Два старых верных близнеца-паразита – гнев и боль – вновь попытались червяками поднять голову. Эдди затолкала их поглубже. Не важно, кого трахал Зах. Ей приходилось с этим мириться и считать себя его другом. Если она действительно его друг, ей надо оставаться на пару шагов впереди его врагов или хотя бы попытаться это сделать.
Ежедневный ливень хлынул и прошел, от мостовых еще поднимался пар. Горы мусора у задних дверей баров и ресторанов извергали целую мешанину запахов: выдохшегося пива, гниющих овощей, рыбных костей со следами жира и кайенского перца. Она миновала огромную корзину с раковинами устриц и скользких и клейких останков самих моллюсков, и в нос ей ударила солоноватая вонь морской воды, от которой ей всегда на мгновение хотелось спросить себя, не пора ли принять ванну.
Я же собиралась под душ, прежде чем выходить, вспомнила Эдди. От меня самой, наверное, сейчас несет почти как от старой. устричной раковины. Но это не имело, значения. Никто не собирался приближаться к ней настолько, чтобы его это отвратило, а ей было о чем подумать и помимо душа.
Через несколько кварталов дальше по Шартрез находился “букинист”, в который Эдди и Зах часто заглядывали вместе. Они могли проводить здесь часами, погрузившись в изысканно пыльный, сухой, притягательный аромат книг, перелистывая переплетенные в кожу тома с золотым обрезом, копаясь в стопах древних журналов и повидавших виды покетбуков, чьи углы округлились и размягчились от времени. Владелица магазина, старая креолка, курившая ароматную трубку и непрерывно читавшая, похоже, была не против, что они вот так копаются в ее залежах.
Но когда Эдди попросила атлас США, старая дама только покачала головой.
– Карты 20-х годов тебе ведь ни к чему, спору нет, красотка? Попробуй в “Букстар” у Джакса Брюэри или в новых книжных вдоль канала.
– О'кей, наверное, я так и сделаю.
Эдди повернулась уходить, но старая дама, должно быть, заметила что-то от беглеца в ее лице, поскольку, положив морщинистые пальцы на руку Эдди, остановила девушку. Кожа старухи была прохладной и как будто шелковистой, и на скрюченных артритом пальцах поблескивали три аляповатых кольца.
– А где тот красивый молодой человек, с которым ты приходила?
– Он, а… – Эдди глядела на руки старой дамы, на стопки книг на стоике. – Ему пришлось уехать из города.
– Неприятности в любви?
– Неприятности с законом.
– А-а-а-а, – печально кивнула старая дама. – Для него зажги зеленую свечу и желтую тоже. А у тебя тоже неприятности?
– Возможно.
– Для себя возьми яйцо и… Тебя допрашивали полицейские?
– Да.
– Сколько?
– Ну… – Эдди попыталась подсчитать в уме широкие синие спины и крутые серые костюмы. – Только один, – сказала она, рассудив, что агент Ковер был единственным полицейским, кто действительно ее допрашивал.
– Напиши его имя на яйце, – посоветовала старая леди, – и забрось это яйцо на крышу своего дома. Только пусть оно обязательно разобьется. Полиция не вернется.
– О'кей. – Эдди была по-настоящему благодарна. Ей сгодится любое, абсолютно любое преимущество. – Спасибо. Обязательно так и сделаю.
– Mais non. Бедный мальчик. Он так красив, так полон жизни.
– Да, – согласилась Эдди. – Он такой.
– Но, думаю, у него всегда какие-нибудь неприятности да будут. Есть одна креольская поговорка… у него le coeur comme un artichaud
Эдди порылась в памяти, вспоминая уроки французского в старших классах.
– Сердце как артишок?
– Oui. У него для каждого найдется листок, но на обед никому не хватит.
Прогулявшись по жаркой и задыхающейся от выхлопных газов Питер-стрит до книжного, Эдди решила срезать путь через тенистые и сырые переулки квартала, потом остановилась у углового рынка, чтобы купить зеленую свечу, желтую свечу и картонку яиц. Вернувшись домой, она заперла за собой дверь и раскрыла на кровати новый атлас.
Найдя штат Северная Каролина, она принялась внимательнее рассматривать карту, особое внимание уделяя маленьким городкам, не на самих трассах, но поблизости от них, и запоминая странные названия. Здесь были места, которые звались Тыквенный Центр, Климакс… Глубокая Брешь, Пыхтящая Скала… Пещера Мышей… Шелковая Надежда, Фукей-Варина… Потерянная Миля?
Эдди снова заглянула в газету. “Пропущенный сезон – что потерянная миля. Не Сумневайсь. Красотка…” Потерянная Миля, Северная Каролина.
Так вон он, наверное, где.
Но почему? В первой шифрованной заметке подразумевалось, что он держит путь в Нью-Йорк. Почему он решил остаться на Юге, да еще в таком маленьком городке, что спрятаться там практически невозможно? И почему он так уверен в том городке, что послал ей сообщение, в котором почти что черным по белому назвал свое убежище?
Эдди пронзила вспышка внезапной паранойи. Он кого-то там повстречал. На мгновение она была в этом уверена; она знала, что это так. Он там кого-то повстречал и решил остаться с ними – через какие-то три дня после того, как сказал мне “прощай навсегда”.
Но это же глупо. Откуда ей это знать. И как ни крути, такое маловероятно.
И все же… Потерянная Миля, Северная Каролина?
Эдди вздохнула. Теперь она по крайней мере знает, где он, или ей кажется, что она знает. Вероятно, в завтрашней газете появится заметка, в которой будет говориться, что он благополучно залег на дно в Ист-Виллидж. А пока она сделает все, что в ее силах.
Вынув из купленной картонки яйцо, Эдди большими печатными буквами вывела на нем “АГЕНТ КОВЕР”. Потом она вышла на улицу и, тщательно прицелившись, зашвырнула яйцо на крышу своего здания.
Она даже улыбнулась, услышав негромкий влажный “хлюп” над головой, и представила себе, как яйцо жарится на горячей крыше – точно так же, как скворчит и кипит от злости мозг Ковера – от злости, что Зах от него ускользнул.
Это твой мозг на сковородке вуду, подумала она. Есть вопросы?
В своем безрадостном офисе на Пойдрас-стрит Абесалом Ковер на первый взгляд сидит привольно, без пиджака, лениво листая старый “Уикли уорлд ньюз”, но на самом деле он размышляет над делом Босха. Ковер наизусть знал документы по делу, а теперь ему приходилось еще и мучиться над мириадами излияний Стефана “ЭмбриОна” Даплессиса.
К несчастью, хотя Даплессис проявил себя далеко не крепким орешком, его сведения о Босхе, по существу, не простирались дальше завистливого восхищения всем тем, что Босх сумел провернуть. Как объяснил Даплессис, существует Код Этики Хакера, состоящий из четырех священных законов: Ничего не удаляй. Ничего не перемещай. Ничего не меняй. Узнай все.
Первые три закона Зах Босх посылал ко всем чертям всякий раз, когда включал компьютер. Мало кто в его электронном кругу знал истинный размах преступлений Босха; он был осторожен и не хвастался направо и налево с маниакальностью, присущей большинству хакеров. Он доверил Стефану Даплессису часть своих данных, поскольку Даплессис лучше него разбирался в “железе” и мог ему подсказать – разумеется, с чисто теоретической точки зрения, и, вероятно, снабдить диаграммами этих “чисто теоретических” модификаций, – как сапгрейдить свою систему до еще больших высот хитроумия. (А также, как подозревал Ковер, потому что Даплессис, сам не гнушался обходить Законы Хакера.) Некоторые подвиги, какие он приписывал Босху, были настолько из ряда вон выходящими, что другие агенты отказывались в них верить.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});