Читать интересную книгу Сибиряки - Николай Чаусов

Поздняков нервно вздохнул.

— Я очень рада, что ты пришел. Я прошу тебя, Алеша, не оставляй няню… совсем одну…

— Но ведь твой жених, Оля… — поймал ее на слове Поздняков.

— Ах, вот что! Конечно, если Яша уедет следом за мной. Но может быть, тебе трудно?..

— Нет, Оля, для тебя мне ничего не трудно.

Они пошли вдоль состава. Алексей осторожно взял ее руку. Протяжный паровозный гудок разорвал душу.

— Оля, может быть, это еще… изменится?

— Что? С Яшей? Никогда!.. — И вдруг резко повернулась к нему, — сказала горячо, с болью: — Алеша, поцелуй меня… в последний раз! — И, не дождавшись, когда Поздняков возьмет ее голову, сама прижалась к нему, целуя глаза, губы, щеки… И оттолкнула.

Тихо перестукивая буферами, двинулись зеленые краснокрестые вагоны.

— Иди, Алеша! Уходи, слышишь!?.

— Оля!..

— Ступай, ступай!.. И возвращайся к семье! Это моя последняя просьба!..

Ольга попятилась от Алексея, не спуская с него своих полных мольбы и страдания синих глаз, обернулась, вскочила на подножку вагона. С бутербродами в руках подбежал к движущемуся составу Лунев, сунул ей в руки покупку, зашагал рядом. А Ольга, стоя на подножке, смотрела в его, Позднякова, сторону: маленькая, недвижная, родная, и рядом с вагоном бежал этот высокий, узкоплечий, размахивая рукой, будто отталкивая нечто…

Глава пятнадцатая

1

Люди уходили на фронт. Уходили по призыву, уходили без призыва, добровольно.

Каждый день приносил Позднякову новые, порою, казалось, неразрешимые задачи: ушли добровольцами сразу три сменных механика автобазы, мобилизован единственный термист мастерских — беда и выручка, как называл его Скорняк, здание управления Северотранса отведено под военный госпиталь.

В конце июля в Иркутск прибыл эшелон списанных «ярославцев».

Поздняков приехал к эшелону в самый разгар разгрузки. Танхаев был тут же. Широкое загорелое лицо его покрылось мелкими бисеринками пота, лоб и щека выпачканы какой-то краской: парторг, видимо, только что потрудился вместе со всеми.

— Как идет разгрузка, Наум Бардымович?

— Тяжело, Алексей Иванович. Дорога с вагонами торопит, людей маловато. Гляди, какое добро вытаскиваем, — показал он на разбитую, полуразваленную машину, которую водители стаскивали с платформы. — А для Якуттранса новые пришли, сам видел. Золото!

— И мы для золотых приисков возим грузы, — сердито заметил Поздняков.

— Тресту, Москве виднее. Тце, тце, тце, — защелкал он, глядя, как, перевалив борт, «ярославец» тяжело рухнул в кузов прицепа, тяжестью своей сдавив ему обе рессоры. И снова повернулся к Позднякову: — У нас ничего еще, у строителей дела совсем плохи. Придется брать на буксир: женщины! Однако, взгляни, Алексей Иванович, как у них дело. Завод эвакуированный разгружают.

Поздняков отправился вдоль состава к тем, дальним вагонам, где работали строители, преимущественно женщины.

— Эй, кавалер хороший, ходь-ка к нам, враз жирок поубавим! — окликнула Позднякова курносая девушка в легкой косынке и, видимо узнав Позднякова, спряталась за соседку. Женщины прицыкнули на нее:

— Ну ты, веселая!

У другого вагона Позднякова едва не засыпали с головой какой-то едко пахнущей пудрой, хлынувшей из бумажного мешка с надписью «ликоподий».

— Клавдия Ивановна, давайте сюда со своей бригадой! Быстро!.. — прокричал чуть ли не в ухо Позднякову высокий человек, сложив рупором руки.

Поздняков мгновенно оглянулся в ту сторону, куда кричал человек. Прямо на него уже бежали девушки, пожилые женщины и среди них Клавдюша. Едва не налетела на него, остановилась, задохнувшаяся от бега.

— Леша?..

— Здравствуй, Клава.

Мимо них пробежала та самая курносая, в пестрой косынке, и, словно невзначай, зацепила Клавдюшу, плутовато глянув на Позднякова.

— Клавдия Ивановна, скорей!..

— Сейчас, Дуня… Ты как очутился здесь, Леша?

— Да вот смотрю, чем ты тут занимаешься.

— Клавдия Ивановна, где же вы там? — заорал, уже удаляясь, высокий. — Хватит вам разговаривать!..

— Иду!..

Клавдюша еще раз посмотрела на Алексея, бросилась догонять бригаду.

Поздняков закрыл рукой глаза, медленно провел по лицу вниз, к подбородку.

— Ну как у них? Идет разгрузка? — спросил неслышно приблизившийся Танхаев.

— Да-да, идет…

К Танхаеву подошел человек в соломенной шляпе.

— Вы начальник Северотранса?

— Вот он начальник Северотранса, — показал Танхаев на Позднякова.

Человек в соломенной шляпе отрекомендовался:

— Директор московского станкоремонтного завода. Очень приятно…

Поздняков назвал себя, без удовольствия пожал руку.

— Вот пришло последнее оборудование. Полмесяца проискали, где-то под Новосибирском застряло. Теперь, кажется, начнем. А это что вы сгружаете? Неужели в ремонт?

Позднякова заело. Не спрашивает же он: «Что вы там в ящиках получили?» Но ответил:

— Пополнение.

— Вы шутите? — улыбнулся директор.

— Нет, не шучу. В новых автомобилях нам отказали, вот прислали взамен.

— Ну, знаете, — возмутился директор, — я бы на вашем месте…

— А вы будьте на своем месте, товарищ, — невозмутимо перебил Поздняков.

Танхаев от удовольствия крякнул в кулак. Директор понял, что вмешался не в свое дело, замялся.

— Простите, я не хотел вас обидеть, но зачем же уж так по-сибирски сурово?..

— Вам что-нибудь надо, товарищ?

Последнее окончательно ошарашило директора завода. Он даже отодвинулся от Позднякова.

— Мне посоветовали обратиться к вам за помощью. Видите ли, мы еще не устроились да и с помещениями тесновато, а без чугунного литья нам зарез. У вас вагранка…

— Вагранка у нас одна, а дел много.

Директор удивленно посмотрел на Позднякова.

— Но мне сказали…

— Кто вам сказал? — снова перебил Поздняков.

— В райкоме… Не понимаю: если у вас даже одна вагранка — почему бы нам предварительно не договориться? Я готов помочь вам в свою очередь абразивами, инструментами…

— Я так не договариваюсь, товарищ. Вот когда познакомимся ближе, тогда и договоримся, — отрезал Поздняков. — Впрочем, поговорите с моим главным инженером. — И зашагал к эмке.

В управлении Гордеева не оказалось. Секретарь объяснила Позднякову:

— У него большое несчастье, Алексей Иванович: пришло с фронта извещение о гибели сына… Он обещал прийти, как с женой будет лучше…

2

— Ах ты, батюшки! Да никак ты, соколик? Сослепу-то сразу и не признала. Рада-то я тебе как! Одна, как перст, сижу целыми днями. Яшенька — и тот чегой-то не балует меня, раза два и был только…

Поздняков, следуя за Романовной, прислушиваясь к ее болтовне, вспомнил Лунева: жених-то, кажись, остывать начал. Только и горел, пока лез Ольге под крылышко…

— Проходи в залу, Алешенька, а я сейчас чайку подогрею.

— Я не хочу, я сыт, няня.

— Знаю, что сыт, а чаек — он не лишний. Все ноне сытые ходят. — И ушла, оставив его одного в небольшой квадратной комнате с круглым столом посредине.

Поздняков огляделся. Ничто не изменилось. Даже блузка Ольгина, видимо накинутая ею наспех на спинку стула, висит, будто только что брошенная хозяйкой. И чудится, раздадутся сейчас внизу частые звонки, застучит под каблуками крутая лестница и войдет Ольга…

— Ну чего ты нос повесил? Рассказывай. Да дай-кось я на тебя еще разок погляжу, — вошла и заговорила Романовна. — Ничего, хорош. А вот седины прибавилось ладно. Беспокойная у тебя работа, Алешенька. Взял бы полегче.

— Нельзя.

— Так уж нельзя?

— Да и не дадут. Время не то, чтобы работу легче искать.

— А воевать-то не заберут?

— Пока нет. Дальше видно будет.

— А вот Оленьку-то забрали. Да я так думаю, что сама она напросилась. Все говорила: стыдно в тылах-то сидеть, когда другие там за первое дело бьются…

— За правое, няня.

— Все одно. Вот голову-то и затолкала. Бабье ли это дело на немца войной идти! Сидела бы, замуж бы за Яшеньку вышла да детишек ему рожала…

Поздняков надулся. Опять будет ему про Яшеньку разводить! И Ольга хороша: и его обвела, и этого обманула. Да такого ли ей мужа надо, как Лунев, — ни мужчина, ни девица.

— А сам-то ты как? С семьей живешь?

— Нет, няня. Но помогаю.

Романовна хотела что-то сказать, но прикусила язык и только осуждающе глянула на опустившего голову Алексея.

— Ну, а как ты живешь, няня? — поднял глаза Алексей. — Может, и тебе помочь в чем-нибудь надо?

— А чего мне помогать-то? Оленька вон деньги прислала, хлеба полкила в руки дают, чего мне еще, старухе? Жевать вот скоро нечем будет, надысь опять один шатучий ниткой выдернула, чтоб ему пусто. И беленький вроде, а расшатался…

Поздняков улыбнулся.

— Этак и верно жевать нечем будет, Романовна. В другой раз расшатается — к нашему зубодеру свожу, подлечит. А с дровами?