Но Эд, занятый своими проблемами, не всматривался.
Неожиданно «нечто» поднялось и, с трудом преодолев разделяющее их расстояние, плюхнулось в соседнее кресло. Эда накрыло монументальным вековым перегаром в сочетании с тяжелой вонью немытого тела и мочи… Он уже был готов подняться - избавиться от тошнотворного соседства, как вдруг разглядел под засаленной кепкой поразительно живые глаза.
Из них (единственного, что осталось в этом существе от человека) полыхнуло намеком.
- Ты уже з-знаешь, - бомж наклонился к нему поближе (видимо, для создания интимности). Вонь усилилась, и Эда чуть не вывернуло (как же можно так опуститься?!). - Да… Ты - точно знаешь!…
И, словно удовлетворившись этим нетривиальным умозаключением, он откинулся на спинку стула, прикрыв тяжелые коричневатые веки, вновь погрузившись в круг своих зыбких фантазий.
В это мгновение на лестнице зазвучали шаги. Брезгливо спихнув руку соседа с рукава, Эд поднялся навстречу дежурному.
А в спину ему донеслось:
- З-запомни… это - ловушка… - и расслабленное посапывание смрадного незнакомца ознаменовало конец его недолгого присутствия в мире мыслящих существ.
- Куцый Михаил Петрович в нашем отделении не работает, - уверенно сказал мужчина.
- Но два года назад…
- И не работал - я выяснял у участкового, который тут уже лет пятнадцать. Не было такого. Никогда…Может, вы отделение перепутали? - в глазах дежурного мелькнуло сочувствие. Впрочем, недолгое.
- Нет, - ответил Эд скорее себе, чем ему.
Из темного угла донеслось шевеление и глухой, злорадный смешок.
Эд бросился на улицу!
Налетел на кого-то в дверях. Не извинившись (да и, в общем-то, не заметив сбитого), помчался к стоянке, расталкивая случайных прохожих, попадавшихся на его пути…
Машину пропускали - он сигналил, как сумасшедший, и выжимал газ до упора, срезая углы по тротуарам, оставляя полосы жженой резины…
Уже на выезде с эстакады Эд вдруг вспомнил о вещах, разбросанных по полу в гостиничном номере. Но сама мысль о том, чтобы еще хоть на мгновение остаться в этом зараженном безумием городе, была нестерпима! И он летел в ночь, летел из последних…
Никаких отелей! Эд держался за руль, пока не начинали сами собой закрываться глаза. Тогда он сворачивал с трассы и проводил пару часов в мертвом сне. Ноги затекали, и приходилось тратить драгоценное время, растирая их…
Он просчитал, что по проселочным дорогам, минуя оживленные трассы, получится быстрее. И плутал, смертельно боясь пропустить нужный поворот, поминутно сверяясь с картой… Изумрудным вихрем распугивая меланхоличных коров и их погонщиков с раскрытыми от изумления ртами…
И все равно какое-то отвратительное ощущение нарастало - разгоняло кровь до гудения, не давало свободно вдохнуть, наматывало кишки на огромный кулак и дергало, проверяя их прочность…
Сердце тикало в свинцовых сетях.
Эд опаздывал.
В развороченном раю
Ворвавшись в пустой, засыпающий город (их город!), он на предельной скорости петлял закрученными лабиринтами улиц, упрямо глядя лишь на дорогу - игнорируя девушек со светлыми волосами, мерещившихся ему на каждом углу, -фантомов, побуждающих его отвлечься, притормозить на ближайшем светофоре, чтобы оглянуться… И не успеть!
Его подхлестывала одна обжигающая, смертельная мысль: «Что если ее уже нет?» Что если в его отсутствие мир опять смухлевал - вытер ее начисто?!. И теперь больше никогда… никогда!…
На Садовую он свернул уже настоящим каскадерским финтом. В знакомом туннеле из буйной растительности под колеса, заливисто лая, бросилась какая-то собачонка. Эд принял ее легкое тельце на бампер и забыл о столкновении в ту же секунду - показался дом Ники.
Он зловеще чернел провалами окон на фоне садовых зарослей. Без единого признака жизни.
У калитки Эд врезал по тормозам, выпал из машины, так и бросив ее - с распахнутой дверцей… Понесся, не разбирая дороги, спотыкаясь в темноте на каждом шагу. Вновь невольно чувствуя себя незваным гостем - подозрительным чужаком, явившимся подглядывать в замочную скважину…
Дверь легко подалась под рукой - незапертая.
И сразу же ворот рубашки сжал горло, перекрывая воздух… Эд ухватился за ближайшую стену, потратив целых две секунды на то, чтобы избавиться от удавки. И сосредоточиться на мысли: «Нет. Ничего. Она же никогда не запирает!»
Но тишина - тревожно-густая (мертвая), не давала расслабиться. Подталкивала выкрикнуть: «Ника!» - в надежде на привычный ответ - лукавый возглас, прыжок и поцелуй… Или хотя бы звук, обозначающий ее.
Ноги, заплетаясь, вынесли Эда в гостиную. Пусто. Лишь из угла на него, задыхающегося в спазмах предчувствий, косо ухмылялся трещиной телевизор. Листья темных в просвете окна растений мелко дрожали…
Спустя долгих три шага он добрался до спальни. Ее не было. Были простыни, слипшиеся на полу огромным комком - залитые дождем из окна нараспашку…
Где-то капало (в кухне?). Гулко и заброшенно.
Эд зажмурился. Стиснув зубы, качнул головой: нет, еще не сейчас! Нет - до тех пор, пока он не обыщет каждый закуток дома! Нет - пока последний пьяница сосед не подтвердит ему: ее нет!… И не было.
Под тяжестью этой мысли голова обреченно поникла.
Вдруг он понял: есть еще кое-что. Какое-то ощущение, пытающееся пробиться к нему сквозь заслон черной тоски. Странное. Неуместное. Ощущение влаги в туфлях.
Эд рывком развернулся… чтобы увидеть мутное зеркало воды под ногами - огромную лужу, заполнившую коридор. И дверь в ванную, очерченную паутинкой света.
Одним размашистым движением он оказался перед ней и распахнул. Волна теплой воды плеснулась через порог. А в глаза ударил ослепительный свет, словно открылись для недостойного грешника врата… Рая ли?
Единственным взглядом Эд выхватил все: ванну, наполненную до краев, воду, медленно и беззвучно капающую на коврик, неплотно закрытый кран, капли из него, величаво ударяющиеся о фаянсовую белизну… И Нику - распластанную фигуру с безвольно свисающими тусклыми прядями… И розовый сок, струящийся от тонких, прозрачных запястий, насыщающий воду самым страшным, самым непоправимым цветом…
В следующую секунду он подхватил ее на руки и, краем сознания отметив необычайную тяжесть тела, понес прочь - в спальню, где приглашающе белела разоренная кровать.
Он уложил ее, как не раз укладывал спящую, - бережно, едва касаясь обнаженной кожи. Бросился закрывать окно, но не рассчитал усилия, и грохот пронзил весь дом! Дрожащее стекло еще долго стонало. Эд слушал его тоскливый тонкий звук, замерев, вжав голову в плечи…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});