В тот период совместные митинги коммунистов и нацистов не были редкостью. А в августе 1931 года КПГ и НСДАГТ вместе голосовали на референдуме за роспуск социал-демократического правительства Пруссии. Кстати, двумя годами раньше «умеренные» и «либеральные» эсдековские власти Берлина приказали расстрелять мирную рабочую демонстрацию, проходившую 1 мая. Теперь рабочие Германии поквитались за этот вполне тоталитарный акт.
В том же самом 1932 году при поддержке КПГ председателем прусского ландтага (местного парламента) был избран представитель НСДАП. В июле 1932 года канцлер Ф. Папен, опираясь на фракции КПГ, НСДАП и правых консерваторов, распустил социал-демократическое правительство Германии.
Но апогеем «красно-коричневого» сотрудничества была забастовка транспортных работников Берлина, прошедшая в два тура — 3 и 7 ноября 1932 года. Эту забастовку организовали коммунистическая Революционная профсоюзная оппозиция и Национал-социалистическая организация заводских ячеек. Она получила столь серьезный размах, что Берлинское транспортное общество с очень большим затруднением смогло организовать лишь частичное функционирование транспорта. Дело дошло до уличных боев, которые сопровождались строительством баррикад.
Исследователи либерального толка единодушны в том, что ноябрьская транспортная забастовка была сугубо экстремистским мероприятием, которое лишний раз подтвердило — крайности (в данном случае правого и левого радикализма) сходятся. Что тут можно сказать? Конечно, лучше обойтись без уличных боев и баррикад, да и вообще без забастовок. Но нельзя забывать о том, что крайности социального протеста часто вызваны эгоизмом сильных мира сего. И разве не экстремизмом следует считать ту политику, которая загнала Германию в пропасть экономического кризиса, разорила и сделала безработными миллионы людей? Странная у либералов логика. Когда в Веймарской республике люди умирали от голода на улицах — это экстремизмом не считается. Как же, умирали-то при демократии… А когда последовательные социалисты пытались положить конец подобному безобразию, это, конечно, является только лишь экстремизмом, и ничем иным.
Кстати, не лишним будет обратить внимание читателей на причину, вызвавшую столь радикальную акцию протеста. Муниципальные власти Берлина вознамерились осуществить понижение зарплаты на транспорте с тем, чтобы выровнять доходы на всех предприятиях столицы. То есть, по сути, они захотели осуществить вполне левацкую затею в духе социальной уравниловки. И акцию КПГ и НСДАП можно смело считать акцией, направленной против левого экстремизма.
Неизвестно, как сложились бы судьбы Германии, России, да и всего мира, если бы курс 1930 года (именуемый «линией Шерингера») продлился еще на несколько лет. Однако в Москве резко усилились позиции сторонников франко-советского сближения. После этого «антиверсальская» тональность лидеров КПГ снизилась. А в НСДАП на пятки «левым» все более жестко наступал авторитарный Гитлер — фанатичный антикоммунист и антисоветчик.
Тоталитарный режим в Германии был установлен потому, что монополию на власть в НСДАП захватил «правый» Гитлер. Если бы верх взяли Штрассеры, то в этой стране возник национал-большевистский режим, сочетающий ценности национализма, социализма и свободы. Там бы нашлось место всем — и коммунистам, и Гитлеру.
Теперь давайте вспомним о том, что и Сталин, лидер русского национал-большевизма, пытался сделать тоталитарный советский режим более свободным и демократическим, не отказываясь в то же время от социализма. Закономерно, не правда ли?
Теперь начинаешь несколько в ином свете воспринимать возможные перспективы сближения СССР и Третьего рейха. Оно, несомненно, сопровождалось бы отказом двух стран от присущих им крайностей — классового и расового шовинизма. Усиливались бы позиции тех деятелей Германии, которые стояли на более умеренных позициях.
Вот почему я делаю такой упор на разногласиях по поводу Германии. Сближение с этой страной имело не столько внешнеполитическое, сколько внутриполитическое значение. Оно способствовало национал-большевизации и одновременно демократизации страны. Впрочем, была и обратная связь.
Радек пал, как политическая фигура, именно на переднем фронте борьбы за объединение национализма и социализма. Он, со своими международными связями и талантами дипломата-игрока, был крайне опасен для противников сближения с Германией.
Фактор Енукидзе
Ещё раньше такая участь постигла А. С. Енукидзе, занимавшего до 1935 года пост секретаря ЦИК СССР. Его падение тоже сваливают на Сталина, что опять-таки неверно. Енукидзе был самым близким Сталину человеком. Иосиф Виссарионович знал его с 1900 года. Первая жена Сталина крестила дочь Енукидзе, а дети Сталина называли его «дядей». Сохранилась фотография, на которой члены Политбюро позировали после окончания XVII съезда. На ней мы видим Енукидзе — единственного не члена ПБ. Такое к нему было доверие. Но ко всему этому Енукидзе был активным сторонником сталинского курса на сближение с Германией.
В дневнике М. Я. Раппопорта приводится такое высказывание Енукидзе: «Только союз Германии и СССР может спасти и ту, и другую страну». А вот описание этого деятеля, сделанное немецким послом Г. Дирксеном: «Добродушный, с чудесной шевелюрой, голубоглазый грузин, явно симпатизировавший Германии».
Летом 1933 года Енукидзе провел отпуск в Германии. Вернувшись, он пригласил к себе на дачу Дирк-сена и министра-советника немецкого посольства Твардовски. Секретарь ЦИК (кстати, лицо представительское) заявил, что приход национал-социалистов к власти может положительно отразиться на германо-советских отношениях. Он с явным неудовольствием заметил, что и в СССР, и в Германии многие люди ставят на первое место политические задачи своих партий. Таких людей, по мнению Енукидзе, нужно сдерживать, приучая к «государственно-политическому мышлению». В ходе беседы было достигнуто соглашение о встрече заместителя наркома иностранных дел Н. Н. Крестинского с Гитлером. Но встреча так и не состоялась. По некоторым данным, на ее отмене настоял Литвинов. Стоит ли говорить, какой это был удар по самолюбию Гитлера?
Надо отметить, что взгляды Сталина, Радека и Енукидзе на «германский вопрос» разделяли и многие другие партийцы. Явным сторонником сближения с Германией был Молотов, неустанно повторяющий, что «наш главный враг — Англия». Еще в июле 1932 года руководитель ТАСС Долецкий сказал советнику немецкого посольства Г. Хильгеру, что здравый смысл требует утверждения в Германии именно национал-социалистического правительства. И совсем уж яркой была краткая речь председателя Киевского облисполкома Василенко, обращенная к тому же самому Хильгеру в 1934 году: «Политика Литвинова для масс неубедительна, и история скоро расставит все по своим местам. Ведь глупо Советской России вступать в союз с таким загнивающим государством, как Франция! Только дружба с Германией может обеспечить мир. Кому какое дело до расовой теории национал-социализма?»
Но в партии было немало могущественных противников советско-немецкого сближения, к числу которых принадлежал и нарком НКВД Ягода. Они не сидели сложа руки, всячески пытаясь дискредитировать своих «оппонентов». Одним из первых был вышиблен из седла Енукидзе. Органы НКВД пристегнули его к явно сфальсифицированному делу о так называемом «кремлевском заговоре», которое еще называют «делом полотеров». Начиналось все, казалось бы, с пустяков. Выяснилось, что некоторые кремлевские уборщицы ведут между собой весьма вольные разговоры, позволяя критику Сталина. Органы стали «работать» с ними, и через некоторое время в сферу их внимания попали многие сотрудники кремлевской комендатуры. Были обнаружены серьезные недостатки в деле охраны Кремля. Положение усугубляло то, что начальником кремлевской библиотеки работал Н. Б. Розенфельд, дядя известного «левого уклониста» Л. Б. Каменева. Кроме того, вспомнили, что начальник кремлевской комендатуры Р. А. Петерсон некогда был троцкистом. Всё это обернулось против Енукидзе, ибо кремлевская комендатура подчинялась ему, как секретарю ЦИК. Правда, наряду с ЦИК ею заведовал ещё и Наркомат обороны. Однако ведомство Ворошилова трогать не стали. Почти обо всех военных, замешанных в кремлевском деле, «забыли», а Петерсона благополучно перевели в Киевский военный округ заведовать материальной частью, не став тормошить его троцкистское прошлое.
Кстати, пример с Петерсоном весьма показателен. Ещё с 1919 года Петерсон возглавлял комендатуру, а Сталин даже не озаботился его перемещением. Ничего себе «подозрительный деспот»! Держать рядом с собой пусть и бывшего, но всё равно троцкиста — это как-то не вяжется с тем образом, которым нас пичкают антисталинисты. Правильно, образ-то совершенно иной.