– Граница чего?
– Империи анасазей. Мы сейчас приближаемся к ее центру.
Кристи снова посмотрела на горы, снежные вершины которых ярко горели на солнце.
– Далеко до них? – спросила она.
– Около ста тридцати миль.
– Значит, империя древних анасазей была всего в несколько сот миль шириной?
– Для них она не была маленькой. Для них этот мир был полон духов и тайн.
Чем дальше они ехали, тему каменистее становилась земля. Кедровые леса попадались все реже, все больше голой, потрескавшейся земли или просто камней.
– Я думаю, жизнь древних анасазей была трудна, – сказала Кристи после долгой паузы. – Короткое лето, сельскохозяйственные работы расписаны не по дням, а по часам. Суровые ветры. Летом испепеляющая жара, зимой сильные морозы. То дожди не хуже Всемирного потопа, а то ни капли.
Дорога становилась все уже и петляла между камней, словно вела в никуда.
– Ты уверен, что знаешь, куда лежит наш путь? – спросила Кристи.
– В обычном смысле или в философском? Кристи рассмеялась:
– Я думаю, что в философском. Эта земля настраивает на философский лад.
Кейн улыбался, уверенно ведя фургон по дороге, петлявшей все сильнее.
– Не знаю, как там насчет философии, но дорогу к Пуэбло-Бонито я знаю.
Фургон взбирался на возвышенность, с которой дорога сбегала вниз, чтобы затем снова подняться на холм. Запыленный, вылинявший знак у обочины дороги сказал им, что они въезжают в национальный заповедник «Каньон Чако».
– Мы, надо понимать, въезжаем с черного хода, – заметила Кристи.
– Да, но главный въезд ненамного лучше.
– Похоже, правительство не поощряет туризм.
– Мы едем по одному из самых интересных в археологическом плане мест Земли, – сказал Кейн. – Слишком большому, чтобы обнести его забором. Слишком ценному, чтобы не обращать на него внимания. А раскопки здесь потребовали бы слишком больших затрат.
– Надеешься проскочить незамеченным?
– Да. Если нашу машину действительно ловят, то нас остановили бы у главных ворот.
– А где мы едем сейчас? – спросила Кристи.
– Эту дорогу показал мне один старый «гробокопатель». По ней трудно проехать, но поэтому она и надежнее.
– Ты, разумеется, здесь никогда не копал.
Он слегка улыбнулся:
– Нет, Рыженькая. Но я побывал здесь не один раз.
Кристи усмехнулась.
Кейн показал на группу скал, маячивших впереди.
– Видишь небольшую рощицу ив рядом с тем прудом? – спросил он, показывая на зеленое пятно в полумиле от машины.
– Трудно не заметить. Единственное зеле пятно во всей округе.
– Отсюда начинался Великий Северный путь, – пояснил Кейн. – Это была главная дорога империи, соединявшая ее центр с северными окраинами. Она тянется всю дорогу, которую мы проехали от реки Сан-Хуан.
Кейн сбавил скорость. Они съезжали в ложбину. Рядом с прудом стояла старая мельница, поскрипывая медленно вращавшимися железными лопастями. Ивы и кедры, росшие у пруда, пышно разрослись от редкого в этих краях обилия воды.
Дорога, петляя, заканчивалась у скалы, преграждавшей ей путь, как стена. Кейн свернул с дороги к кедрам и заглушил мотор. Воцарилась тишина, нарушаемая лишь завываниями ветра и жалобным скрипом мельницы.
Кристи вылезла из кабины.
– Что мне делать? – спросила она.
– Считать, сколько раз повернется мельница.
Сначала она приняла его слова всерьез, но затем рассмеялась.
– Отдыхай, родная. Эти два дня были для тебя нелегкими.
– А для тебя?
– Для меня в них тоже было много интересного, – уклончиво ответил он.
Кейн вытащил из кузова ящик Ларри Мура и исследовал содержимое. В нем оказалось все необходимое: два спальных мешка, два матраса, палатка, две теплые куртки, маленький топорик, примус и консервы.
– М-да, никаких особых деликатесов, – сказал Кейн, глядя на консервы.
– Ничего, голод не тетка.
Кейн принялся ставить палатку, а Кристи отправилась в лес наломать веток для костра.
Солнце уже клонилось к горизонту, когда Кейн установил палатку. Он надел старенькую, видавшую виды куртку, а вторую куртку, лишь немногим меньше первой, протянул Кристи. После захода солнца быстро становилось холодно, и Кристи сразу ее натянула.
– Ты не очень устала? – спросил Кейн. – Пойдем погуляем.
– Далеко?
Он показал на вершину скалы.
– Раз уж мы здесь, то было бы жалко не забраться туда: оттуда открывается прекрасный вид на империю Чако.
Подъем на скалу оказался легче, чем предполагала Кристи.
Кейн остановился, оглядывая бескрайнюю землю, простиравшуюся под ним, и столь же бескрайнее небо над ним. Кристи стояла рядом с Кейном, не веря, что воздух может быть таким прозрачным, а такое огромное пространство земли – совершенно лишенным огней или других признаков человеческого жилья.
– Не замечаешь ничего необычного? – спросил через минуту Кейн.
– Ни улиц. Ни небоскребов. Ни театров. Ни музеев. Ни баров. Ни такси. Ни прохожих. Ни суеты. Ни…
Кейн рассмеялся. Ему эта величавая пустыня была более привычна, чем суета Манхэттена.
– Я хотел сказать, чего-нибудь необычного для пустыни, – уточнил он.
– Пустыня как пустыня. Пустая. Большая. Сухая. Каменистая. Мало растительности. – Кристи поколебалась. – Разве что там…
Она указала на удивительно ровную полосу деревьев шириной в тридцать футов, спускавшуюся по склону. Казалось, что деревья посажены руками человека.
– Это и есть главная дорога империи, – сказал Кейн.
– Какая же это дорога, если она сплошь заросла? Кейн широко улыбнулся:
– Это сейчас она заросла. Старые дороги превращаются в подобие каналов, в которых скапливается вода. Деревья любят такие места. Нам лучше всего пойти рядом с этой дорогой.
Кристи начала медленно подниматься. Кейн следовал за ней.
В одном месте, рядом с вершиной скалы, откуда начиналась дорога, слой почвы был сорван ветром, обнажая камень под ним.
– Смотри. – Кейн присел на корточки. – Песчаник. Ограждения из таких песчаных глыб тянулись по обеим сторонам дороги на всем ее протяжении, около ста миль.
Кристи присела рядом с ним и дотронулась до холодной глыбы, вытесанной неизвестным каменщиком за много веков до того, как Колумб отправился в Индию, а приплыл совсем не туда.
Кристи поежилась, словно прикоснулась к жизни людей, живших так давно, что трудно даже было представить. Было что-то мистическое в этом странном ощущении своей связи с прошлым.
– Неужели целых сто миль? – прошептала она.
– Сто миль по всей дороге. А вся сеть таких дорог составляла в общей сложности чуть ли не три тысячи миль, – сказал Кейн. – Мы еще только начинаем по-настоящему понимать жизнь древних людей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});