Читать интересную книгу Затмение - Уинстон Грэм

— Я как-нибудь сделаю тебе этот лук... Когда я... Когда я...

— Оставь рисунок себе. Для этого я его и скопировал.

— Джеффри, когда они поженятся?

— Морвенна? Кажется, день еще не назначили. Вроде спорили по этому поводу. Морвенна не хочет торопиться. А я этому рад, потому что не хочу с ней расставаться, пока я еще дома.

Джеффри Чарльз поставил чашку. Хворост в очаге догорел, и в глубине камина рдела только пара угольков.

— Попрошу тис у дяди Джорджа. Он может достать что угодно.

Они вышли наружу и поболтали еще под показывающемся время от времени солнцем. Джеффри Чарльз не заметил молчания друга. Наконец Дрейк сказал:

— Тебе пора, а не то они бросятся на поиски и скажут, что я тебя похитил. Но можешь кое-что для меня сделать? Нечто особенное?

— Разумеется! Certainement! А что?

— Передай мисс Морвенне записку. Я кое-что забыл в последний раз, когда мы виделись в твоей комнате, а теперь вернулся мистер Уорлегган, и я боюсь приходить. Просто... просто я кое-что забыл, когда мы в последний раз встречались, так ей и скажи.

Пока мальчик ждал снаружи, бросая камнями в грачей, Дрейк зашел в дом и одолженным у гостя карандашом вывел трясущимися пальцами буквы, которым его научила Демельза. Боли в руке он почти не чувствовал.

«М. Ты встретешся со мной в церкве в васкресене в пять часов? Буду ждать. Д.».

Запечатать письмо ему было нечем, и он перевязал его лентой, оторванной от старой рубашки Росса, которую отдала ему Демельза. Он не боялся, что Джеффри Чарльз откроет письмо. Выйдя на улицу с карандашом и листком бумаги, Дрейк попросил мальчика отдать письмо Морвенне наедине, и тот пообещал.

Джеффри Чарльз сел на лошадь, Дрейк пожал маленькую мягкую ладонь и смотрел, как мальчик удаляется по главной дороге к сторожке. Потом он вернулся в коттедж и опустился на колени перед огнем, пытаясь снова его разжечь. Он сходил за хворостом и принесенными с работы обломками досок, и положил их на угли. Он раздул их, и пламя снова стало лизать древесину. Дрейк остался на том же месте. В доме не было холодно, но его трясло. В это время года не требовалось оставлять огонь в камине, и Сэм сказал бы, что это напрасная трата дров. После марта огонь разводили только при готовке и часто предпочитали купить хлеб у булочника, чтобы сэкономить дрова. Дрейку нужно было их тепло и компания. Ему казалось, что во всем мире вдруг стало холодно.

Книга третья

Глава первая

На третьей неделе мая в Нампару снова заехал Толли Трегирлс. Вскоре после его визита к Демельзе в пивнушке Салли-забери-покрепче завязалась драка, в чем он был частично повинен. Обычно Салли поддерживала в пивнушке порядок, и тот факт, что она вдова, этому способствовал. Пьяные завсегдатаи отправлялись домой шатаясь, но обычно вполне мирно, а если тот или другой становился агрессивным и пытался нарваться на драку, то находилось достаточно ответственных людей, готовых его вразумить или выкинуть в канаву за порогом.

Прибытие Толли всё изменило. Теоретически присутствие в доме мужчины, причем крепкого и сильного мужчины, должно было поддерживать закон и порядок. Но это освободило завсегдатаев пивнушки от неписанного правила присматривать за безопасностью вдовы. К тому же у деревенских была хорошая память, и Трегирлса они вспоминали без удовольствия и теплых чувств.

Позже никто уже не мог вспомнить, с чего началась заварушка, но на самом деле зачинщиком был Джуд Пэйнтер. Под влиянием Сэма и его учения методизм Джуда, многие годы дремавший, внезапно снова запылал, и хотя Джуд никогда не позволял религии вмешиваться в привычку пьянствовать, он стал еженедельно посещать встречи для молитв, чтобы набраться мудрости.

Беда с Джудом была в том, что он считал своим долгом щедро поделиться новыми знаниями, и его голос в толпе всегда звучал громче всех, а потому его слова невозможно было проигнорировать даже в самой шумной компании. Тем вечером, разогревшись несколькими кружками пива, сдобренного ромом, он оказался в углу с Джакой Хоблином, Сидом Бантом, Джо Нэнфаном и двумя выходцами из Сент-Агнесс, Кемпом и Коллинсом, им-то он и поведал о тех благах учения Сэма, о которых узнал накануне, по крайней мере то, что смог запомнить.

— Ну и вот, жил, значит, этот царь, незнамо сколько лет тому назад, но о нем написано в Священном Писании, чистую правду говорю. Навхуднасёр. И вот поставил он золотого истукана, огроменного, больше дома, даже больше дымохода на шахте, поставил, значит, и говорит, мол, кажный раз, как я задую в свою арфу и власяницу, в цимбалы и гуси, падите ниц и ползите, и поклоняйтесь мне во всю глотку. А ежели кто не падет ниц и не станет меня почитать, когда я задую в арфу и власяницу, в цимбалы и гуси, то хрясь! И ты уже копыта отбросил и горишь синим пламенем. Ясно? Так-то...

— Ты все слова попутал, — укоризненно произнес Кемп. — Всё перепутал. В школе нам рассказывали эту историю. Навхуднасёр! Ну надо же!

— И давно ты ходил в треклятую школу, Том? — спросил Толли, наполняя стакан. — Достаточно давно, чтобы обрюхатить дочку училки?

Он хотел лишь пошутить, но Кемп был злопамятным.

— И тогда, — напирал Джуд, обнажив два своих зуба, — тогда встали трое. Ну вот как ты, я и Джака. Стоят они, значит, и говорят: «О царь, здравия тебе навеки! Только не жди, что мы будем ползать, пока ты дудишь на арфе, власянице, цимбалах и гусях. Не будем и всё тут, ясно?»

— И там еще другая музыка была, — прервал его Кемп. — Где-то там про другую музыку. Всякую разную.

— Ну так я ж сказал! Арфа, власяница и всё остальное. Это музыка и есть, ясно тебе? Не уверен, но кажись так. Но эта музыка... — Джуд сделал большой глоток сдобренного ромом пива, и как только пенный рот оторвался от кромки стакана, продолжил рассказ: — Ну вот, и вскоре царь это услыхал... И как только услыхал...

— Да будь ты проклят, чего ты в меня плюешься? — рявкнул Коллинс и вытер лицо рукавом. — Брызги во все стороны летят, как из дырявой лейки!

— А он и говорит тем троим, будь я проклят, если помню, как их звали, говорит, мол, склонитесь или в печку брошу. Склонитесь, когда я дую в арфу, власяницу, цимбалы и гуси, а не то в печку. Пых-пых, и отбросите копыта.

— Эта история из жидовской книги, — сказал Джака. — В общем, оттудова. И мы тута вообще не при чем.

— Это из Священного Писания! — напустился на него Джуд, чуть не опрокинув стакан. — Всё из Священного Писания! Это из книги Иова. Я-то знаю, потому и рассказываю. А кто говорит иное, тот просто невежда.

— Всё это Писание про жидов, — заявил Джака. — Я и в половину этих сказок не верю.

— Иисус Христос был евреем, — сказал Толли, вернувшись с новыми напитками и присоединяясь к беседе, словно никуда и не уходил. — Может, и мы все евреи, а? Ты, Том Кемп, я и вон тот мужик. Если Господь — еврей, кто захочет быть кем-то еще?

— Нет, Иисус — христианин! — проревело несколько голосов.

— Вы все просто не хотите знать правду, — сказал Джуд, вставая и осушая стакан. — Не хотите вы знать слово правды из Священного Писания, а я говорю, говорю вам, и Евангелие, и все говорят, что Иисус Христос был из Корнуолла, и попробуйте только поспорить!

Отовсюду донесся хохот, а когда Джуд хотел сесть, Коллинс дал ему пинка под зад, так что Джуд снова вскочил.

— Да пусть его! Пусть говорит! — проорал Кемп. — А я говорю, что это бред!

— Конечно, он был из Корнуолла! — рявкнул Джуд, его лысина блестела от пота. — Из Сент-Остелла, это уж точно, помяните мое слово. В Вефиле родился, рядом с Сент-Остеллом. Помяните мое слово! Всё это тута случилось. И проповедь на горе. Всё туточки, недалече от еврейского рынка. А жил он в Сент-Обине или где-то поблизости, в холмах. Но в давние времена всё было по-другому! Совсем по-другому!

— Ну да, ври больше, — хмыкнул Коллинс. — Вот же жук навозный. Да ты свою жопу от башки не отличишь! Вот если б...

— Джуд! — заржал Кемп. — Джуд! Вот же верное для тебя имечко! Интересно, и как это тебя назвали Джудом? Наверное, это сокращенное от Иуды? — и он покатился со смеху. — Иуда Пэйнтер. Как тебе? Иуда Пэйнтер.

Чисто случайно, хотя выглядело это намеренным, Джуд со звоном опустил стакан прямо на голову Кемпа, а когда разворачивался, то локтем задел кружку с пивом Джо Нэнфана и опрокинул ее на колени Коллинса. Потом он рухнул на Джаку Хоблина, опрокинув и его стакан. В потоке разлитого пива и сожалений Джака встал и треснул Джуда, и через мгновение тот уже исчез под топчущими его ногами. Началась драка. Том Кемп, припомнив давно тлевшую неприязнь к Толли, к которой добавилось оскорбление, когда тот обозвал его евреем, плеснул остатки пива Толли в лицо.

Джака врезал Кемпу по морде, и начался ад, словно вырвалась на поверхность дремавшая весь вечер ярость.