не Уитни. Митч – вот настоящий виновник! С самого начала Уитни говорила Милли, что он разрушит ее жизнь. Так и вышло.
Если бы все повернулось по-другому… Как могло бы быть…
Милли не вернуть, как ни старайся. Однако частичка ее жила в Амелии. Единственное, что осталось от Милли, единственное, что Уитни могла оберегать.
Сжимая в руках безжизненное тельце ребенка и ничего не видя от слез, она бредет на нетвердых ногах по зловеще пустому коридору…
Вздохнув, Уитни снова взяла телефон. Нужно позвонить МакЭвою. Сказать ему, что нашла Амелию. Однако не сейчас. На очереди был Дэн. Она и так долго тянула. Как бы Уитни ни хотелось скрыть от него правду, она понимала, что другого выхода нет. Теперь, когда Амелия знала, однажды узнает и он. И будет только хуже, если от Амелии.
Он ответил после первого же гудка.
– Ты нашла ее?
– Да.
– Где она была?
Уитни взъерошила волосы и потерла голову.
– Как раз об этом я и хочу с тобой поговорить. У тебя есть немного времени?
Дэн сказал, что есть, и Уитни выложила ему всю историю, которую уже знала Амелия. Когда она дошла до рассказа об их девочке, с удивлением обнаружила, что плачет. Слезы, которые она держала внутри, наконец хлынули наружу. У нее не было возможности скорбеть об умершей дочери вместе с Дэном. Разделить с ним горе. Столько лет всеми силами она старалась стереть память о ребенке, которого родила. Она заставила себя поверить, что Амелия, которую она растила, была ее единственной родной дочерью.
Сейчас Уитни вдруг обнаружила, что ей приятно вспоминать о потерянном ребенке.
– У нее была черная шевелюра, – сказала она, мысленно представляя малышку. – И длинные пальчики, такие же, как у тебя.
Уитни вспомнила, как смотрела на них, трогала, нежно гладила сморщенное личико.
– Подожди, ничего не понимаю… – пробормотал Дэн. – Моя дочь… Наша дочь… – От потрясения у него перехватило дыхание, он не мог продолжать. – Боже мой, теперь все понятно. Так вот в чем дело. Вот почему ты была такой грустной. Говорила странные вещи, а иногда… смотрела на Амелию, как на чужую… – Он будто разговаривал сам с собой. Уитни не знала, что сказать. Да и ждал ли он ответа? – В голове не укладывается. И ты молчала… – Еще одна пауза. Тяжелый вздох. – Как же ты могла после смерти нашего ребенка вот так запросто взять чужого?
Уитни фыркнула и вытерла глаза.
– Я взяла ее вовсе не запросто! Меня попросила Милли.
– То есть подруга сама отдала тебе своего ребенка? А ты тут ни при чем? Она пришла в твою палату, а потом придумала этот безумный план?
Прижимая ребенка к груди, в одних носках Уитни пробежала по коридору и, завернув за угол, скользнула в больничную палату. Милли лежала на кровати и спала как убитая, на ее коже темнели синяки. Пищали аппараты. Рядом с кроватью в прозрачной пластиковой люльке лежала малышка, ее грудь вздымалась и опадала. Ребенок на руках Уитни был неподвижен.
Уитни закрыла глаза, отгоняя нежданное воспоминание.
– Уитни?
– Э… – Уитни с трудом проглотила комок в горле. – Да. Именно так все и произошло. Ты ведь помнишь Милли, Дэн. Жизнь у нее совсем не задалась. Чему тут удивляться?
– Даже если это правда, как ты могла? Выдавать все эти годы чужого ребенка за своего!
– Так было лучше для Амелии. Она попала в хорошую семью. Ты хоть представляешь, какой была бы ее жизнь, если бы я отказалась взять ее?
– Но как ты могла, ведь это чужой ребенок!..
– Наша дочь умерла, Дэн. – ответила Уитни. – А Амелии нужен был дом. Семья. Ты и правда жалеешь, что я уступила Милли? Неужели ты хотел бы, чтобы в нашей жизни Амелия никогда не появилась бы? А вместо тебя ее отцом был бы Митч?
Дэн молчал. Сердце Уитни колотилось в груди. От Лорен можно было ожидать чего угодно, но Уитни должна быть уверена, что Дэн на ее стороне. Что на него она может рассчитывать. Что он поддержит ее решение.
Темные глаза ребенка Милли поблескивали в темноте.
– Нет, такого я не хотел бы, – наконец произнес он едва слышно.
Дэн был сломлен, это чувствовалось даже по телефону. Уитни оплакивала ребенка, которого потеряла, уже долгие годы. Для Дэна рана была совсем свежей. И никто лучше Уитни не знал, что он сейчас испытывает.
Тихо, чтобы не разбудить малышку, Уитни прошла в глубь палаты. Когда она укладывала неподвижное тельце своего ребенка в кроватку, ее бил озноб. Дрожащими пальцами она поменяла детские бирки, а затем взяла на руки живого ребенка, наслаждаясь его теплом.
– Здравствуй, моя сладкая девочка, – прошептала она, выбегая из палаты в затемненный коридор. – Амелия.
Словно привыкая, она пробовала имя на вкус. Оно было кисловатым. Непривычным. Но со временем станет сладким.
Уитни больше не сдерживала себя, слезы бежали по щекам ручьями.
– Мне жаль, что так случилось, Дэн.
Мертвые не могут говорить. Давать признания. Излагать свою версию событий. Никто, кроме Уитни, не знал, что произошло той ночью на самом деле. Поэтому правдой будет то, что расскажет она.
Милли сидела на больничной койке, закрыв лицо руками; ее плечи сотрясались от рыданий. Уитни застыла в дверном проеме. Во рту пересохло.
– Милли? – Она шагнула внутрь.
Милли подняла голову. Ее глаза были красными, а круги вокруг них – серого оттенка и напоминали синяки от ударов. Лицо было залито слезами.
– Бетани, – выдавила Милли между всхлипами. – Она… она… ее больше нет.
– Нет?
– Она умерла.
Уитни стало нечем дышать, будто страшное слово уничтожило весь воздух в палате.
– О, боже, какое горе… – Она положила ледяную дрожащую руку на руку подруги. – От чего?
– Синдром внезапной детской смерти. Врачи всегда говорят так, когда сами толком не знают. – Милли подалась вперед. – А я для них пустое место.
– О чем ты?
– О медсестрах. – От возмущения глаза подруги дико горели. – Они знают, что раньше я не была праведницей, и ведут себя по-хамски.
– Наверное, тебе просто показалось… вряд ли. – Мимо палаты прошла медсестра, настороженно заглянула внутрь и снова исчезла. – Мне ужасно жаль.
Дэн наконец-то вернулся в город – приехал забрать Амелию и Уитни домой. Они дожидались документов на выписку. Амелия спала у него на руках, а Уитни вышла из палаты, сказав мужу, что немного пройдется, чтобы размять ноги. Времени оставалось мало, нужно было действовать быстро, долго отсутствовать она не могла.
– Принести тебе содовой? Ты по-прежнему любишь пепси?
– О, мне сейчас ни к чему кофеин, – сказала Милли.
– Тогда апельсинового сока?