Бальзак тем более торопится завершить роман, что Ганская, которая все еще в Вене со своим семейством, вот-вот вернется в Россию. А он хочет непременно сам передать ей рукопись «Серафиты». Но нетерпение и желание увидеть Иностранку ничуть не мешают ему увлечься вновь прибывшей прекрасной графиней Гидобони-Висконти. Как только выдается свободная минута, устремляется туда, где можно встретить ее, – в Версаль, Медон. Эти эскапады веселят его, будоражат кровь, что он и пытается объяснить своей неизменной Зюльме Карро: «Во мне живут несколько человек: финансист, художник, сражающийся с газетами и публикой, художник, сражающийся со своими трудами и сюжетами. Наконец, страстный мужчина, готовый растянуться на ковре у ног прелестной женщины, наслаждаясь ее красками, вдыхая ее аромат. Здесь вы скажете: этот плут, Оноре! Нет и нет, я не заслуживаю подобного эпитета, вам бы хотелось, чтобы я отказался от всех радостей окружающего мира, заперся у себя и продолжал творить!» Кстати, писатель обещает скоро приехать навестить ее. Но на это нет времени, так увлечен «Серафитой» и графиней: «Вот уже несколько дней я под властью потрясающей женщины и не знаю, как освободиться, я, словно молоденькая девушка, не в силах устоять против того, что мне нравится».
В длительной перспективе Бальзак отдает предпочтение польке, а не итало-англичанке. К тому же чувствует, что обязательно должен увидеть Еву, прежде чем она опять удалится, и, быть может, надолго: «Я не хочу, чтобы вы уехали в ваши пустынные края без моего рукопожатия. Не хочу никому отдавать рукопись „Серафиты“. Я привезу ее сам». У него уже готов паспорт. И все-таки он не решается пока расстаться со своим рабочим столом. Что лучше – писать роман или любить женщину? Наконец выбирает женщину, которая ревнива, и говорит об этом в своих письмах. Надо увидеть ее и успокоить все подозрения. Итак, план ясен: в Вене автор положит к ногам Ганской рукопись «Серафиты», завершит «Лилию долины», съездит на места сражений в Ваграм и Эсслинг (это необходимо для новой редакции «Сцен военной жизни») и насладится страстью, которая накануне разлуки достигла своего апогея. Уверенный в скорой реализации этих эротических и литературных мечтаний, Оноре умоляет Ганских отложить их абсурдный отъезд на Украину. Если они внемлют несчастному, изнывающему вдали от них, ему удастся провести в Вене четыре дня. «Я радуюсь, словно дитя, этой эскападе. Забыть о моей каторге и увидеть другие страны. Итак, до скорой встречи!» Бальзак объявляет, что вооружится своей знаменитой тростью, чтобы опробовать на них ее магическую силу.
Глава седьмая
«Лилия долины»
Бальзак всегда придавал огромное значение внешним проявлениям благополучия и потому, сидя на мели, старался выглядеть особенно роскошно. На путешествие в Вену пришлось попросить аванс у Верде. У того денег тоже не было, но он обратился к барону Джеймсу Ротшильду, который и дал необходимую сумму. Оноре воспрянул, а так как не любил себя ограничивать, тут же нанял за четыреста франков «карету-почтовую-фаэтон» у каретника Панара. Размах потребовал и сопровождения слуги, решено было, что поедет его камердинер Огюст.
После Страсбурга и Карлсруэ он остановился в замке Вайнхейм под Гейдельбергом, где его ждал князь Альфред Шенбург. Хозяин представил Оноре леди Эленборо, женщину потрясающей красоты и очень свободных нравов, которая, как поговаривали, была когда-то любовницей князя Феликса Шварценберга, потом баварского короля, выдавшего ее за дворянина Карла Гериберта фон Венингена. Теперь она состояла в связи с Шенбургом. Глядя на нее, слушая ее разговор, Бальзак думал о леди Дадли, Арабелле, персонаже «Лилии долины», наделенной всеми возможными достоинствами и самыми разнообразными недостатками, которую хотел написать настоящей англичанкой. Вечером, сидя на скамейке в парке, под галантную беседу князя и его дамы, он набрасывал «размышления» Луи Ламбера, хотел добавить их в новое издание романа. Его голова никогда не отдыхала, работа над начатой книгой шла бок о бок с заботами об уже готовых, которые ему тем не менее не терпелось переделать. Как будто все его творчество жило и развивалось вместе с ним. Покидая Вайнхейм, Бальзак был вдвойне удовлетворен: продвинулся замысел «Лилии долины», метафизические рассуждения (на самом деле совершенно бесполезные!) придали, как ему казалось, глубины «Луи Ламберу».
Семь дней пути через Штутгарт, Мюнхен, Линц, Шёнбрунн, и вот он, наконец, в Вене. Ганские сняли для него комнату в отеле «Золотая груша» на Ландштрассе, недалеко от Пратера. Сами жили по соседству. Сердце Бальзака переполняли надежды, но его ждало разочарование: полтора года разлуки не прошли бесследно, дорогая Ева охладела к нему. Достаточно было россказней польских подруг, живших или побывавших в Париже, чтобы облик гениального писателя, преданного и одинокого, померк в ее глазах. Кроме того, светская жизнь Вены не располагала к уединению, и два поцелуя украдкой никак не могли удовлетворить любовника, лишенного ласки. Он жаловался на безразличие, Ганская отвечала резко, упрекала в излишней оригинальности, которая заменяет ему элегантность, а это могло не понравиться в высшем обществе. Обиженный Бальзак послал ей записку: «Если я не грязен, то уж точно глуп, так как не понял ничего из того, что вы имели честь сказать мне». Другая записка была подписана: «Грязный человек, о котором никто не заботится».
Неожиданно презрительное отношение Ганской компенсировало признание венской публики: самые лестные приглашения сыпались со всех сторон, Оноре был в восхищении, но и несколько раздражен, дабы не прекращать работу, вынужден был ограничить число выходов в свет: «Ради моих двенадцати часов работы я должен ложиться в девять, иначе не встану в три. Этим, почти монашеским распорядком я не могу пренебречь. Для вас нарушил я этот суровый ритуал, дав себе еще три часа на развлечения – в Париже ложусь в шесть, – но это все, что я могу сделать», – сообщает он Еве. Затем добавляет: «Хотел пойти утром в одиночестве посмотреть Пратер. Если бы составили мне компанию, было бы очень мило с вашей стороны, так как за „Лилию долины“ я сяду только завтра, это означает четырнадцать часов работы в день, чтобы нагнать упущенное время. А я обещал себе или завершить этот роман в Вене, или броситься в Дунай».
Но и среди бесконечных приемов и визитов, от которых он под любым предлогом пытается уклониться, есть мгновения счастья. Двадцатого мая, вооружившись рекомендательным письмом госпожи де Кастри, он предстает перед дедушкой по отцовской линии ее сына. Князь Клемент фон Меттерних принял его любезно и просто. Его третья жена отметила в дневнике: «Этим утром Клемент встречался с Бальзаком. Он начал разговор такими словами: „Мсье, я не читал ни одного из ваших произведений, но я знаю вас и понимаю, что вы – безумец, развлекающийся за счет других безумцев, стремясь вылечить их безумие безумием еще большим“». Бальзак ответил, что Клемент все правильно угадал, что, действительно, такова его цель и он стремится к ее достижению. Клемент был очарован тем, как писатель смотрит на вещи и судит о них. Через пять дней появилась еще одна запись: «Бальзак показался мне человеком простым и добрым, что никак нельзя отнести к его фантастическому наряду. Он маленького роста, полный, но его глаза и лицо говорят о большом уме… Мы говорили о политике. Он провозглашает себя ярым роялистом».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});