Они продолжали разговор до тех пор, пока экипаж не добрался до конторы Томаса Харкота. Выходя, Лайза обернулась к Чаду и сказала довольно принужденно:
— Может, сейчас вовсе не время говорить о наших финансовых делах… Но вы задумывались над тем, какой эффект будет иметь поражение нашей армии… в смысле фондов, государственных ценных бумаг?
Чад засмеялся, однако в его смехе слышалась грусть.
— Вы правы, я думал об этом. Такая встряска вызовет жуткий кризис. Полагаю, многие уже продают…
— А вы? — Лайза подумала о пари и о приписываемых Чаду слухами крупных инвестициях в государственные консоли.
— Да, я намеревался сделать это. Но все же хочу подождать, пока мы получим больше сведений.
— Наверно, я сделаю то же самое. Если честно, как только подумаю о продаже — я чувствую себя такой предательницей… словно тем самым предаю свою страну.
— Чепуха. Позволить вашим инвестициям пропасть — это вовсе не означает помочь правительству. Кроме того, еще не пришло время для таких крайних мер.
— О Господи, я тоже на это надеюсь!
Однако к концу дня новости становились все более мрачными. Когда же Лайза наконец добралась до дома, слухи объявили о полном поражении англичан. Все с ужасом рассказывали о том, что улицы Брюсселя просто залиты кровью раненых, которых свозили туда с поля битвы на деревянных повозках.
К своей досаде, Лайза обнаружила посетителя, ждущего ее в маленькой столовой.
— Джайлз! — воскликнула она, с усилием придавая своему голосу сердечный тон. — Я не ожидала увидеть вас сегодня.
— Мне необходимо поговорить с вами, Лайза. Вы так отдалились от меня в последнее время..
Лайза почувствовала угрызения совести. Ее улыбка была искренней, когда она мягко перебила его:
— Простите меня, Джайлз. Пойдемте в сад, я попрошу Селкирка принести нам туда что-нибудь освежающее.
Лайза взяла его за руку и повела сквозь заднюю часть дома к очаровательной беседке, которая была свидетельницей ее объятий с Чадом. Прогнав из памяти неприятную сцену, она жестом указала Джайлзу на каменную скамейку и сама села рядом с ним Он поставил себе на колени небольшой полотняный саквояж, который захватил с собой. «Как же он красив, — подумала Лайза с легким сожалением, — особенно когда солнце зажигает серебристый нимб вокруг его головы».
— Моя дорогая, — начал он трагическим голосом. — Я глашатай новости, которая одновременно и хорошая и плохая.
Лайза озадаченно взглянула на него и перевела глаза на саквояж.
— Да, — произнес он. — Вещица, которая там лежит, — это ключ к разгадке. Дело в том, Лайза, — он глубоко вздохнул, — я знаю, кто взял вашу подвеску.
Глава 19
— Джайлз! — воскликнула пораженная Лайза.
— Видите ли, — продолжал он, — в свое время я нанял молодого лакея по имени Фрэнчер. Мне пришлось его уволить — просто штат моих слуг стал очень большим, — но я рекомендовал его Чаду Локриджу, который, соответственно, нанял его.
Лайза сделала нетерпеливый жест:
— Какое все это имеет отношение к…
— Позвольте мне закончить, дорогая. Фрэнчер, конечно, знал о краже вашей подвески и благодаря бесконечным сплетням среди прислуги знал ее детальное описание. И поэтому, когда он обнаружил это, — Джайлз начал открывать саквояж, — то уже точно знал, что это такое.
С величайшей осторожностью Джайлз вытащил из саквояжа пустую маленькую деревянную шкатулку и протянул ее Лайзе.
Быстро пробежав пальцами по затейливой резьбе на крышке, Лайза произнесла, чуть не задохнувшись от изумления:
— Да, в ней всегда лежала подвеска! Господи, откуда…
Джайлз опять деликатно перебил ее:
— Фрэнчер наткнулся на нее как-то утром, когда раздвигал портьеры в кабинете Чада. Она была на полу, за занавесками. Он не счел возможным самому известить власти и поэтому обратился ко мне.
Лайза ошеломленно смотрела на шкатулку, по которой скользили ее пальцы. Потом она резко подняла голову, чтобы взглянуть на своего гостя.
— Джайлз, вы хотите сказать, что Чад… вор?
Лицо Джайлза выражало глубочайшую скорбь.
— Боюсь, — начал он мягко, — что другого объяснения быть не может.
— Ну хорошо… — только и смогла выговорить Лайза, потому что противоречивые чувства раздирали ее, но голос ее прозвучал спокойно, когда она продолжила: — Мне интересно, а почему вы не отнесли его прямо на Боу-стрит, если так убеждены в виновности Чада?
Казалось, его осадило это заявление.
— Почему я… ну просто… я подумал, будет лучше, если вы узнаете эту новость от друга, чем от представителя властей. Я знаю, какой удар для вас узнать о его вероломстве.
Лайза встала и принялась мерить шагами беседку.
— Я не могу не согласиться — это выглядит подозрительно… Но, вероятно, существует какое-то объяснение, как эта шкатулка попала в дом Чада. Я отказываюсь поверить, что он замешан в краже.
Перемена в выражении лица Джайлза — от сожалеющей скорби к открытому изумлению — была разительной.
— Лайза! Вы не можете обманывать себя. Этот человек виновен в преступлении, и необходимо известить власти.
— Я согласна, что нужно сообщить властям. Но, говорю вам, Джайлз, Чад Локридж, каковы бы ни были его недостатки, не вор. Даже если бы я увидела его на Бонд-стрит с прилепленной на его лоб подвеской королевы, я бы и тогда не усомнилась бы в его невиновности.
— Ваша лояльность похвальна, — произнес он, и голос его был ровным и невыразительным, — но мы еще посмотрим, как вы будете себя чувствовать, когда Локридж окажется под арестом за кражу.
Он уже протянул было руку к шкатулке, но Лайза быстро прижала ее к себе.
— Нет, Джайлз. Вы были правы: это улика против Чада, и я позабочусь, чтобы она попала по назначению.
Лайза повысила голос, когда говорила, и ее слова были отчетливо слышны в соседнем саду, по которому Чад шел из конюшни. Он остановился, раскрыв рот от изумления, и уставился в том направлении, откуда донесся ее голос.
На следующий день небо затянуло облаками, и погода была пасмурной и неприятной. Лайза проснулась с тяжелой головной болью, не чувствуя себя освеженной сном — почти всю ночь она провела в сомнениях, строя бесплодные догадки. Она послала записку Чаду.
— Спасибо, что пришли так быстро, — сказала она тихо и спокойно, когда вела его в маленькую столовую. — Мне нужно кое-что сказать, но я не знаю, с чего начать.
— Начало пока не очень пугающее, — осторожно произнес Чад. Он внимательно посмотрел на нее. — Вы, как всегда, можете скрасить любой пасмурный день, но я помню моменты, когда вы выглядели и получше, моя дорогая.