Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Валюта?
— Точно-с, двадцать тысяч североамериканских долларов.
— И, что я с ними буду делать? В сберкассу положу? — деланно осерчал Ступенев.
— Можем поменять и на наши. Нет проблем. По курсу черного рынка это составит около ста семидесяти тысяч рублей. Ваша заработная плата аж за шестьдесят лет. На эти деньги можно приобрести шестнадцать «Волг» последней модели. А если перепродать их на Кавказ…
— Ну, хватит, хватит, — голос секретаря обкома стал действительно раздраженным, — торгаш и есть торгаш, тебе бы только махинации крутить, да людей обманывать.
Он сунул сверток в карман своего пиджака, не замечая недоброго прищура в сузившихся глазах Плеткевича.
— Открывай коньяк, отметим это дело по славянскому обычаю, — Ступенев достал две рюмки и большую плитку шоколада из стоящей рядом приземистой тумбочки.
Оба выпили и блаженно прикрыли глаза, как бы прислушиваясь к проникновению благородного напитка в организм.
— Хорош коньячок, — отломив дольку шоколада, оценил хозяин, — люблю армянский, ни с какими «Наполеонами» не сравнить. Ты это… Завез бы ящичек-другой на дачу, а то закончился…
— Сделаем, василий Борисович. Правда, «Ани» двадцатилетней выдержки не обещаю, туго с этим сейчас, но «Арарат» будет точно.
Ступенев налил еще по рюмке, завинтил пробку на бутылке и поставил ее в тумбочку.
«Вот жмот, — поморщился Плеткевич, — хоть бы по третьей налил, раз по славянскому обычаю».
Но вслух, конечно, сказал совсем иное, подняв рюмку на уровень глаз и любуясь слегка дрожащим цветом темного янтаря:
— Ваше драгоценное здоровье, василий Борисович, — пожевал немного губами и добавил, — оно нужно не только вам и не только всем нам, но и нашей славной партии, нашему могучему государству, нашей великой Родине. Верю, что вы далеко пойдете. Большому кораблю — большое плавание.
Секретарь обкома лишь кивнул головой, восприняв сказанное, как должное и как вполне заслуженное.
Немного посидели молча. Затем Плеткевич, пользуясь моментом, решил некоторые вопросы выделения фондов на дефицитные товары. Ступенев наложил нужные визы без всякого согласования и обсуждения.
Видя, что гость уже собирается уходить, секретарь обкома, помявшись, вдруг перевел разговор на совершенно иную тему.
— Погоди. Тут такое дело… Скажи своему сыну, Пашкой его зовут, по-моему… Чтобы отстал от моего Игоря. История эта темная с утопленницей… Наркотой, замечаю, стал баловаться…
— Василий Борисович! — вспыхнул собеседник, — только без обиды! С девкой-то Ваш Игорь затеял, и пацана он пытался пришить — точно знаю. Не в курсе, как там и что произошло, но мой Пашка удержать его пытался…
— Ну, ты полегче, ты соображай чего…
— Да соображаю я. Дайте сказать. И наркотики мой не употребляет. Хранил — знаю, угощал друзей — да. Но сам — ни-ни. Я, конечно, скажу ему, но и вы… Надо меры какие-то принимать. Следак настырный попался, копает, рыщет…
— Слушай, если ты еще хоть раз, кому-нибудь об…
— Все. Молчу, молчу. Это ж я по-свойски…
— Свояк нашелся. Ты смотри мне, этой паленой водкой дел не наделай. Людей не потрави. А то «по-свойски» и южную сторону камеры обеспечу.
— Василий Борисович! Господь с вами! Водка вполне нормальная. Спирт из Дагестана поступает качественный, в цистернах. Здесь только разбавляют, как положено по Менделееву — сорок градусов, и разливают в заводском цеху, на нормальном оборудовании. И торгуют этой водкой только…
— Мне твои подробности не нужны. Я сказал, смотри — доиграешься. Все иди.
И хозяин встал, давая понять, что разговор закончен.
* * *Белая «Волга» легко бежала по свежеуложенному асфальту. Плеткевич, по обыкновению, сидел рядом с шофером. Лицо его было сумрачно, глаза сощурены, губы сжаты.
«Вот, сволочь», — мысли медленно ворошились в голове Плеткевича, когда он уже садился в служебную машину, по штату ему не положенную и состоявшую на балансе в облпотребсоюзе.
Сволочь, да к тому же тупая и самодовольная. Не поймет никак, что он полностью от меня зависит и его судьба в моих руках. Кормлю его, пою, бабами снабжаю, сколько денег ему уже выложил… Ничего — до поры, до времени. На коленях будет ползать. Не ведает, что портативный импортный диктофон исправно фиксирует все наши разговоры. Есть и снимочки любопытные в саунах разных, и даже вполне качественная видеозапись его художеств с комсомольскими красотками… Документики с его чудовищными, по размаху, визами исправно хранятся… И сынок его здорово влип. Может пора и приструнить этого тупорылого чинушу?
«Нет. Нельзя поддаваться мимолетным эмоциям, — пресек он свои мстительные устремления, — он пока необходим. Я же и подвел его к посту первого секретаря. Неужели и этого он не понимает? Сколько истрачено на подарки, да на взятки в Москву…»
Собственно, он, пожалуй, единственный среди партийных и советских чиновников области, кто вел себя столь уничижительно по отношению к всемогущему начальнику управления торговли. Все остальные относились к невидному посту Плеткевича с полным пониманием сути могущества распределения дефицита, да и не дефицита тоже. И всегда старались первыми подать ему руку, даже чванливый и брюзгливый председатель облисполкома.
* * *Ступенев в волнении расчерчивал лежащий на полу своего кабинета пушистый персидский ковер нервными ломаными шагами.
— Ах, скотина… — то и дело применял он непечатные выражения. — Совсем зарвалась, тля торгашная. Вышвырнуть его с работы? выгнать из партии? Посадить?
Быстрыми шагами он забежал в комнату отдыха, налил себе фужер коньяка и жадно, двумя глотками, проглотил. Как ни странно, крепкий ароматный напиток не усилил ярость, а, напротив, заставил сесть за столик и призадуматься над некоторыми возникшими проблемами и путями их решения.
— Так, по сыну, вероятно, что-то серьезное, — пробормотал он, — не стал бы так нагло, в упор, переть этот паскудный торгаш, — он потер переносицу двумя пальцами. — Пожалуй, надо пригласить к себе Калугина, потолковать на эту тему. Милицейский генерал предан мне, как пес, и сделает все, что требуется.
Он налил еще коньяка, но передумал и поставил фужер на столик. Ступенев активно размышлял, морщившись, щуря глаза, потирая рукой щеку.
Его изворотливый ум искал подходящие варианты развития событий и пути разрешения некоторых неприятных вопросов.
С Плеткевичем, конечно, горячиться не надо. Поставить его на место — да, но никаких кадровых решений и тем более… Слишком многое их связывает. И вообще, человек он полезный и нужный. И со связями в самой Москве.
Ступенев задумчиво взял рюмку, покрутил между пальцами ее тонкую ножку и вновь поставил на столик.
А вот Ремезов, прокурор… Хуже всего с прокурором — вечно норовит законами перед носом у других помахать, законник хренов. Старается обособиться и от обкома, и от облисполкома. Даже в «греческий зал» обкомовской столовой, для избранных, не ходит. Старается в общей очереди постоять за обедом.
Ступенев легонько хлопнул себя по лбу с торжествующим выражением: «как же я запамятовал, мы же должны на бюро его рассматривать, на предмет переназначения на другой срок, или как там у них это называется… Отлично — тут то мы тебя и поставим в позу за твое позерство…»
Он вернулся в кабинет, сел в свое удобное кресло и начал действовать.
— Михаил Викторович, — произнес Ступенев, нажав на клавишу селектора с надписью «заворготделом», — собирайте бюро обкома на завтра на семнадцать часов. Повестка сверстана?
— Да, василий Борисович. Что, будут дополнения?
— Нет. Там включен вопрос по нашему прокурору?
— Да. Все бумаги подготовлены.
— Значит, фунциклируйте, — шутит секретарь, подколов не шибко грамотного заворга, употребившего как-то прилюдно слово «фунциклировать» вместо «функционировать».
— А первый в курсе?
— Я с ним сам переговорю.
— Понял.
— Ну, тогда все, — довольно прервал беседу Ступенев и нажал на следующую клавишу.
— Слушаю вас, василий Борисович, — ворвался в комнату резкий клекочущий голос. Это отозвалась Старая Сова, как он за глаза называл свою секретаршу. Ему многое в ней не нравилось. Но она была грамотна, цепка и, несмотря на возраст, умна и памятлива. Ступенев мог ей смело поручить любой вопрос на уровне завотделов, и через некоторое время Сова докладывала о его безукоризненном исполнении. Кроме того, супруга второго секретаря обкома была страшно ревнива, и это служило, пожалуй, не менее важным основанием для сохранения на своей, далеко не мелкой должности, Старой совой.
— Соедините меня с Калугиным, начальником областного УВД, Софья Андреевна, — процедил Ступенев. — Если его нет, пусть найдут, он мне срочно нужен.
- Гриф – птица терпеливая - Джеймс Чейз - Крутой детектив
- Глубинные воспоминания - Желешка - Боевая фантастика / Крутой детектив / Прочие приключения
- Никогда не знаешь, что ждать от женщины - Джеймс Чейз - Крутой детектив
- Солнце встает из-за Лувра - Лео Мале - Крутой детектив
- На острие - Лоуренс Блок - Крутой детектив