Читать интересную книгу В дебрях времени - Владимир Обручев

На охоту ходили группами по семьям или соединялись по две-три семьи, а на крупного зверя, которого нужно было загонять облавой, шла вся орда, кроме двух-трех женщин, остававшихся караульными при пленных. Эти женщины кормили грудных младенцев всех шалашей, матери которых долго не возвращались с охоты.

На охоте были несчастные случаи. Хищники, а также мамонты и носороги наносили иногда раны и повреждения своим преследователям. Своих убитых или тяжело раненных охотники съедали.

Общий вид первобытных людей, по словам Борового, можно было охарактеризовать так: они имели большую голову на коротком и объемистом туловище с короткими, грубыми и сильными конечностями. Плечи были широки и сутуловаты, голова и шея наклонены вперед. Короткий подбородок, массивные надбровные дуги и покатый лоб придавали им сходство с человекообразной обезьяной. Ноги были несколько согнуты в коленях. Первобытные люди ходили, наклонившись вперед, а сидели во время еды и работы на корточках.

На основании рассказов Борового и Иголкина об этих людях, а также осмотра их оружия и изделий Каштанов пришел к выводу, что это племя имело много общего с неандертальцами, жившими в Европе в среднем палеолите, то есть в древнекаменном веке, одновременно с мамонтом, длинношерстным носорогом, первобытным быком и другими животными ледниковой эпохи.

Эти первобытные люди имели только очень грубые каменные орудия, которые изготовлялись из осколков кремня в виде скребков (для обработки звериных шкур), топоров и ножей, наконечников для копий и дротиков, служивших для охоты. Острые осколки вставляли также в отверстия, выдолбленные в дубинках, которые превращались в грозное оружие.

Огонь, разведенный пленниками, люди называли маленьким солнцем и поклонялись ему. Благодетельное действие огня они испытали во время большой перекочевки на юг, на которую их вынудило начало зимы в поясе северного леса. Тащить с собой жерди для шалашей было слишком тяжело, а вырубать новые на месте каждого ночлега — слишком долго, поэтому во время перекочевки ночевали прямо под кустами в лесах, где холодный ветер сильно чувствовался. Подсаживаясь к костру пленников, они скоро убедились в его согревающем действии, и скоро вся орда стала ночевать вокруг костра и ревностно собирать для него дрова. Но разводить отдельный костер для себя никто из них не решался, и пленники не наводили их на эту мысль, чтобы оставаться единственными хозяевами огня и не уменьшать свое обаяние в глазах орды. Они предвидели, что со временем, если освобождение затянется, положение сделается трудным.

Пленники с усиливавшейся тревогой считали уходящие дни осени и гадали, скоро ли могут вернуться товарищи с юга и освободить их. Зима постепенно надвигалась с севера, и в недалеком будущем предстояла новая перекочевка еще дальше от холма на краю льдов. Поэтому можно себе представить, с каким восторгом они услышали выстрелы, известившие их о близости освобождения.

Опять в юрте

К своему холму на краю льдов путешественники прибыли к последней неделе декабря и решили отдыхать, празднуя Новый год, успех экспедиции на юг и освобождение пленников. Провизии и дров было запасено достаточно, и пока не было надобности отлучаться в лес или в тундру.

Расчистили площадку, поставили юрту и провели по снегу, достигшему глубины более метра, траншею к складу, собачьей галерее и метеорологической будке. Затем можно было отдыхать. В юрте горел небольшой костер, было тепло и уютно. Все шестеро в промежутках между трапезами, прогулками и сном беседовали, рассказывая о своих приключениях и вспоминая разные эпизоды из путешествия на юг или из жизни в орде.

Кату была безмолвной участницей этих бесед и проникалась все большим уважением к белым колдунам, которые имели в своем распоряжении столько странных вещей. Ее нога начала подживать, и она могла уже понемногу ходить. Часто заставали ее возле юрты сидящей на корточках, с взором, устремленным на юг, где на горизонте виднелась темная полоса лесов. Ее, очевидно, тянуло к своему племени.

Иголкин уговаривал Кату остаться с ними и потом уехать вместе через льды в теплую страну, где она увидит все чудеса, созданные белыми людьми. Но она упрямо качала головой и твердила:

— Я лес, шалаш матери, мясо, кровавое мясо, охота, весело!

Путешественники все же надеялись, что постепенно она привыкнет к ним и наконец согласится ехать. Каким триумфом для экспедиции был бы живой экземпляр первобытного человека!

Когда морозы усилились, она начала мерзнуть, но отталкивала одежду, которую ей предлагали. Выходя из теплой юрты на воздух, она куталась только в свое одеяло. В работах по уборке юрты, мытью посуды, возобновлению траншеи в снегу, подноске дров она не принимала никакого участия. Она спрашивала у Иголкина, сколько у него жен, ходят ли они на охоту, велика ли орда, к которой принадлежат белые колдуны, и с недоверием качала головой, когда ей рассказывали о жизни европейцев, о городах, морях, кораблях и т. п. Единственным ее занятием в промежутках между едой и сном было строгание палочек для дротиков и вырезывание из мягкого дерева тальниковых дров очень грубых фигурок мамонтов, носорогов, медведей и тигров. Она сделала целую коллекцию этих идолов, поклонялась им и все просила у Иголкина крови, чтобы вымазать их. Но путешественники на охоту не ходили, в тундре не было видно ни зверей, ни птиц, и ее желание нельзя было удовлетворить.

В январе начали делать небольшие экскурсии на нартах, чтобы приучить к упряжке собак, которые уже прикормились, привыкли к прежним хозяевам и жили в ледяной галерее под холмом, кроме Генерала, оставшегося при юрте в качестве караульного. Когда собаки привыкли к упряжке, стали делать более далекие экскурсии по тундре, к краю лесов, за дровами, запас которых был на исходе. В эти экскурсии ходили поочередно впятером с тремя нартами, оставляя кого-нибудь одного в юрте сторожить Кату.

Однажды в конце января очередь остаться караульным в юрте выпала Папочкину. Кату всегда внимательно следила за уезжавшими в сторону леса и не могла дождаться их возвращения: она надеялась, что они встретят какую-нибудь дичь и привезут ей свежего кровавого мяса, по которому она тосковала. Но надежды ее были напрасны, так как никакой дичи не встречалось.

Просидев часа два после отъезда остальных в юрте у огня, Папочкин со скуки задремал и, вероятно, проспал довольно долго. Когда он проснулся, Кату в юрте не было. Он выбежал наружу и увидел уже далеко на юге, среди белоснежной равнины, черную точку, все более удалявшуюся. Пленница взяла его лыжи, на которых научилась ходить, и он не мог преследовать ее без лыж по глубокому снегу. Она захватила также свое одеяло, начатый окорок ветчины, висевший в юрте, большой нож и коробку спичек, с которыми выучилась обращаться.

Вернувшись к вечеру, товарищи узнали о бегстве Кату и были очень раздосадованы. Папочкину пришлось выслушать немало упреков за свое ротозейство. Но преследовать беглянку нечего было и думать: она успела уйти слишком далеко, и нужно было снаряжать в погоню за ней целую экспедицию, с риском все-таки не догнать. Кату бежала налегке и привыкла во время охоты делать до ста километров в день; экспедиция же с нартами могла делать едва ли половину этого расстояния. Идти же отвоевывать девушку у ее родичей, вопреки ее желанию, не имело никакого смысла.

К счастью, до побега успели сфотографировать Кату несколько раз спереди, сбоку и сзади, а также обмерить по всем правилам антропологии, снять гипсовую маску с ее лица и сделать оттиски рук и ног.

Пуститься в обратный путь по льдам, чтобы застать наверху уже достаточно длинный день и добраться к началу лета до южного берега Земли Нансена, можно было не раньше конца марта или даже начала апреля. До отъезда оставалось еще почти два месяца. Это время решено было употребить на тренировку людей и собак в более продолжительных экскурсиях с нартами. В последние дни на окраине лесов стали замечать свежие следы оленей, вероятно северных, а также мускусных быков и волков. Поэтому, удалившись на расстояние одного-двух дней пути от юрты, можно было рассчитывать на охоту. Свежее мясо было очень нужно и людям и собакам: ветчина сильно надоела, да и количество ее вследствие прожорливости Кату очень поубавилось. Приходилось беречь запас ветчины для дороги, а до отъезда добывать для пропитания дичь. На эти экскурсии ходили поочередно втроем с двумя нартами и палаткой, тогда как трое людей и одна упряжка собак, оставались в юрте, отдыхая от предыдущей поездки.

В глубь льдов

В конце марта путешественники решили тронуться в обратный путь через льды. Метеорологическая будка была оставлена на месте, и в ней, а также в складе под холмом, были помещены в запаянном ящике краткие сведения о составе экспедиции, открывшей Плутонию, и главных результатах поездки на юг. Чтобы первобытные люди, посещения которыми холма следовало ожидать с наступлением лета, не унесли ящики и не разорили будку, на полочке в последней была расставлена часть деревянных идолов, вырезанных Кату, а на полу будки в качестве жертвоприношения сложены все накопившиеся кости, пустые жестянки от консервов и тому подобный хлам. До всего этого додумался Иголкин, ближе сошедшийся с дикими, чем ученый Боровой.