Известие о рождении племянника Александр получил вечером 27 апреля в местечке Бельцы, где он остановился на ночлег по пути из Варшавы в Одессу. Он тут же поздравил родителей с первенцем и сообщил, что назначает племянника шефом лейб-гвардии гусарского полка.
Пятого мая в Чудов монастырь пожаловали вдовствующая императрица-мать Мария Федоровна, царствующая императрица Елизавета Алексеевна, все прочие члены императорского Дома и высшие сановники двора и Первопрестольной. Новорожденного на бархатной подушке внесла в собор Шарлотта Карловна Ливен. Справа от нее шел главнокомандующий Москвы, генерал от кавалерии граф Тормасов, слева — предводитель московского дворянства князь Юсупов. Вел службу Августин, а обряд крещения производил протопресвитер Криницкий — духовник императорского Дома. Как только крещение кончилось, над Москвой вновь прогремел 201 залп, на сей раз сопровождавшийся звоном колоколов всех кремлевских соборов и городских церквей.
Всю ночь Москва и Кремль были иллюминованы, а в городе вокруг накрытых столов с утра и до вечера шел народный праздник. И эти торжества — правда, потом уже без угощения народа — продолжались до конца июня.
* * *
А теперь перенесемся в год 1820-й, когда Александр решил сделать наследником престола не своего брата Константина, следующего за ним по старшинству, а Николая, прежде всего потому, что у того родился сын, а ни у него самого, ни у Константина законных детей не было. Отказываясь от престола, Константин потребовал взамен разрешения жениться на Жаннетте Грудзинской. Но так как предстоящий брак мог считаться только морганатическим, не дающим потомству от него прав на престол, то и он вопроса не решал.
Двенадцатого мая 1820 года счастливый Константин приехал к Замковой церкви в легком открытом кабриолете, запряженном всего лишь парой лошадей, которыми он правил сам.
Молодая красавица невеста уже ждала его в церкви, и после того как венчание состоялось, поехала вместе с Константином в Бельведер — его загородный дворец. Жители Варшавы уже знали о случившемся, и на протяжении семи верст — от замка до Бельведера — Жаннетта и Константин ехали мимо густых рядов бурно приветствовавших их варшавян. В связи с венчанием Константина 8 июля 1820 года в Петербурге был издан Высочайший Манифест, в котором указывалось, что великокняжеский титул не может быть передан ни супруге Константина, ни их детям. Затем сообщалось, что Константину даруется имение Лович, и говорилось в манифесте: «…положили мы удостоить и сим удостаиваем нынешнюю супругу возлюбленного брата Нашего великого князя Константина Павловича, Иоанну Грудзинскую, к восприятию и ношению титула княгини Ловицкой». Полным титулом следовало именовать жену великого князя «Светлейшей княгиней».
Жаннетта в самое короткое время сумела очаровать всех членов царской семьи и во всех торжественных случаях являлась вместе с императорской фамилией.
В новом браке Константин сильно переменялся — он уверял всех, что теперь совершенно счастлив, и особенна был благодарен жене за то, что она стала нежно опекать его сына — двенадцатилетнего Павла Александрова, оставшегося жить с отцом.
Один из воспитателей Павла Александрова — граф Мориоль — писал, что после женитьбы на Жаннетте Грудзинской Константин полюбил тихую, уединенную семейную жизнь. Он не устраивал ни балов, ни вечеров, ни званых ужинов, а предпочитал всему этому чай в очень узком кругу, чтение вслух и обсуждение газетных новостей. Любимыми темами застольных бесед были мистика и метафизика. Константин много спал, принимал только нескольких генералов и чиновников, без которых не могла действовать администрация, и совершенно отстранился от жизни варшавского общества.
Все перипетии с разводом происходили в глубокой тайне от Жозефины Вейс, выданной замуж за две недели до официального разрешения Константину жениться на графине Грудзинской. Когда же Жозефина узнала, что ее возлюбленный получил развод, а вслед за тем и женился, то приняла все это как потрясающую жизненную неудачу, которой могло бы не случиться, если бы она подождала еще немного. Происшедшее так сильно удручило несчастную Жозефину, что она заболела и, так и не поправившись, 5 апреля 1824 года умерла.
Новелла 12
Смерть Александра I
В последние годы у Александра одно несчастье следовало за другим: 23 июля 1824 года от чахотки умерла его любимая дочь, пятнадцатилетняя Соня Нарышкина, в это же время он окончательна убедился в существовании направленного против него заговора офицеров, которые потом войдут в историю как «декабристы», 7 ноября 1824 года, находясь в Петербурге, он стал свидетелем самого страшного наводнения, которое воспринял как кару Господню за собственные грехи.
В самом конце 1824 года умер командующий Гвардейским корпусом генерал от кавалерии, генерал-адъютант Ф. П. Уваров — стародавний друг Александра. Почти тогда же сильно заболела императрица Елизавета Алексеевна.
Все это тяжело отразилось на самочувствии, настроении и характере Александра — он стал мрачен, как никогда ранее, и более обычного замкнулся и стал избегать людей. К тому же к нему продолжали поступать сведения о тайных революционных обществах. В 1824 году он написал записку, найденную в письменном столе после его смерти:
«Есть слухи, что пагубный дух вольномыслия или либерализма разлит или, по крайней мере, сильно уже разливается и между войсками; что в обеих армиях, равно как и в отдельных корпусах, есть по разным местам тайные общества или клубы, которые имеют притом секретных миссионеров для распространения своей партии. Ермолов, Раевский, Киселев, Михаил Орлов, Дмитрий Столыпин и многие другие из генералов, полковников, полковых командиров: сверх сего большая часть разных штаб-и обер-офицеров».
И когда наступил 1825 год — последний год царствования, — Александр встретил его в состоянии горя и покаяния.
Было заметно, что стал он апатичен и с большим безразличием, несвойственным ему прежде, стал относиться к государственным делам.
Более всего занимало теперь Александра здоровье его больной жены, и он подолгу просиживал в ее покоях, беседовал с нею, с врачами и строил разные планы насчет ее выздоровления. О старом было забыто.
Весной 1824 года в Петербург приехал король Нидерландов Вильгельм VI Оранский. В 1816 году самая младшая сестра Александра — великая княжна Анна Павловна — вышла замуж за Вильгельма Оранского, и он стал Александру шурином.
Испытывая к Оранскому и дружеские и родственные чувства, Александр признался, что давно уже хочет оставить престол и уйти в частную жизнь.
Гость стал всячески его отговаривать, но Александр тверд.
После того как знатный гость покинул Петербург, Александр отправился в очередное путешествие — на сей раз в Варшаву, но через два месяца возвратился в Петербург для того, чтобы совершить еще одно путешествие — в Таганрог, где, по мнению врачей, болезнь Елизаветы Алексеевны должна была пройти.
Из Таганрога после выздоровления жены Александр намеревался проехать в Крым, потом на Кавказ и после всего этого — в Сибирь.
Он уже почти собрался в дорогу, как вдруг Аракчеев привез к нему унтер-офицера 3-го Украинского полка Шервуда, доложившего Аракчееву о существовании «Южного общества». Теперь уже о заговоре знал Аракчеев, и Александр не мог делать вид, что ничего не знает.
Он приказал Аракчееву проследить за тем, чтобы Шервуду было оказано всяческое содействие к раскрытию заговора.
После этого 1 сентября 1825 года Александр отправился в Таганрог, а Елизавета Алексеевна должна была выехать двумя днями позже.
Перед любым отъездом из Петербурга Александр всегда служил молебен в Казанском соборе. Однако перед последней в его жизни поездкой порядок этот был нарушен. И вот почему. 30 августа 1825 года в Александро-Невской лавре служили литургию в честь перенесения мощей Александра Невского из Владимира в Санкт-Петербург. Отстояв литургию, Александр попросил митрополита отслужить послезавтра, 1 сентября, в 4 часа утра и молебен в связи с его отъездом из Петербурга. Однако попросил, чтобы эта его просьба осталась в тайне.
Накануне Александр прислал множество свечей, ладана и масла, а митрополит приказал приготовить для него облачение малинового бархата по золотой основе, сказав, что хотя посещение храма столь высокой особой и требует светлоторжественного облачения, но в этом случае он считает неподобающим одеться в светлые ризы, ибо после молебна всем предстоит разлука с государем.
Около четырех часов утра 1 сентября митрополит, архимандриты и лаврская братия вышли к воротам, чтобы встретить царя. Было темно и абсолютно тихо. В четверть пятого к воротам подкатила легкая коляска, запряженная тройкой, и из коляски вышел Александр, приехавший в лавру с одним лишь кучерам. Он был одет в вицмундир, на голове его была фуражка, а сверху накинут серый плащ, У государя не было даже шпаги.