Устроившись в деревне, Иван Иванович женился на девице, достаточно образованной, из хорошей дворянской семьи, но тоже обедневшей. Женился он, потому что надо было жениться, ибо жить в деревне, не обзаведясь семьей, было бы тяжело. Партия эта к тому же оказалась подходящей.
Жена его Людмила Павловна была бойкой особой. Первое время они часто ссорились, но потом отношения их наладились. Людмила Павловна была хорошая женщина и сдерживала, как могла, крутой нрав своего супруга.
Через год после женитьбы Бог послал Ордынцевым сына, которого назвали тоже Иваном, а еще через год – дочь Елену. Когда дети подросли, Людмила Павловна настояла у мужа, чтобы тот отдал сына в кадетский корпус, а дочь в один из московских институтов. Сын Ордынцевых по окончании корпуса поступил на военную службу. Служил он на Кавказе. Он тяготился своей службой, желал бы выйти в отставку и жениться, но не мог этого сделать, потому что имение Ордынцевых было маленькое; его только хватило на прожитье стариков с дочерью. Елена Ордынцева окончила институт уже пять лет назад. Ей теперь минуло 23 года.
В те времена такие годы для девушки считались уже большими. Тогда замуж выходили обыкновенно в шестнадцать – восемнадцать лет. Людмила Павловна начинала терять надежду выдать дочь замуж, и это ее мучило. Деревенские женихи, которые сватались, не нравились Елене, они не удовлетворяли ее вкусам. Через три года после того, как Елена поселилась в деревне, Людмила Павловна стала думать о другом средстве пристроить свою дочь. У Людмилы Павловны была в Москве влиятельная родственница, ее кузина. Она была начальницей того института, где училась Елена. Людмила Павловна стала уговаривать мужа отпустить Елену в Москву к родственнице, которая звала ее к себе. Но старик Ордынцев этого не хотел. Он ни за что не желал расстаться с дочерью. Мать спорила со стариком, доказывала ему, что в деревне трудно найти Елене подходящую партию, говорила, что они, заставляя дочь жить с собой, заедают этим ее жизнь, что лучшие годы проходят на безлюдии. Но старик Ордынцев был эгоистичен в любви к своей Елене. Он не имел силы расстаться с величайшим для него наслаждением видеть у себя каждый день свою дочь, к которой он так привязался.
При таких условиях семьи Ордынцевых и начал бывать у них молодой Сухоруков. И мы уже знаем, как Василий Алексеевич полтора года назад оборвал свои ухаживания за Еленой – ухаживания, вызвавшие ее чувства к нему; мы уже знаем, что для него тогда эти ухаживания были лишь развлечением, которое тешило его.
Но теперь Василия Алексеевича охватило уже не фальшивое, а действительное чувство к Ордынцевой; охватила его решимость на ней жениться. Он, как мы сказали выше, с великим нетерпением ждал того воскресенья, когда поедет в Горки и увидит Елену, увидит ту, которая, как он убедился из ее письма, готова идти ему навстречу.
Елена Ордынцева, с жизнью которой молодой Сухоруков решил соединить свою судьбу, была симпатичной девушкой. Печать доброты и душевной мягкости лежала на ней. Она не была красива, но у нее были свои привлекательные стороны – выразительные голубые глаза, смотрящие ясно и пристально, необыкновенная нежность лица, легкий румянец щек и маленькая родинка над розовыми губками. Густые белокурые волосы украшали ее голову. Правда, черты ее не были правильны, но такие лица, как у Елены, полные поэтического выражения, могли весьма нравиться. Ореол спокойствия и душевного равновесия лежал на всем ее облике. Говорят, противоположности сходятся. Может быть, поэтому и нравилась Елена Василию Алексеевичу, что она являлась противоположностью его натуре, необыкновенно живой, с большим темпераментом.
Х
Экипаж Василия Алексеевича быстро несся по торной осенней дороге, накатанной извозом. Усадьба Ордынцевых, куда ехал Сухоруков, была расположена на возвышенном берегу маленькой речки. В усадьбе этой был старый господский дом, старинный парк с полуразвалившимися беседками и другими следами барских затей. Приблизительно в ста саженях от дома находилась церковь, к ней вела липовая аллея. Дальше от церкви начиналось село. Церковь была старинная, построенная в допетровскую эпоху.
Хотя наступил уже ноябрь месяц, тем не менее погода стояла на редкость. Воздух, правда, был свежий, но было тихо. Солнце ярко светило на чистом небе. И ясно, и светло было на душе Василия Алексеевича.
Когда показалась вдали ордынцевская усадьба, сердце молодого Сухорукова забилось от трепетного ожидания. Он жадно смотрел на ордынцевский дом, вырисовывающийся между старинными деревьями парка.
Коляска Сухорукова спустилась к мельничной плотине, расположенной под усадьбой. Тройка гнедых перебралась скоро через небольшой мост над запрудой, где шумела вода, прорывавшаяся сквозь деревянные заставни запруды. Навскачь понеслись лошади в гору, стремительно взбираясь по подъему, подгоняемые криком сухоруковского кучера. Наконец коляска подкатила к церкви, где уже собрался народ.
Несколько крестьянских телег и два помещичьих экипажа стояли у церковной ограды. Подъехав к церковным воротам, Василий Алексеевич соскочил с коляски. Спешным шагом прошел он в храм. Обедня уже началась. Он поспел к чтению Евангелия.
В старину для помещиков в церквах отводились особые места, которые располагались на правой стороне храма у самой стены. Здесь обыкновенно для них расстилался ковер и ставились стулья. Вошедши в церковь и продвинувшись несколько вперед, Василий Алексеевич начал смотреть направо, ища глазами Елену. Он увидал ее там, на почетном месте, вместе с другими двумя неизвестными ему дамами. Матери Елены в церкви не было.
Василий Алексеевич смотрел на Елену. Она стояла все та же, какой он привык ее видеть полтора года назад. То же выражение лица, тот же поэтический облик. Она стояла, опустив голову, ничего не замечая, поглощенная тем, что читал священник.
Оторвался, наконец, и Сухоруков от лицезрения Елены. Он начал вслушиваться в богослужение. Священник, седой старик, исполнял его с большой простотой, и пение на клиросе гармонировало со службой священника. В те времена это пение было простое и бесхитростное, без тех ухищрений, которыми увлекаются нынче не только господские, но и деревенские певчие, искажая своими новшествами величественные по простоте церковные напевы.
Стоя в церкви, Василий Алексеевич усердно молился о своем будущем счастье, молился о ниспослании ему силы на христианском пути его, молился он и об Елене. Наряду с этими молитвами перед его мысленным взором проносилось все то важное и значительное, что совершилось с ним так еще недавно: это великое чудо у мощей св. Митрофания, разбудившее его духовную жизнь, затем общение со старцем, снявшим с глаз его повязку предвзятого скептицизма. Наконец, даже сегодня дано ему было почувствовать, что надмирные силы не оставляют его… Мать его этой ночью во сне пришла к нему и дала ему радость веры. Василию Алексеевичу так было хорошо в храме, где с ним молится и она, указанная ему старцем, его будущая подруга жизни.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});