хорошо, — ответил он.
— Отлично... отлично... Ну-с, пойдемте дальше.
Мы прошли один, и другой, и третий коридоры.
Из келий порой выглядывали старые и молодые, худые и толстые лица монахов.
— Мир с вами! Мир с вами! — бросал направо и налево отец настоятель.
Монахи низко кланялись и скрывались в своих кельях. Очевидно, они догадались, что происходит какой-то осмотр-следствие, и поняли, что присутствие их вовсе не желательно и не нужно.
— Угодно, может, вам, достоуважаемый Иван Дмитриевич, в келейках побывать?
— Нет, отец Валентин, пока мне этого не надо, ответил Путилин.
Проходя первым коридором, мы уткнулись в стену, в которой находилась небольшая железная дверь, закрытая крест-накрест железными же массивными болтами. Огромный висячий замок висел на скрепах.
— Что это за дверь? Куда она ведет? — обратился Путилин к отцу настоятелю.
— Это старинный подземный ход, ведущий в ризницу, находящуюся при главном соборе.
— Скажите, пожалуйста, отец Валентин, этим ходом когда-нибудь пользуются теперь?
— Никогда. Вот уже сколько лет он закрыт как с этой стороны, так и с той, которая ведет из ризницы.
— Не будете ли вы так любезны, — обратился Путилин к келейнику, — принести мне со стола отца Валентина носовой платок, который я там забыл. У меня сильный насморк.
Когда келейник скрылся за проходами коридора, Путилин быстро спросил архимандрита:
— Скажите, могу я проникнуть туда, за эту дверь, во всякое время, когда бы мне это ни понадобилось?
— Разумеется, Иван Дмитриевич, если это вам надо. Ключ я имею.
— Что у вас там находится, в ризнице? Виноват, она закрыта и с той стороны такой же дверью?
— Да, и с той. А в ризнице у нас большие сокровища хранятся. Драгоценнейшая золотая утварь — дары царей и вельмож и иных благочестивых щедрых жертвователей. Жемчуга, иные разные драгоценные камни...
— Какое у нас сегодня число? — вдруг обратился ко мне мой друг.
— Четвертое... — ответил я.
— Слушайте теперь меня внимательно, отец Валентин: сегодня и завтра я буду являться к вам. В каком бы виде я ни приходил, вы должны помнить, что это — я. Ничему вы не должны удивляться, поняли? Ровно ничему.
Глаза симпатичного настоятеля стали испуганными, круглыми.
— О, Господи... — со стоном вылетело у него. — Все буду делать, что прикажете... Прямо сокрушение... Этакая напасть!
— А теперь позовите братию, если не всю, то хоть нескольких.
Келейник вернулся и подал Путилину платок.
— Благодарю вас, голубчик! А-пчи! А-пчи!
Я следил пристально за моим другом и видел, что он чихает весьма натурально.
— Ты простудился, однако... — сказал я ему.
— Ничего... пустяки... скоро пройдет, дня через два... — пробормотал он.
«Динь-динь-динь...» — пронесся под сводами монастырского коридора звон небольшого колокола, висевшего в углу.
Это отец архимандрит Валентин сзывал братию.
Почти сейчас же двери всех келий распахнулись, и вскоре коридор заполнился черными фигурами монахов.
Все с тревогой и недоумением смотрели на нашу группу.
— Святые отцы! — начал Путилин. — Ваш глубокочтимый настоятель отец архимандрит Валентин поведал мне о тех таинственных явлениях, кои имели место в вашей священной обители. Недоумевающий, старающийся блюсти ваш покой, он решил обратиться ко мне за помощью. Сейчас, исследовав все дело, я пришел вот к какому выводу.
Воцарилась удивительная тишина. На бесстрастное лицо Путилина были устремлены десятки глаз.
— Я пришел к тому решению, что ни о каких злоумышлениях здесь не может быть и речи. Все, чему вы были свидетелями, есть козни, происки и проделки нечистой силы.
— А-а-х! — пронесся испуганно-подавленный шепот-возглас монашествующей братии.
— Да! — убежденно и сильно продолжал Путилин. — Это — Сатана. Вы заметили это звериное число из Апокалипсиса — 666? Кто, кроме Сатаны, знает чудодейственную силу этого кабалистического числа? Поэтому вот вам мой совет, отцы: ночью старайтесь не выходить из своих келий в коридор, дабы не устрашаться духом. Отец Валентин, вкупе с вами, отслужит еще несколько молебнов, и Бог поможет, нечистая сила, смущающая покой святой обители, сгинет, пропадет и будет посрамлена.
Путилин поклонился монахам, отвесившим ему поясные поклоны, и подошел к отцу настоятелю:
— Я уезжаю, ваше высокопреподобие. Благословите. Молитесь, и все наваждение пройдет... Моя помощь здесь — бессильна.
* * *
Когда мы вышли из монастырских врат и уселись в поджидавшие нас сани, я, пораженный, обратился к моему другу:
— Как?! Ты серьезно веришь, что тут замешана, вернее, действует нечистая сила?
— Да! — невозмутимо ответил он.
— Ради Бога, ты ли это говоришь, Иван Дмитриевич?!
— Я тебе говорю и прошу запомнить, доктор, что тут все происходит по наущению Сатаны.
Я был вне себя от изумления.
— Признаюсь тебе, я полагал совсем другое.
— А именно? — повернулся ко мне Путилин.
Уголки губ его трогала веселая усмешка.
— Я полагал, что это — проделки какого-нибудь монаха. Греха таить нечего: наши монахи, особенно такого богатого монастыря, не отличаются особенной воздержанностью насчет и пития, и... женского пола. Плоть берет дух. Мне пришла мысль, что этот призрак — какая-нибудь замаскированная Дульцинея...
— Браво, доктор, ты положительно делаешь огромные успехи в деле сложного сыска! Остроумно, остроумно!
Минуты через две он вдруг сказал мне:
— Дело гораздо серьезнее, чем ты предполагаешь... и гораздо интереснее.
— Так, стало быть, друже, ты уже вывел свою «кривую»?
— Посмотрим, посмотрим... — рассеянно ответил великий сыщик. — Ты будь сегодня дома. Я заеду опять за тобой.
Ночь в печке. Снова огненное явление
Но я напрасно в этот вечер и в эту ночь прождал моего друга: он не приехал за мной.
«Верно, передумал что-нибудь...» — философски утешал я себя.
Откровенно говоря, это меня страшно заинтересовало. Что за тайна кроется в монастырском происшествии?
Я, по природе всегда большой мистик, увлекающийся теософическими и оккультными науками, проломал всю ночь голову над разрешением этой мудреной монастырской проблемы. Около десяти часов утра ко мне приехал Путилин.
— Прости, — начал он, входя, — что я не исполнил своего слова, не заехал за тобой вчера.
— Ты, очевидно, отложил свою поездку в монастырь.
— Нет, вчера я был там и пробыл почти всю ночь.
— Как?! — вырвалось у меня. — Ты был и не заехал за мной.
Путилин мягко рассмеялся.
— И не стыдно тебе, Иван Дмитриевич, что ты меня надул? — вырвалось у меня с укоризной.
—