одна, меня вообще накрыло до истерики. Из плюсов было то, что меня кормили три раза в день, и никто меня не трогал.
На следующий день Даша снова вывела меня на уборку туалетов, только в другом здании. Было странно, что полковник Грэй до сих пор не объявился. Он мог бы вызвать меня к себе или посетить мою камеру, но его не было. Может, я совершенно не имею ценности, как заложник? Всё, на что я гожусь — это драить толчки?
— Я хочу увидеть полковника, — сказала я Даше, когда она проводила меня до моей клетки. — Как его вызвать?
Мой вопрос вызвал истерический смех у девушки.
— Он чё, по-твоему, проститутка? Не терпится на тот свет, жаба? — сквозь смешки спросила она. — Полковника нет на базе. Наши второй день гасят северян. Как раз возле того леса, где я тебя поймала. Мы не берём пленных, так что твои милые друзья уже наверняка отправились в ад! Жалко, что я пропустила такую веселуху, а то бы я тебе потом рассказала, как свинорылые хрюкали и визжали перед смертью!
Я с трудом сдержалась, чтобы не вцепиться в волосы этой твари! Она с таким смаком говорила об убийстве моих соотечественников! В том лагере, конечно, был Марсель, и его мне не было жалко. Но наверняка, он уже сбежал, потеряв меня снова. Папа знает, что я пропала, а Марсель не железный, он не может искать меня вечно, тем более перед самым носом у сепаратистов.
Вместе со своей ненавистью к Даше, я почувствовала страх перед ней. Стоит мне её тронуть, и она меня прикончит или изуродует!
Меня заперли в камере, Даша ушла, и теперь я чувствовала жалость к себе. Какая же я трусиха! Я просто жалкая! Даже этой уголовнице не могу слова сказать против!
Мне вспомнились Зоя Космодемьянская и Дмитрий Карбышев, которых замучили фашисты, но они не сдавались до самой казни. Мы учили их биографию в школе на уроках истории. Мне и в то время поступки этих героев казались великим подвигом. А теперь, когда я сама оказалась в плену, стойкость духа этих людей не поддавалась границам моего воображения. Что это были за люди? Откуда в них столько мужества? Где мне взять хоть немного?
Просидев двое суток практически в одиночестве, я поняла, почему содержание в одиночных камерах считается суровым наказанием. Психологическое давление, когда ты сидишь запертый один — колоссальное. Так люди и сходят с ума.
Хоть бы книжку какую-то почитать, что ли!
Книги — это другая реальность, а я нахожусь в этой.
Слава богу, принесли ужин, и у меня появилось занятие на целый час. Теперь я никуда не торопилась, не боясь, что еду отберут или прервут приём пищи.
А что если, я всю жизнь проведу в тюрьме?
Война закончится рано или поздно, а меня обвинят в чём-то политическом и посадят. Пусть не на всю жизнь, но надолго. Когда я выйду, буду уже старухой. Сумасшедшей старухой. Весь мир изменится, а я так и останусь жалкой и ничтожной копией человека.
Бедные мои родители. И одни, и вторые. Я не тот ребёнок, которым стоит гордиться.
Я лежала на кровати, продолжая сокрушаться о своей никчёмности, когда в коридоре раздались гулкие, тяжёлые шаги. Я уже знала, что кроме, как ко мне, больше тут никто не ходит, поэтому заставила себя подняться с кровати. Интересно же, кто там пожаловал?
— Здравия желаю, товарищ... — зычно отчеканил мой охранник кому-то.
— Да не ори ты! — послышался мужской голос в ответ. — Вольно!
Загремела решётчатая дверь, и в мою камеру вошёл... Серёжа!
Я так обрадовалась, что он жив, что бросилась к нему на шею! Он пришёл за мной, чтобы спасти! А я не верила!
Крепко обняв Серёжу, я уткнулась в его шею, и разрыдалась.
— Ты чего, Нюрка? — усмехнулся он, обнимая меня за талию одной рукой.
Нюркой меня звал отец. Нет, не так — Нюрочкой. Может быть, я сошла с ума от горя и одиночества, и мне всё это кажется?
Рёбра болели вполне натурально, и пахло от Серёжи дымом и порохом. Так пахла смерть, но он был живым и настоящим!
— Я думала, ты погиб, — всхлипнула я, вглядываясь в его лицо. — Думала, что больше тебя не увижу!
Он только посмотрел на меня удивлённо, а потом отстранился и протянул мне коробку конфет. Я уставилась на презент сквозь слёзы. Берлесские конфеты "Птичье молоко". Я не ела их с тех пор, как уехала во Фрогию. Это точно какой-то сон!
Серёжа прошёл в камеру и присел на стул. Я непонимающе взглянула на него. Разве мы не торопимся? Мы же должны бежать?
На мужчине была кижанская форма без отличительных знаков, как и вчера, разница была только в шевроне на правом плече. Буква "V", как у сепаратистов. Он специально оделся во вражескую форму, чтобы было легче выбраться из плена?
— Анна, присядь! — указал он мне рукой на кровать. — Я пришёл, чтобы поговорить.
Сегодня Серёжа был какой-то другой. Уверенный в себе и вальяжный. Он держался так, будто он не обычный солдат, а генерал. Смотрел на меня до ужаса спокойно и снисходительно.
Что-то кольнуло в груди, так что руки задрожали. Это он! Это и есть полковник Грэй! Поэтому его и не было двое суток! Он убил всех солдат альянса, а теперь пришёл меня допрашивать? Ловко он вытянул из меня информацию о планах отца!
Боже, какая же я идиотка! Чёртова наивная дура!
— Сам жри свои конфеты! — закричала я и бросила коробку прямо ему в лицо!
Пусть убьёт меня прямо сейчас! Я больше не хочу такой жизни!
47. Анна
К моему великому сожалению, коробка не попала в цель, Грэй ловко поймал её, а потом, к моему ужасу, зашвырнул куда-то в угол. Я его разозлила, и теперь он поднялся