мне нет…

Воронихин молчал.

— Нет ясности, — сказал Сойерс. — Не могу согласиться, что вы да я, несколько одиночек в состоянии решить проблему более разумно, чем все общество. Не рано ли мы успокоились? Ладно, он заставил людей прочесть некоторые забытые шедевры, так ведь других, не менее значительных, они не прочтут.

— Об этом я думал, — сказал Воронихин. — Шедеврами он вытеснил часть сегодняшних поделок.

— Все равно это паллиатив, полумера. Ведь объем человеческого мозга, возможности памяти, восприятия информации он не увеличил. Есть ситуации, когда не обойтись без выбора. Нам то и дело приходится от чего-то отказываться… Слушайте, не должна ли служить некоторым утешением мысль, что великие произведения прошлого, даже если они забыты, не пропали зря? Они вошли в пласт человеческой культуры, на который легли потом другие слои, более совершенные.

— Может быть, — упавшим голосом отозвался Воронихин.

— И вот еще что. Я сознаю, что, как литератор, не многого стою. Но это мое собственное, выношенное. У меня, как, наверное, и у каждого человека, есть свое маленькое тщеславие, оно не позволит заниматься переписыванием других. Лучше уж я буду сочинять сам. По-моему, Брокт именно потому смог пойти на это дело, что сам писать не умел.

— Может быть, может быть… — сказал Воронихин. Он вздохнул, развел руками. — Что поделаешь, видимо, суждено делу Брокта остаться без продолжения. Разве что найдется еще один такой энтузиаст. Или маньяк… Конечно, со временем будет найден другой путь. Простите, Сойерс, что напрасно отнял у вас время. — Улыбнулся и добавил: — Ну, а если все-таки передумаете, дайте мне знать. Я снабжу вас на первое время рекомендательным списком.

— Вам дал его Брокт?

— Да, он переслал его мне незадолго до смерти. Без всяких комментариев. Просто листок, на котором значится два десятка названий. До свидания.

— Одну минуту, — сказал Сойерс. — Объясните, пожалуйста, как вам удалось раскрыть обман.

— Видите ли, сомнения у меня возникли давно. Поражала разносторонность Брокта. В наше время не столь уж неожиданно сочетание в одном человеке самых различных дарований. Но легче быть, скажем, выдающимся химиком и композитором, чем выдающимся композитором и легкой, и серьезной музыки или химиком-органиком и неоргаником. А Брокт был гением и в драме, и в поэзии, и в прозе, и в сатире. Вспомните знаменитый “Остров пингвинов”. Кстати, его автор — французский писатель Анатоль Франс. Но все это были не более чем сомнения. Помог случай. Мои предки русского происхождения. Один из них был страстным любителем литературы, причем особенно преклонялся перед талантом поэта Есенина. Из поколения в поколение передавалась эта страсть, и, хотя старинные стихи постепенно забывались, уступали место современным, каждый передавал наследникам то, что осталось в его памяти. Отец как-то декламировал одно из забытых стихотворений, и мне оно запомнилось. Особенно я был пленен необычайным лиризмом слов “И деревья, как всадники, съехались в нашем саду”. Всего одна строка, Сойерс, но какая! Когда я встретил ее у Брокта, сомнений не оставалось.

— Да, но строку могли придумать заново. Теоретически доказано, что если дать обезьяне автописец и не ограничивать ее временем, то когда-нибудь она повторит дословно все творения, созданные гением человека.

Воронихин протянул руку для прощания:

— Знаете, Сойерс, я ценю математические абстракции, но при всем к ним уважении убежден, что такие строки сочиняются только раз.

ЧЕЛОВЕК

ОБ АВТОРАХ РАЗДЕЛА “ЧЕЛОВЕК”

Биленкин Дмитрий Александрович (1933–1987). Писатель, член ССП. По образованию геолог-геохимик, много лет работал в научной журналистике. Жил в Москве. Автор нескольких научно-популярных книг. Дебютировал в фантастике в 1958 г., с тех пор им написаны десятки рассказов и повестей. Автор научно-фантастических книг “Марсианский прибой” (1967), “Ночь контрабандой” (1971), “Проверка на разумность” (1974), “Снега Олимпа” (1980) “Приключения Полынова” (1986), “Лицо в толпе” (1989) и других.

Гуревич Георгий Иосифович (1917). Писатель, член ССП. По образованию инженер-строитель. Живет в Москве. Дебютировал в фантастике в 1946 г. Автор научно-фантастических книг “Рождение шестого океана” (1960), “Прохождение Немезиды” (1961), “Пленники астероида” (1962, 1965), “На прозрачной планете” (1963), “Мы — из Солнечной системы” (1965), “Месторождение времени” (1972), ““Нелинейная фантастика” (1978), “Темпоград” (1980) и других. В 1967 г. выпустил литературоведческую книгу о фантастике “Карта страны фантазии”, а в 1983 г. — “Беседы о научной фантастике”.

Ларионова Ольга Николаевна (1935). Писатель, член ССП. По образованию физик. Живет в Ленинграде. Дебютировала в фантастике в 1964 г., с тех пор опубликовала несколько повестей и рассказов, печатавшихся в антологиях и периодике. В 1971 г. вышел авторский сборник О.Ларионовой “Остров мужества” (в который был включен роман “Леопард с вершины Килиманджаро”), в 1981 г. — “Сказка королей”, в 1983 г. — “Знак Зодиака”, в 1988 г. — “Чакра Кентавра”.

Колупаев Виктор Дмитриевич (1936). Писатель, член ССП. По образованию радиоинженер. Живет в Томске. Дебютировал в фантастике в 1966 г. Автор научно-фантастических книг “Случится же с человеком такое” (1972), “Качели Отшельника” (1974), “Билет в детство” (1977), “Фирменный поезд “Фомич” (1979), “Зачем жил человек?” (1982), “Поющий лес” (1984) и других.

Д.Биленкин

ПРОБА ЛИЧНОСТИ[15]

Внимание Поспелова привлекли голоса за дверью. Он приостановился. Вечера в интернате не отличались тишиной, дело было не в шуме, который доносился из кабинета истории, даже не в том, что ребята, похоже, занялись там чем-то скрытым от глаз учителя. На это они имели полное право. Кому, однако, мог принадлежать фальцетом срывающийся, явно старческий и, судя по интонациям, перепуганный голос?

— Помилосердствуйте… Все пакостные наветы недругов моих, клевещущая злоба завистников…

Что за странная лексика! Впрочем, это кабинет истории, там все может быть…

— Нет, Фаддей Бенедиктович, — послышалось за дверью. — Вы, пожалуйста, ответьте на наш вопрос.

Фаддей Бенедиктович? Поспелов сдвинул брови. Какое необычное имя! И почему-то знакомое. Фаддей… Бенедиктович… “Так это же Булгарин! — ахнул Поспелов. — Девятнадцатый век, Пушкин, травля, доносы… Ничего не понимаю!”

Уже давно вид закрытых ребятами дверей не мог навести педагога на мысль о чем-то дурном, но так же точно в подобной ситуации и педагог не был для ребят нежеланным гостем. Без долгих размышлений Поспелов толкнул дверь и, войдя в помещение, тихонько притворил ее за собой.