я и стоял в кромешном мраке оглядываясь по сторонам, словно находился на перепутье двух путей. Правда, честно сказать, я так и не понял сколько всё это длилось, потому как видел лишь две дороги. Уже заранее протоптанную, которая вела прямо и никуда не сворачивала. А слева от неё была извилистая абсолютно замшелая, будто бы поросшая сорняком, зарослями и многовековым мхом. Первая оказалась обыденна и необычайно проста. Понятия не имею почему, но я прекрасно знал, куда она ведет. Ведь к ней рано или поздно приходят все разумные. Правая дорога вела к смерти. А вот левая… левая являлась иной. Она казалась мне смутно знакомой и далёкой, но на каком-то душевном основании складывалось впечатление, что я самолично и по какой-то причине, либо же по собственным мотивам отказался от неё. Давным-давно…
Так бы я и стоял до скончания всех времен, если бы меня не окликнул голос. Голос, который я слышал лишь в прошлом. Невероятно тёплый и заботливый. Голос, который заставляет обернуться любого живого. Этот тембр, тон и его нежное звучание. Однако он тотчас затих и оборачиваться я не желал, ведь складывалось впечатление, что он мне всего-навсего мерещиться.
— Тар… — вновь раздался знакомый голос. — Сынок…
От произнесенной фразы тело моментально одеревенело и сделав усилие над собой я, наконец-то, смог обернуться и всё мгновенно переменилось. Теперь я не стоял посреди тьмы. Потому как вместо ожидаемого мрака видел дом, цветущий сад, пасмурные небеса, а в нос ударил запах приближающегося дождя.
Былой Реанор и мой старый дом. Точнее… наш дом. Дом нашей семьи.
— Зеантар! — вдруг раздался мужской баритон, звучал он грубее, но казался мне не менее тёплым и заботливым. — Сын!
Этот голос тоже заставлял всё внутри дрожать. Оба голоса звали меня внутрь. Внутрь дома. И сделав невероятное усилие над собой, удалось сделать вначале один шаг прочь от обеих дорог, затем второй, следом третий, а после прикосновения к поверхности двери, та почему-то сразу же отворилась. Внутри всё было, как и прежде. Прямо как тогда. Как в последний раз…
— Папа, мама, это брат! Быстрее сюда! — внезапно раздался радостный девичий голос откуда-то сбоку, а затем на всём ходу мне навстречу рванула маленькая девочка. — Брат нас, наконец-то, навестил! Он пришел…
От неожиданности всё внутри меня перевернулось, а тело остолбенело, но руки действовало на рефлексах. Они моментально подхватили маленькую девочку, и мягко прижав ту к себе, мне удалось заглянуть в её такие родные изумрудные глаза, а потом зацепиться взором за вьющиеся серебристые локоны.
— З-занра… — прошептал неверяще я, а глаза мгновенно покраснели и самопроизвольно прослезились. — Не может быть!
— Да! Это я! — весело завопила малышка, прижимаясь к моей груди и обнимая за шею. — Я скучала по тебе, брат! Ты плачешь? Почему? Ты ведь уже взрослый…
Скучала? По мне? Я же…
— Да, — кивнул я, целуя сестру в лоб. — Я тоже скучал. Очень и очень сильно. Как видишь, красотка, взрослые тоже плачут. Прости меня, Занра, прости за всё. Если бы я только…
— Ты не должен плакать, — утешительно зашептала сестра и своими маленькими пальчиками начала утирать мне слёзы. — И не должен просить прощения.
— Здравствуй, сынок…
Тело невольно задрожало, но не успел я поднять глаза, как тотчас вместе с Занрой на руках оказался заключен в крепких объятиях, а чья-то грубая ладонь легка мне на плечо.
Те же добродушные лица. Те же слабые, но тёплые улыбки. Тот же запах.
— Отец? Мама? — прошептал я, горько сглатывая, не в силах посмотреть им в лицо. — Вы… вы…
— Мой мальчик, ты так вырос и так изменился, — с теплотой прошептала женщина, обнимая меня еще крепче и касаясь волос. — И столько вытерпел…
— Но главное то, что ты стал сильным и взрослым, — скрипуче обронил отец, с удовольствием прищелкнув языком и внимательно оглядывая мою тёмно-алую экипировку и броню. — Добротный доспех. Я доволен…
— Да хватит тебе уже! — цокнула на него мать. — Нашел время!
И в этом кратком диалоге оказалось столько тепла, нежности и заботы, столько лет я не слышал этих пересудов, что всё моё внутреннее естество не удержалось и вновь заплакало.
— Отец, мама, Занра… Простите меня… я… Простите… Я так виноват перед вами… Мне так жаль… Я… Будь я немного быстрее, то мог бы успеть… А затем… затем я стольких убил…
— Не нужно, сынок, — с любовью прошептала Айла, а затем с нежностью заглянула мне в глаза. — Ты сделал всё, что мог. Ты делал то, что считал нужным. Ты защищал и оберегал. Теперь отпусти всё это. Мы не держим на тебя зла и никогда не держали. Ни одна мать не пожелала бы пережить подобное своему сыну. Ты водрузил на свои плечи непосильный и тяжкий груз, а после с гордостью и честью пронёс своё бремя до самого конца. Поэтому для начала ты должен простить сам себя. Тебе не за что просить прощения у нас.
— Не кори себя, сын, — усмехнулся по-доброму отец, а на его лице образовались те самые родные моему взору морщины. — Я горжусь тобой и всегда гордился. Твоя мать гордится тобой. Твоя сестра горда знать, что сделал её брат. Так не смей порочить себя этими жалкими слезами, мнимой болью и такими речами. Посмотрим на себя? Ты стал тем, кем и должен был стать, ведь каждый вправе сам вершить свою судьбу. И как твой отец я не осмелился мечтать о лучшем сыне.
— Ты гордость нашего народа, сынок, — радостно улыбнулась мать, а затем, встав на цыпочки, она с любовью поцеловала меня в лоб. — И мы любим тебя так же сильно, как и раньше. Ты ничуть нас не разочаровал. Поэтому, как и сказала наша покровительница тебе пора утихомирить бурю в своей душе и отпустить свою многолетнюю пытку, а вместе с ней и нас.
— Нет… — прошептал обреченно я, прижимая к себе Занру. — Не могу…
— Ты сын Флараса и Айлы из дома Ар-Ир! — вдруг хмыкнул тепло отец. — Так и веди себя подобающим образом. Знай только одно: ни я, ни твоя мать, ни твоя сестра не винили тебя за случившееся никогда. Не ты виноват в нашей смерти и не ты виноват в падении нашей расы, но именно ты приложил уйму сил и терпения, чтобы наши враги заплатили за содеянное. Поэтому мы можем только гордиться тем, каким ты вырос и кем стал. Будь ты хоть трижды Линчевателем Мерраввина нам всё равно. Ведь ты наш сын, Зеантар, и навсегда им останешься.
— Будь сильным, мой любимый сынок. Не вздумай никогда сдаваться, —