Никогда не доводилось ему так, напрямую, схватываться за человеческую жизнь с чужим колдовством. Раны вылечивал и врожденные пороки исправлял – да, бывало. Но чтобы вот так выдрать у другого повелителя стихии из зубов изуродованную добычу, и восстановить, и даже следы порчи стереть, – такого ему делать не приходилось.
Слишком поздно Стен явился к нему. Колдун мог что-то нарушить не только в теле, но и в душе Алексея. И что-то в себе. Опаздывать нельзя, надо уметь попадать в резонанс со временем. Опаздывать нельзя…
“Вода-царица, дай мне силы его спасти”, – взмолился колдун. И, обойдя кровать, опустил пальцы во вторую бочку с водой.
И тут же водная нить на шее завибрировала и врезалась в кожу, превратилась в металлическую струну, впилась в горло. Все поры его тела раскрылись разом, и полупрозрачное белое облачко теплого живительного пара окутало Стена, будто запеленало в кокон. Раскаленная игла буравила висок с настойчивостью электрической дрели. А белое облако истаяло, впитавшись в распростертое тело. И тогда Роман понял, что отнял у Гамаюнова его добычу. Связь с Беловодьем прервалась, творение оставило своего творца в покое.
Колдун поднес к губам Стена стакан с пустосвятовской водой, и пациент сделал первый нерешительный глоток…
Водная нить Романова ожерелья пульсировала и пронизывала шею острой болью, как воспаленный зуб. Кожа горела, будто колдуна положили на горячий противень и обжарили. Роман поднес к губам стакан с пустосвятовской водой. Глотнул и сморщился. Вода горчила – из всей воды, что была в комнате, он забрал силу.
На кухне колдун напился свежей воды. Сейчас бы поехать на речку, искупнуться. И Лешку с собой взять. Но Роман прогнал эту мысль. Он и так отнял слишком много сил у реки. Нельзя. Напротив, ему бы сейчас, после долгого отсутствия, речку свою приголубить, а не отбирать последнее. А выходило, что он берет и берет. А когда вернет? Когда такой час настанет? Никогда, верно…
“Не поеду сегодня”, – сам себя ограничил. Все равно перед Синклитом придется отправиться на поклон к Пустосвятовке, новой силы набираться.
А сегодня пользуйся, колдун, тем, что есть. Вон, из речки Темной можно забрать, из озера, из прудов. Дождь вызвать…
Ну конечно, вызвать дождь! Вмиг полило так, что железо на крыше загремело. Вот и отлично, вот и ладушки, ступай, колдун, под дождь и пей силушку, сколько влезет.
Роман разделся и выскочил во двор. Струи застучали по голове, по плечам. Колдун поднял руки, запрокинул голову. До чего хорош дождик! Силы восстанавливались с каждой минуткой.
В том дожде, что рушился стеной с неба, была частичка живительной силы его реки. Постаралась Пустосвятовка, поделилась со своим любимцем всем, что имела. О, Вода-царица, как же я тебя отблагодарю, родная?
Стен надел свой светлый костюм. Рубашка расстегнута на груди, на ногах домашние тапочки. Роман тоже приоделся ради подобного случая. Смокинг надевать не стал, смокинг для Синклита берег, а вот новенький костюм надел. Для Лены Тина выбрала что-то из своего гардероба. Пришлось, правда, расставлять платье, но совсем немного.
Чествование спасенного и колдуна-победителя проходило в сугубо домашней осбтановке. Стен то и дело проводил рукою по волосам и хмурился, будто не понимал, что же сейчас происходит, кончился кошмар минувшего года или еще вернется?
Самое радостное – бояться, когда все уже миновало. Что-то вроде фильма ужасов. Смотришь, пугаешься, а в глубине души знаешь – ничего тебе не грозит.
Утром после “операции” Лена сошла вниз с Казиком, и отец в первый раз взял ребенка на руки, осторожно, как какую-то невероятно хрупкую вещь. В тот миг испытывал он не радость, не любовь, а лишь чудесную легкость: ну вот, кончились все тяготы, все нелепые испытания позади, и можно наконец приступить к жизни – самой обычной, суетливой, с пеленками, детскими болезнями, бодрствованием по ночам, жизни такой, как у всех, но прежде недоступной и потому особенно желанной.
После полудня в столовой царила суматоха. Тина расставляла тарелки, Лена раскладывала салат. Господин Вернон разливал пустосвятовскую воду по стаканам и шептал заклинания. При этом он не забывал ухватить с тарелки ломоть колбасы или лимона и чмокнуть в щеку Тину.
– А ну тебя… – отмахивалась та: мол, не мешай.
– Сейчас упьемся… – потирая руки, воскликнул Роман. – В доску… в зюзик… как никогда!
– Вусмерть… – поддакнул Стен.
– Я пить не буду, – предупредила Лена.
– Это же не спирт! – хихикнула Тина. – А вода, чистейшая вода. На тебя подействует, а ребеночек только спать лучше будет. Клянусь водою.
Лена взяла стакан с опаской.
– За долгую жизнь всех присутствующих, мои успехи и водную стихию, чтоб никогда она своей милостью нас, носящих ее ожерелья, не оставила! – произнес тост Роман.
Лена поднесла стакан к губам, потянула носом. Пахло свежестью. Выпила без опаски. И тут же зашлась, замахала ладошкой и, наконец, судорожно вздохнула. Почти не соображая, схватила пучок петрушки и куснула, зажевала пахучими листьями.
– Что ж такое… – изумилась.
– Вода, вода заговоренная, – засмеялся Роман и наполнил стакан Алексея.
Тот принял и опрокинул с послушанием прилежного ученика. Он был как будто и не в себе. То, что с ним произошло этой ночью, никак не могло отступить в прошлое и постоянно наплывало, наслаивалось на нынешнее, и оттого все мутилось, сливалось и превращалось в непонятную смесь. Все происходило одновременно: Гамаюнов резал из его кожи ожерелье, и тут же тело грыз проклятый червяк, и в эту же секунду Стен возвращался из небытия под шепот Романа. Остановленное время, как в Беловодье. Надо рассказать Роману. Или еще нельзя?
А в ушах все шумела, шумела вода… И в то же время Алексей сидел в столовой Романова дома и смотрел на мир, уже не испытывая ни страха, ни боли, и лишь слушал веселые бессвязные речи опьяненного успехом и заговоренной водой колдуна. И только немолчный звон в ушах напомнил о недавно пережитом.
– Я спас своего друга. Наверное, это чего-то стоит само по себе. Даже если об этом никто не узнает. Вообще никто. Не скрою: я страшно честолюбив, самолюбив и т. д. и т. ц. Но я стараюсь, радоваться самому доброму делу как таковому, – обняв Тину за плечи, говорил колдун.
– А как же твоя теория? – улыбнулась Тина. – Не лечить, ибо это отнимает слишком много энергии.
– Это было не излечение, а снятие порчи, – объяснил Роман. – Опасное, надо сказать, дело. – Он подмигнул Тине. Ему было весело, будто он явился с разухабистой танцульки, а не прогулялся без страховки над пропастью. Водная нить могла не выдержать. И тогда… Только Вода-царица ведает, что было бы тогда. Но если хочешь чего-то добиться, если жаждешь победить, о риске просто не думаешь. Только и всего. Мелькнул вдруг перед мысленным взором давний миг, когда дед Севастьян ожерелье с водной нитью внуку на шею надел. Умрет колдун – и нить его распадется. – У меня сегодня день такой – не поверите… – бормотал Роман заплетающимся языком – его уже изрядно развезло от собственной заговоренной влаги. – Стен будет жить. У него ребенку месяц, жена молодая, а он – нате… приговорен. А теперь нет… уже нет…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});