Она никогда не говорила Сэмюелу Моршему ни о том, что видела, как он тянул жеребенка из утробы матери, ни о том, что ее тут же вырвало. О таких вещах лучше никогда не говорить и как можно реже вспоминать.
Ферма погрязла в отвратительных, невыносимых вещах. Сесили взяла за правило громко молиться в то время, когда к кротким на вид кобылам вели жеребцов. Но ее молитвы не заглушали до конца радостное ржание и прочие звуки.
Это был непорядок.
И то, что Сэмюел собирается сделать для Джеймса, тоже непорядок.
Ведь Сесили Моршем прекрасно разбирается в том, что порядок, а что нет. Ее родители-кальвинисты привили ей понимание того, что хорошо, а что плохо, и для нее все было ясно как день.
«Трезвитесь, бодрствуйте, потому что противник ваш диавол ходит, как рыкающий лев, ища кого поглотить».
Она склонила голову, словно еще раз услышала слова в своем сердце. В последнее время Господь часто разговаривал с ней. Этого следовало ожидать. Он признал ее величие, хотя она всего лишь женщина.
«Жена да учится в безмолвии, со всякою покорностью; а учить жене не позволяю, ни властвовать над мужем, но быть в безмолвии. Ибо прежде создан Адам, а потом Ева. И не Адам прельщен; но жена, прельстившись, впала в преступление; впрочем, спасется через чадородие, если пребудет в вере и любви и в святости с целомудрием».
Сесили обеими руками вцепилась в узел своей шали, не стремясь скрыть текущие по пухлым щекам слезы. В последнее время слезы приходили к ней неожиданно. Это тоже понятно, раз Господь Бог возвеличил ее над всеми смертными.
Ради ее жертвы.
Она плотнее стянула шаль на груди, проверила огонь сквозь наружную решетку. Очень важно постоянно поддерживать огонь, пока коптится мясо, следить, чтобы он был не слишком сильным, но тлел в течение всего времени, необходимого для того, чтобы мясо должным образом прокоптилось.
Это было одно из тех дел, за которыми она наблюдала сама, не доверяя слугам.
Бог ожидал от нее совершенства.
Глава 36
— Значит, ты уезжаешь завтра? — Сэмюел Моршем обратился к человеку, который всегда считался его сыном.
— Завтра, сэр.
— Мне сообщили, что лошади хорошо перенесли дорогу, Джеймс. Ну и отдохнут перед скачками. Конюхи уехали утром, как договаривались?
— Да, сэр. Они будут в Суррее задолго до вашего приезда.
— Миссис Моршем в конце концов отказалась ехать на скачки.
Он хлопнул себя перчатками по ноге. Он решил ехать в Суррей не верхом, а в карете. Лучше отдохнуть перед состязаниями. Два фаворита из конюшни Моршема станут на этой неделе гвоздем программы.
— Моя мачеха, кажется, всегда была к ним равнодушна.
— Она очень ко многому равнодушна, Джеймс. По-моему, в таком деле должны преобладать личные вкусы, а не соображения, хорошо это или плохо.
Надо ли так откровенно высказываться? Выражение удивления на лице молодого человека быстро сменилось улыбкой, и Сэмюел понял, что был, пожалуй, слишком резок.
— Ты сообщишь, как прибудешь на место, Джеймс? Он волновался, как мать, отправляющая сына в школу. Проклятие, он и не ожидал, что будет так переживать.
Джеймс справится. У юноши есть талант и упорство — две вещи, которые необходимы, чтобы совладать с жизнью. Более того, пребывание в Вене, возможно, поможет ему взглянуть на жизнь с надеждой. Вернет улыбку на лицо и радость в сердце.
Впрочем, Сэмюел Моршем не верил, что Джеймс когда-нибудь оправится от потери Алисы. Уж он-то знает: он так и не перестал тосковать по своей первой жене, матери Джеймса.
— Разумеется, сэр.
Он улыбнулся и протянул руку. Сэмюел сжал ее обеими руками. Если его ладони и вспотели немного: он слишком долго держал руку Джеймса, — ни один из них, казалось, не заметил этого.
— Напишешь, если тебе понадобятся деньги? На столике в холле я оставил кредитное письмо. Предъяви его в банке Австрии, и они откроют счет на твое имя.
— Я очень ценю вашу щедрость, сэр. Я многим вам обязан!
— Это всего лишь деньги. Они облегчают жизнь, но не устраняют настоящих трудностей. Если деньги помогают, значит, трудности не настоящие. Помни об этом, Джеймс. И помни: я хотел бы облегчить тебе жизнь.
Сэмюел сел в карету.
— Удачи тебе, Джеймс, — сказал он, и карета тронулась.
— И вам, сэр.
— Я сообщу тебе, если узнаю что-нибудь об Алисе. Ветер отнес прочь эти слова, как и ответ Джеймса:
— Пожалуйста, сэр, если сможете.
Слабая надежда, прозвучавшая как прощание.
— Давно мы так не сиживали, Арчер. Я думал, ты забился в свой Сандерхерст на весь сезон. — Роберт Данли улыбнулся и передал своему другу графин с бренди.
Мягкое покачивание каюты ничто по сравнению с настоящей морской качкой, но Арчер все равно нуждался в бренди. Возможно, разумнее было бы вспомнить, что они работодатель и работник, но Роберт лишь расставил пошире ноги и усмехнулся, не оставив Арчеру сомнений в том, что помнит его первую поездку на Молуккские острова. Он немилосердно страдал тогда от морской болезни.
Титул, богатство, положение в обществе — в Южно-Китайском море обо всем этом забывалось. Роберт не сделал эти сведения достоянием гласности, за что Арчер был ему бесконечно благодарен. В конце концов, империя Сент-Джонов покоится на морской торговле. Какая нелепость, что Сент-Джону становится плохо, едва корабль выходит в открытое море.
После того вояжа Роберт слал свои сообщения не клеркам Сент-Джона, а лично Арчеру. Их дружба процветала, вероятно, потому, что одинокий морской капитан писал свои письма такому же затерянному в своих собственных «океанах» человеку.
— Я сделал, как ты распорядился, Арчер, и послал уведомления в Индонезию и Малайзию. Я встретил «Каролину»и направил такое же сообщение капитану «Ши-коку». Никто не видел и ничего не слышал о графине.
Каюта была обставлена с роскошью, обычной на кораблях Сент-Джона, ходивших в Китай и на Молуккские острова. Арчеру хватило одного полуторагодичного плавания, чтобы понять: пребывание на корабле надо сделать более сносным, иначе оно превращается в ад. Поэтому он приказал устроить во всех капитанских каютах просторные койки, поставить столы и стулья, разумеется, все привинченное к полу. Тут были и книжные полки, и безопасные лампы на случай если они наклонятся или опрокинутся Большие иллюминаторы выходили на корму, а через решетку в потолке в каюту проникал свет. Тысячи стеклянных призм были вставлены в обшивку палубы. Стекло притягивало солнечные лучи и освещало обычно темные уголки корабля.
Арчер промолчал, наливая себе еще бренди. Что сказать? Как признаться, что он не удивлен, не получив никаких сведений об Алисе? Такое признание было бы подозрительным.