Читать интересную книгу Полное собрание сочинений. Том 84 - Толстой Л.Н.

678.

1897 г. Февраля 27 или 28. Николъское-Обольяново.

Ты пишешь, что получила от меня только 2 письма, а я писал третье.1 В тот вечер, как послал открытое письмо, приехал Сережа и привез письма. Немножко мне неприятно было, что ты почему то, по рассказу А. С. Губ[киной],2 решила, что я как то при тебе притворяюсь, а без тебя бываю особенно весел, что уж вовсе не подходило к моему настроению во время их бала и музыки, к[оторая] меня всегда физически трогает (как Аксинью3 А[нны] М[ихайловны]) до слез, а вместе с тем тяготит. Письма были нужные и интересные, и надо б[ыло] на них ответить, что я и сделал.

Надеюсь, что Лева поправится до нашего приезда (мы хотим ехать в воскресенье) и вместе с тем доживет до нас. Мне по немножку работается, менее энергично, чем я бы желал, но дело подвигается, и всё очень интересует меня. Что Маша не напишет? Мы с ней скоро забудем друг друга, так давно не видались. Я здоров совершенно. Хозяева, как всегда, милы до бесконечности. Прощай, милый друг, плохо очень, что ты не спишь. Целую всех.

На обороте: Москва. Хамовнич. пер., 21. Графине Софье Андревне Толстой.

1 Толстой писал 16, 17 и 21 февраля.

2 «А. С. Губкина — учительница, близкая знакомая Лизы Олсуфьевой» (н. п. С. А.). С. А. Толстая писала 24 февраля: «Сейчас была А. С. Губкина... она мне говорила, что Конюсы играли, и ты так умилялся, трогался и восхищался, что она никак не ожидала видеть тебя в таком волнении от музыки. Без меня всё можно; т. е. можно любить музыку, можно завидовать танцам, можно всему радоваться».

3 Аксинья Ионовна, старшая горничная у Олсуфьевых.

679.

1897 г. Мая 3. Я. П.

Очень я себя чувствовал вялым и слабым в день отъезда и дорогой. Но необыкновенная красота весны нынешнего года в деревне разбудит мертвого. Жаркий ветер ночью колышет молодой лист на деревьях, и лунный свет и тени, соловьи пониже, повыше, подальше, поближе, сразу и синкопами, и вдали лягушки, и тишина, и душистый, жаркий воздух — и всё это вдруг, не во время, очень странно и хорошо. Утром опять игра света и теней от больших, густо одевших[ся] берез прешпекта по высокой уж, темнозеленой траве, и незабудки, и глухая крапивка, и всё — главное, маханье берез прешпекта такое же, как было, когда я, 60 лет тому назад, в первый раз заметил и полюбил красоту эту. Очень хорошо и не грустно, п[отому] ч[то] ничего позади этого не воображаю, а хорошо, как должно быть хорошо в душе и бывает хоть изредка.

Спал дурно, убирался, почти ничего не делал. Проехался верхом на Гор[елую] поляну и кругом на пчельник, пообедал в 2 и пишу. Должно быть, займусь своей статьей1 теперь. С Левой и Дорой приятно. Хозяйство, как кажется, Лева ведет хорошо. Он огорчился, что ты не дослала ему 50 рублей. Он говорит, что он сделает что может для экономии, и просил то, меньше чего нельзя. Пришли ему о Машей, если можно. Пожалуйста, пожалуйста, не увлекайся ты работой, т. е. не засиживайся ночами. Это ужасно нехорошо тебе. А езди за город, ходи по саду. И не говори, что нужно, принесли 8 листов. Нельзя подчинять свое здоровье и потому жизнь типографии. Она может подождать.2 Прощай, целую тебя, Мишу и Машу, и Сашу, и особенно сестру Машеньку. Очень жаль, что мало видел ее.

1 «Что такое искусство?»

2 В 1897 г. С. А. Толстая выпускала десятое издание сочинений Толстого в 14 томах.

680.

1897 г. Мая 5. Козлова Засека.

Продолжается безумная июльская погода: ландыши, желтые розаны, сирень, в лесу, как в Июле, въедешь то в свежий, то в жаркий, стоячий воздух. Я пишу это с Козловки, куда приехал к почтовому поезду. Утром пришел Ив[ан] Цингер, желая идти к Булыгину. Он, Ц[ингер], очень жалок: ребенок их умер, и он без слез не может говорить о нем. Они пошли с Суллер[жицким],1 а я поехал после обеда верхом. Там решили Суллеру ехать на Ясенки, а я обещал доставить ему билет и вещи и для этого приехал на Мальчике, а к Булыгину ездил на Тарпане. Утром Таню разбудила с Груманта баба, прося помочь Дарье,2 сестре Пелагеи Морозовой, кот[орая] 3-й день не может разродиться. Таня послала за Рудневым. Я был там. Он побился с ней, но ничего не мог сделать и увезли ее в Тулу. Положение правильно и опасного нет. Я все эти дни был очень слаб, и не работалось, а нынче хорошо, и подвинулся в работе, и в голове свежо, и в сердце добро. Что ты? Не получал еще ничего от тебя. Ты, кажется, пишешь в Ясенки. Завтра побывают там. Таня хорошо. И Лева с женой недурно. Яблони цветут, точно хотят улететь на воздух. Сестру Машеньку целую и детей.

Прощай, голубушка, будь здорова душой и телом, и не мучай и то, и другое.

5 мая.

Л. Толстой.

На конверте: Москва. Хамовники 21. Графине Софье Андревне Толстой.

1 Леопольд Антонович Суллержицкий (1870—1916). Учился в Училище живописи, ваяния и зодчества вместе с T. Л. Толстой и через нее познакомился с Толстым. Участвовал в переселении духоборов в Канаду. Позднее был режиссером Московского Художественного театра и его Первой студии.

2 Дарья Степановна, рожд. Морозова.

681.

1897 г. Мая 12—13. Я. П.

Читай одна.

Как ты доехала и как теперь живешь, милый друг? Оставила ты своим приездом такое сильное, бодрое, хорошее впечатление, слишком даже хорошее для меня, п[отому] ч[то] тебя сильнее недостает мне.

Пробуждение мое и твое появление — одно из самых сильных, испытанных мною, радостных впечатлений; и это в 69 лет от 53-лет[ней] женщины.

Вчера отправил молокан с письмом и письмами.1 Кажется, что письмо не должно оскорбить Гос[ударя].2 То, что я тебе читал и что ты нашла рискован[ным], я выкинул. Нынче два раза была чудная гроза с ливнями. Лето спешит жить — сирень уж бледнеет, липа заготовливает цвет, в глуби сада в густой листве горлинки и иволга, соловей под окнами удивительно музыкальный. И сейчас ночь, яркие, как обмытые, звезды, и после дождя запах сирени и берез[ового] листа. Сережа приехал в тот вечер, как ты уехала; он постучал под мое окно, и я с радостью вскрикнул: «Соня». Нет, Сережа. Все мы дружны, и всем приятно. Работается недурно. Нынче вечером чувствую себя как будто бодрее и почти не чувствую головы. Может быть, болезнь моя только старость. Нынче была Мар[ья] Александ[ровна]. Маша с Таней едут завтра в Тулу. Если будет в Русск[их] Ведом[остях] статья Буланже о Духо[борах],3 пришли, пожалуйста.

Прощай, целую тебя, — Машу, Мишу, что Миша?4 Успокоился ли? Если он так влюблен и его любят, то ему надо было бы особенно хорошо заниматься, — п[отому] ч[то] спокойно и радостно.

Ну вот и всё. Теперь 1-й час. 13-го.

Л. Т.

На конверте: Москва. Хамовники 21. Графине Софье Андревне Толстой.

1 В 1897 г. самарское духовенство стало отбирать детей у молокан для соответствующего религиозного воздействия.

2 10 мая 1897 г. Толстой написал письмо на имя Николая II, которое было ему передано через знакомого Толстого — помощника начальника императорской главной квартиры гр. А. В. Олсуфьева. См. т. 70, а также Б. III, стр. 497—501.

3 В «Русских ведомостях» напечатана не была.

4 Ср. ответное письмо С. А. Толстой от 14 мая (ПСТ, стр. 688).

682.

1897 г. Мая 18. Я. П.

Ночь 18 Мая.

<Сближение твое с Т[аневым] мне отвратительно, и я не могу переносить его спокойно. Продолжая жить с тобою при этих условиях, я сокращаю и отравляю свою жизнь. Вот уж год, что я не живу. Ты это знаешь. Я говорил это тебе и с раздражением и с мольбой. Я пробовал последнее время молчание. Я всё испробовал и ничто не помогло: сближение продолжается, и я вижу, что так будет идти до конца. Я не могу больше переносить этого. Очевидно, что ты тоже не можешь прекратить этого — остается одно — расстаться. На что я твердо решился. Надо только обдумать, как лучше это сделать.

Я думаю, что лучше всего мне уехать за границу. Впрочем, обдумаем, как лучше. Одно несомненно, что оставаться в теперешнем положении нельзя. —>

Послано письмо не было. Текст его зачеркнут Толстым. Год проставляется на основании связи со следующим письмом.

О душевном состоянии Толстого, предшествовавшем написанию настоящего письма, свидетельствует ряд записей в Дневнике от мая 1897 г.

Об этих записях сам Толстой отметил в своей дневниковой тетради: «вырезал, сжег то, что написано было сгоряча»; в тетради в этом месте вырезано два листа. Вопреки приведенной записи, вырезанные листки сохранились и обнаружились в архиве П. Л. Буланже и опубликованы H. Н. Гусевым во втором томе «Летописей» Государственного литературного музея — «Л. Н. Толстой», 1938, стр. 20—21.

683.

1897 г. Мая 19. Я. П.

Ночь. 19 Мая.

Милая и дорогая Соня.

Твое сближение с Т[анеевым] мне не то что неприятно, но страшно мучительно. Продолжая жить при этих условиях, я отравляю и сокращаю свою жизнь. Вот уже год, что я не могу работать и не живу, но постоянно мучаюсь. Ты это знаешь. Я говорил это тебе и с раздражением, и с мольбами, и в последнее время совсем ничего не говорил. Я испробовал всё, и ничего не помогло: сближение продолжается и даже усиливается, и я вижу, что так будет идти до конца. Я не могу больше переносить этого. В первое время после получения твоего последнего письма я было решил уехать. И впродолжении трех дней жил с этой мыслью и пережил это и решил, что, как ни тяжела мне будет разлука с тобой, всё таки я избавлюсь от этого ужасного положения унизительных подозрений, дерганий и разрываний сердца и буду в состоянии жить и сделать под конец жизни то, что считаю нужным делать. И я решил уехать, но когда я подумал о тебе, не о том, как мне будет больно лишиться тебя, как это ни больно, а о том, как тебя это огорчит, измучит, как ты будешь страдать, я понял, что (я) не могу этого сделать, не могу уехать от тебя без твоего согласия.