Читать интересную книгу Книги моей судьбы: воспоминания ровесницы ХХв. - Маргарита Рудомино

16 октября 1941 года я вместе с мужем была вынуждена уехать из Москвы. С 1939 года я была членом партии и, конечно, представляла, что со мной будет, если немцы возьмут Москву. К этому времени большинство сотрудников Библиотеки были эвакуированы. Мы выехали в Саратов, куда ранее были вывезены наши дети и Анна Ивановна. Пятилетняя Марианна находилась под Саратовом в эвакуированном туда из Москвы детском саду Наркомпроса. Анна Ивановна там же работала, а Адриан жил у моей подруги Муси Минкевич. Когда мы с мужем приехали в Саратов, нам дали маленькую квартиру в общежитии Саратовского государственного университета, и мы опять оказались все вместе. Огромную поддержку и помощь мне оказали мои саратовские друзья — Муся Минкевич и директор Научной библиотеки Университета Вера Александровна Артисевич[25], с которой я познакомилась в конце 1930-х годов на одном из библиотечных совещаний в Москве. Наша дружба особенно окрепла в Саратове во время войны и продолжается по сей день.

Нашу большую семью война разбросала по всей стране. Мы были в Саратове. В Москве остался брат Василия Николаевича — Юрий Николаевич, с новой семьей. Они переехали к нам, так как их квартира была на Ивановской горке недалеко от зданий ЦК ВКП(б), они боялись немецких бомбардировок и перебрались к нам на Мясницкую, 17, не догадываясь, что рядом, в доме 37, находился бункер Сталина — Ставка Верховного Главнокомандующего и Генеральный штаб. И попали из огня да в полымя. Мария Николаевна и Григорий Михайлович вместе с няней Варварой Ивановной тоже остались в Москве, у себя на Октябрьской улице. Арестованный Сергей Королев вместе с тюремным конструкторским бюро, позднее названным "Туполевская шарашка", был эвакуирован в Омск. Ляля с Боткинской больницей эвакуировалась в Казань, где работала в военном госпитале врачом-травматологом. Ее родители вместе с маленькой Наташей Королевой оказались в Йошкар-Оле. О положении нашей большой семьи видно из одного из писем к нам в Саратов матери С.Королева Марии Николаевны.

11.1.1942

Все родные и дорогие наши!

Пользуемся случаем отправить Вам письмо с полдороги, все же скорее дойдет. А случай этот — Лёля[26]уезжает в Ташкент, где уже работает ее Московский автодорожный институт. Отец ее, Володя, вернулся, вернее, пробрался из окружения из-под Брянска. Счастливец. Правда вид был неважный, но теперь дома и освобожден вчистую. Лёля едет оканчивать свой ВТУЗ. Вот и пользуемся случаем отправить это письмо. Не обижайтесь за малочисленность наших писем. Да Вы, пожалуй, не все получили. Как и мы, я думаю, от Вас. В ту ночь, когда написала открытку, я дежурила и легла спать в 430 утра — всю ночь писала всем. Иначе нет возможности. Я работаю секретарем, у меня же и карточки. С 16 октября — это сплошной калейдоскоп людей, рабочих — кто-то бежал, вернулся, уехал в деревню за семьей, возвращается на свое восстанавливающееся производство: многие заводы открыли свои филиалы или отдельные цеха и собирают старую рабочую силу, а секретарю все работа, и я, выходя из дома в темноте, в 730 утра, возвращаюсь домой в кромешной тьме в 7–8 ч. вечера. К тому же нет ничего более мучительного и дергающего нервы, чем работа с продкарточками.

Паек наш почти тот же — экономия на масле и сахаре, а хлеб по-старому. Но, как Вам известно, живя на месте, все как-то можно извернуться — то картофеля коллективом раздобыли, и Юрию дала, то муку тоже раздобыли. Но запасы уходят, и к весне будет похуже, конечно. А впрочем, что досадовать! Мы сегодня с Ивановной[27] как раз радовались, что мы живые — значит, наша жизнь кому-то нужна еще или, вернее, мы принадлежим к числу счастливцев. Так вот, возвращаясь часов в 7–8, поев, я собирала последние силенки, чтобы как-либо с помощью Ивановны из кусочков меха старого от кожанки Сергея и всякого утиля соорудить теплый жилет для Юрия, который в это время работал грузчиком на хлебозаводе, а морозы стояли лютые. С декабря у меня вечера освободились — окончен жилет, но конец года, и зачастую либо я прихожу домой к 10 ч, либо беру работу на дам и просиживаю до 3–4 ч. утра. Такие эксперименты становятся, однако, все больше и больше не под силу — несомненно, и годы сказываются и питание. Жиров-то приходится 30 г в день на всех троих. Дорогих магазинов еще нет, и масла не купишь, мясо есть на рынке, но нет возможности платить по 130 рублей за кило, а лук — тридцать рублей и картофель — пятьдесят. Мясо доходит до ста пятидесяти, а молоко — до тридцати иногда. У Юрия есть кое-какие запасы с лета еще, у нас тоже от Ляли, и мы не бываем голодными, но хлеб свой съедаем с усердием. Зато мы тоже можем блеснуть изяществом своих фигур, ставших легкими и гибкими, как в 20 лет. Ночи научились спать спокойно, ибо постепенно выработали в себе презрение к смерти и решили, что смелого бомба боится, смелого смерть не берет. Проклятый немец бомбит, а мы сидим с Ивановной и шьем, а Григорий Михайлович читает нам газету, да изредка выглядываем под штору — какой путь намечают по небу трассирующие пули. Когда уже струны нервов очень натягиваются — спускаемся на нижнюю площадку, выйдем наружу, понаблюдаем, да и не ждем "дядю отбоя", как говорят ребята, а ложимся спать, ибо иначе не будет сил на завтра для работы.

Правда, случалось спать и не раздеваясь, и даже в валенках. С половины декабря мы живем несравненно спокойнее, но это еще не значит, что враг не пытается доказать время от времени, что он еще существует и доказательства его довольно вещественны, но и мы, и Юрий в числе счастливцев. Юрий перестал тоже выводить детей вниз, а загородил окно в комнате у Риты, и там сидят дети. Юрий звал под Новый год прийти, вместе посидеть, но мы не смогли. Вечер были одни, вспоминали всех родных и близких и одно пожелание — всем собраться. Рине послала телеграмму с оплаченным ответом. Думаю, что он ее получил.

Мы тоже чуть было не уехали в Тобольск, хотя этого и не очень желали, но студенты уехали и мы должны были ехать с ними. По счастию, фортуна повернулась, и теперь никаких выездов больше нет, а вопрос идет о том, чтобы вернуть студентов и заниматься. Пока же Григорий Михайлович без работы и без оплаты, перешел на иждивенческую карточку на этот месяц. Мне обещают прибавку, так как я веду карточки, а пока я вчера получила 200 рублей огулом за карточки за все время. Как видите, мы не унываем. Вчера получила письмо Риты, телеграмму Васи и письмо Анны Ивановны. Теперь, конечно, приходится очень и очень жалеть, что Вы оба уехали, но тогда и даже три недели назад казалось все иначе. Несомненно только, что Ваше присутствие должно способствовать выздоровлению Рины. Бедный малыш! А не воспаление легких ли у него? Вы нам пишите чаще, хотя бы открытки, пока он поправится. Интересы наши сосредоточены сейчас вокруг всех близких, растерявшихся по нашей необъятной Родине. Собравшись к обеду, слушаем чтение Григорием Михайловичем газеты. Потом начинаются неизменно предположения. Кто, как и где живет. Ни из Киева, ни из Глухова, конечно, никаких вестей, и назойливо гвоздит мысль, что там не выживут, что там мучаются, что в Киеве, несомненно, голодают, ибо Нютина[28] работа в таких условиях никому не нужна и, конечно, прекратилась, а Миша[29] вряд ли дома и вряд ли уцелел. О мужчинах в Глухове[30]' ничего не знаем. О Вас скудные вести, и ясно нам заранее, что Вам круто приходится. Тревожимся о Ляле и о ее отце, который ехал мучительно и больше двух недель. Сережа все там же. Нет, вероятно, плохого, в котором не было бы доли хорошего. Работает Сергей много и пишет, вернее, телеграфирует, что устроен хорошо, просит не беспокоиться о нем. Раза два в месяц шлет телеграммы нам, и мы отвечаем. По счастию, на свете живут не одни только Костики[31]. А есть и маленькие, незаметные, сердечные, вернее, человечные люди. Ляля уехала. Вы знаете ту тяжелую ночь. Уехала только утром, потерялась с отцом, много пережила. Но через 8-10 дней пути была уже с Наташей в Йошкар-Оле. Сейчас работает в Казани (ее адрес: Казань, Подлужная, 2, кв.12). Марианна с Мими[32] могут послать Наташе письмо, адрес: Йошкар-Ола, Марийская АССР, Стройуправление 16, п/я 18, К.М.Винцентини, для Наташи. Максимилиан Николаевич работает в этом Стройуправлении по переводу из Москвы. Конечно, скучают, но война есть война, и пусть будет счастлив, что не спал в валенках эти месяцы. У них там же при работе комнаты, все они вместе. Лялька близко от них в Казани. Оля уехала. Это жаль, так как сейчас наступил военный перелом, но она поступила правильно, не стоило ждать новых звонков и вызовов, еще поехала бы в гораздо худших условиях[33]. Выехала она вечером, и Юрий на другой день, придя к нам, сказал: "Ушла в ночь, и, быть может, навсегда". Возможно, что этот Гордиев узел разрубится, не знаю, к лучшему, или нет. Новая семья ему чужая и далекая, одна радость — девочка. Живут они у Вас, броню сдали, Юрий Николаевич наполовину живет у себя с Лисей [34].

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});