прикрутила к столу детский пугач. Напоив Трофимыча, она уничтожила видеозаписи, уличающие ее в том, что она вечером приходила на фабрику. После этого она сообщила мужу, что Анфиса мертва. Он запаниковал. Она посоветовала ему на время скрыться, скажем, отправиться за границу. Она знала, что Михаил понесется на фабрику. Там, в его сейфе, хранились деньги. Потом она ему позвонила и посоветовала оставаться на фабрике, мол, там его не будут искать. Он на фабрике и ночевал.
— Но зачем он утром звонил Сасуняну?
Далила пожала плечами:
— Этого уже никто не узнает. Думаю, по наущению все той же Марины. Потом она сама позвонила Карапету Ашотовичу. Они вместе пошли на фабрику. Марина дождалась грузовика и нажала на кнопку «дистанционки». Дальше ты знаешь. Прозвучал выстрел: сработал детский пугач. Михаил сидел за столом и, разумеется, испуганно, с воплями отскочил к окну. Сасунян и Трофимыч все это видели, чего и добивалась Марина. Она с Сасуняном побежала в офис, а Трофимыч остался пропускать грузовик. На лестнице Марина обогнала Сасуняна, первой влетела в кабинет и под грохот грузовика застрелила Калоева. Оставалось вложить пистолет в его руку, и вот оно, самоубийство.
— Но как ты об этом узнала? — удивилась Галина.
— По многим признакам, но, главное, Марина мне солгала. Она никогда не носила туфель на высоких каблуках. Они с Калоевым были одного роста.
— А Трофимыча кто убил?
— Трофимыча тоже убила она. Во-первых, просматривая видеозаписи, Марина обнаружила, что Калоев водил в офис девочек, а Трофимыч ему потворствовал. Во-вторых, Трофимыч начал что-то подозревать, ведь в его журнале было одно, а на видеоленте другое.
— Неужели и нотариуса убила она?
— Увы, — вздохнула Далила. — Думаю, что Марк Борисович застал Калоеву в доме Анфисы. Она стояла над трупом, не успела уйти.
— Почему же он никому не рассказал? Почему не вызвал милицию? — поразилась Галина.
— Видимо, Марина ему пригрозила, а Марк Борисович был трусоват. Он метался, но так и не решился сказать. Мести боялся.
— Но кто же убил Сасуняна? Сасуняна Марина любила.
— Сасунян был самым ужасным разочарованием Марины, — возвестила Далила. — Я припомнила разговор с Людмилой, та с обидой ругала Марину: «Та, овца, то и дело Карачке моему звонила: «Ой, Миша домой не пришел. Ой, пойдем со мной к нему на работу». И сама Марина сказала, что накануне на работе у мужа была. А Сасунян говорил, что Марина в день гибели Миши Калоева впервые на территории фабрики появилась. Как думаешь, зачем он это сказал?
— Зачем?
— Сасунян много врал и заставлял лгать Людмилу. Он любимую женщину выгораживал. Он своими руками снял со стола пугач, поэтому был уверен, что это Марина убила Мишу. Но даже тогда он ее не разлюбил, а вот Марина его возненавидела.
— После чего?
— После разговора с Людмилой. Сасунян сподличал: желая заполучить Марину, он решил обвинить в убийстве Анфисы жену. Он думал, что Марина охладела к нему из-за Людмилы, что она не хочет разбивать семью. На самом деле Марина к нему не охладела. Она просто ждала. Если все увидят, что у нее роман с Сасуняном, возникнут нежелательные подозрения, считала она.
Семенова восхитилась:
— Ну и умная баба была!
— Да, — согласилась Далила, — Марина была умна. Пока она сторонилась Карапета Ашотовича, тот сходил с ума и плел сети вокруг Людмилы. В конце концов Людмила не выдержала и выложила все Марине. Все рассказала: как он всю жизнь «кобелировал», как теперь родную жену подставляет ради любовницы и кто он вообще такой. Кстати, Сасунян и мне все врал. В тот роковой день он не был у Анфисы и ничего не видел. Он просто знал, что Людмила туда поехала. Она и не скрывала.
— А что сделала Марина, когда услышала Люськин рассказ?
— Марина ей не поверила. Тогда Людмила поведала, что Сасунян спал с Анфисой. В качестве доказательства она показала купчую на дом, в котором Анфиса жила. Вот, мол, смотри, тебя да меня любил, а дом в Сестрорецке Анфиске купил. Тут-то Марина и возненавидела Сасуняна. А когда он сказал ей, что я за это дело взялась, она поняла, что становится горячо. Она решила перевести стрелку на него. Желая вывести Людмилу из-под удара, она назначила ей встречу в универмаге, а сама убила нотариуса и Сасуняна. Когда я впервые с ней разговаривала, она ходила не за лекарствами, а убивать. А потом Марина мне лгала, намекала, что Сасунян злодей и ей угрожает. Я на хитрость ее повелась.
— Но кто же убил Марину? — удивилась Галина.
— Марину убила она сама. Узнав, что она в больнице, Людмила изредка ей звонила, справлялась о здоровье, жаловалась на то, как ей плохо. Это ужасно на Марину влияло. Ее мучила совесть, подскакивал сахар. Марина поняла, что в отчаянии она искала справедливости, а по сути лишь мстила. И всем сделала плохо, не сделав себе хорошо.
— И когда же она это поняла?
— В тот день, когда Людмила к нам в гости пришла. Марина ее и вызвала. Как бы там ни было, но Людмила любила своего Сасуняна, а ругала его со зла. Когда волна ненависти спала, пришла боль. Боль пришла и к Марине. Марина в это время жила у меня и мои книги читала. Зачем она позвала Людмилу, понятия не имею, но Людмила ей слезно призналась, что любит она покойного Сасуняна и плохо ей без него. Тут у Марины в первый раз сахар и подскочил.
Галина зашлась от ужаса:
— Вот что делает с человеком совесть! А я, признаться, тебе не верила!
— Да, совесть человека может убить, — констатировала Далила и, взглянув на подругу, спросила: — Семенова, что с тобой? Ты побелела.
Та отмахнулась:
— Да так.
— А ну, не юли. Хочешь сгореть в муках совести?
— Ой, — завертелась Семенова, — видимо, придется признаться. То платье, ну помнишь, сиреневое, что Граблин мне подарил?
— Ну, не тяни.
— Оно не от Диора, на барахолке купили.
Далила ее успокоила:
— Я сразу так и подумала.
Галина каялась дальше:
— А то розовое, с черным пушком на воротнике, ну помнишь, что я месяц назад купила?
— Помню, — подтвердила Далила.
— Так вот, розовое не с барахолки и оно не за тридцать долларов, а за триста.
— Ага, оно-то как раз от Диора! — прозрела Самсонова. — И купила его ты на деньги, подаренные тетушкой Марой твоей Ангелинке!
Галина, в позе кающейся Магдалины, горестно подтвердила:
— О да! Не устояла!
— Ладно, подруга, — сказала Далила, — тогда я тоже тебе признаюсь.
Семенова ожила:
— Давай поскорей!
— Мы с Матвеем не просто встречаемся. Мы с ним