Читать интересную книгу Запоздалая оттепель, Кэрны - Эльвира Нетесова

Кузьма постепенно свыкся со стариками. Хотя не обходилось без недоразумений. И постепенно понял, что уйти отсюда ему будет трудно. Случались дни, когда он, вернувшись к себе в комнату, падал от усталости, забывая обо всем на свете. Но и тогда кто-то приходил к нему. Столяр всегда был кому-то нужен. Его тормошили, не давая пребывать в одиночестве.

Вот и теперь собрался отнести рамки для икон бабе Наде, и снова не дали отлучиться. Раздачу в столовой попросили обновить. Там за час не управишься. Два дня ушло. Столик под телевизор потребовалось сделать. Потом дверь на кухне заменил — отсырела прежняя. Так до конца недели. И все ж в воскресенье, завернув рамки в газеты, с утра решил навестить бабку Надю. Вместо обещанной недели прошел месяц.

«Небось и не ждет старая. Подумает, что сбрехал, как барбос. А и попробуй вырвись! У детей не был. Все только по телефону с ними говорю. Женька уже обижается. Говорит, что я навовсе от рук отшился. Грозит с женой ко мне заявиться! Во паршивец! И это в четырнадцать годов!» А Егорка хохочет: «Пусть приводит! Места всем хватит!» Пора их наведать! Вот отдам рамки и прямиком к ним поеду. Не стоит упреждать. Гляну, как там живут, чем дышат. В другой выходной к Ольге наведаюсь. Не то опять Максимку ко мне зашлет. Этот обормот снова шороху наведет в богадельне», — вспомнился приезд зятя.

…Тот заявился с утра. Кузьма только вышел во двор. Глазам не поверил. Максим через двор несется, перескакивая лужи. И кричит:

— Эй, дед! Погоди, старая плесень! Тебе тут Ольга «подсос» сообразила! Велела передать!

— Кого передать? — не понял Кузьма.

— Во тундра! Кефир для просирания, груши для запирания… Теперь секешь, что приволок? А от меня тебе — пиво с воблой! Дуй, пока не обоссышься! — указал на трехлитровую банку пива в сумке.

— Не надо тратиться попусту! Мне всего хватает!

— Да ты не бухти! Я до утра блядей развозил из кабака. Какая-то и забыла про пиво!

— Вороти ей!

— Сейчас! Искать помчусь! Только лямки пристегну! Они мне не оплатили за проезд! А я что им? Милый человек? Не-ет! Не отдам! Да и тебе кайф на вечер будет. Припутаешь какую-нибудь ставриду и затащи на ночь. Под пиво уломаешь живо! Только свет не забудь выключить! — Увидел Глафиру, выглянувшую в окно, и зашелся: — Гля! Одна уже клюнула на запах! Хватай ее! Ей, если морду подушкой прикрыть, ночью можно веселуху справить! — стучал себя по ляжкам.

— Замолкни! — останавливал столяр зятя. Но бесполезно. Тот вытащил воблу из сумки и, показав бабе, закричал, словно приманивая:

— Цып, цып, цып!

— Эй, жук навозный! На такую приманку нынче ты только ее уговоришь, — указала Глафира на девяностолетнюю глухую Веру, сидевшую на скамейке стылым пеньком.

Максим расхохотался незлобиво:

— Я ж не для себя! А у деда еще кой-что имеется на приманку. Давай хиляй к нам! Не пожалеешь!

— Перестань трепаться! — злился Кузьма.

— Эй, чувихи! Налетай! Чувак перезревает! — заходился Максим, увидев в окнах лица старух, выглянувших во двор.

Кузьма схватил сумку, зятя — за локоть, уволок в комнату.

— Ну что ты всякий раз несешь чепуху? — возмущался столяр.

— Почему? Дело вякнул. Иль не видят метелки, какой чувак киснет? — смеялся зять. Но вскоре, посерьезнев, сказал: — Слушай, дед! Я за тобой возник! Завязывай со своим курятником! Возвращайся домой.

— Зачем?

— Во даешь! Внуков кто растить должен? Их уже полный дом! Не можем за всеми усмотреть. Бабы детей растить не могут. За постирушками и уборками забывают присмотреть за малышней. А дому от того беда. То телефон в электросеть включили, то в твоей мастерской парикмахерскую устроили. Кота вздумали рубанком постричь. А вчера щенка принесли с помойки. И спрятали… в стиральной машине. Зинка сразу к воде подключила, не заглянув, оттуда вой. У бабы волосья на всех местах дрыком. Еле продохнула. Попугаев детям купили, на свою голову. Ты б послушал, чему их твои внуки научили. Гостям в дом входить нельзя! Попугаи им всю нашу биографию наизнанку вывернут. Я своего начальника привез с родней познакомить. От греха подальше свою Ксюшку вместе с Женькой и другими во двор гулять отправил, чтоб не лажануться перед человеком. Сели за стол. Выпили по рюмке. И вдруг слышим над головами: «Ну, чего яйцы развесили, мудаки? Линяйте, пока вам не накостыляли!» У моего шефа армянский коньяк обратно выскочил. А сверху того не легче: «Мать вашу в сраку! Все пожрали — козлы!» Шеф из дома без оглядки вылетел. Я не знал, куда глаза девать. Кое-как уговорил его вернуться. Клетку с попугаями за дом вынес. Повесил в саду. Через час вернулся, там толпа рыгочет до уссачки. Все подробности про нас узнала. Нет порядка в доме. Некому детей в руках держать. Вернись! Пропадаем без тебя. Не нужно твоего заработка! Мы все работаем. Но кто-то детей растить должен, заниматься с ними! — просил Максим.

— Подумать надо. Кажется, опоздали мы с ними. Теперь единая надежда, что с годами поймет детвора, как себя вести надо. Я их одному учить стану, а ты — иному. Я лишь дед! А ты — отец! С тебя пример берут. А как с тобой слажу? Не переделаю. Природа такая твоя — шебутная… — вспоминал Кузьма, подходя к дому бабы Нади.

— А мы думали, что вы забыли о нас и не придете! — встретила его Лилька на крыльце. И, кивнув на двери, в дом пригласила: — Вы проходите! Мать вас ждет. А я на работу иду…

Баба Надя, завидев столяра, разулыбалась:

— Кузьма! Голубчик ты наш! Пришел! Давай к столу, пока блины не простыли.

— Сначала дело сделаю! — развернул рамки.

Старушка, увидев их, обрадовалась: — Красота какая! Дай Бог здоровья тебе!

Кузьма быстро сменил рамки, повесил иконы на прежние места, собрался уходить, сославшись на занятость. Но бабка не пустила:

— За что забижаешь? Почему требуешь? Присядь на минутку. Не обижайся, коль что не так…

Усадила за стол, кормила Кузьму, расспрашивала о стардоме. Тот рассказал о Юльке.

— Ох, Кузьма, нынче жизнь такая пошла, людей вынудили совесть потерять. То, что раньше страмным считали, теперь обычным сделали. И никому не совестно. А и воруют напропалую. Без стыда! Не только молодые, даже дети. Жрать всем охота. Вот вчера соседку в своем сарае поймала. Яйца у кур собирала. Уже уходила к себе. Детей кормить нечем стало. На хлеб нету. Вот и хотела продать. А сколько лет рядом живем! Нет бы попросить. В грех впала. Дала я ей еще десяток яиц, ругать не стала. Ее и без меня беда измордовала. Куда больше? Баба слезами изошлась. Знаю, для себя такое не утворила б. А ради детей — решилась! Горе одолело. Совесть перевесило. Ну а ты как маешься? — глянула на мужика.

— Как и раньше…

— Все один? Семью не завел?

— Дети домой просят. Внуков растить надо. Хочу навестить. Гляну. Давно уж у них не был. Может, и впрямь ворочусь.

— А дай на тебя карты кину, покуда Лильки нет. Посмотрим, что ждет тебя? — Порылась в кармане фартука, достала истрепанную колоду. Разложила на столе: — Один маешься, то верно. Но сколько женщин вокруг тебя! Глянь! Крестовая дама к тебе рвется. Со всем сердцем. Аж страдает, тоскует! И одинокая! Сурьезная баба! Ты ее на сердце держал. Да что-то порвалось промеж вами. Какой-то молодой король впутался, твой сродственник. Поругались из-за него. А тут еще одна, червонная появилась. С любовью, с домом, со всеми потрохами на тебя повесилась. И нынче об тебе все думки ее крутятся. И еще имеется. Та, что вовсе рядом. Но она пустая! Ты об ней не хочешь думать. А она имеет надежду. Но напрасно.

— А как там дети мои? Что их ждет? — спросил Кузьма.

— С детями беды не вижу. Хотя забот тебе хватит. Особо с этим, какой не кровный, но родственник. Видать, зятем доводится. У того карта тяжкая…

— Что с ним? Опять авария? — вспотел лоб.

— Да нет. Не страдай. С им порядок. Но вот родители его шибко старые. Вовсе больные. Но оно верно, нет вечных средь нас. Всем свое время на земле отпущено, — вздохнула бабка. И, разложив карты еще раз, улыбнулась светло: — Ну и характерный ты человек! Сам про крестовую втай думаешь. И сердцем маешься. Ан гордость мешает, упрямство. Сам себя мучаешь и ее извел. А на што эдакая глупость вам обоим сдалась? Жизнь ваша, как и у всех, — одна! Второй не дадено никому. Немного промеж вами пробежала та червонная. Но она отошла в сторону. В ейном доме какой-то мужик объявится. И ты туда не придешь. Хотя в ее сердце останешься…

Кузьма усмехнулся одними губами. За время размолвки с Шуркой словно что-то оборвалось к бабе. Может, дети сумели переломить? Или время сказалось? Но в эти дни очень редко вспоминал ее. Да и то коротко. Сам себе приказывал забыть ее, и это стало получаться. И на слова бабки не обратил особого внимания. А та напоследок рассмеялась:

— Ништяк! Все наладится…

Кузьма пришел к Егору уже в полдень. Едва открыл калитку во двор, внуки окружили со всех сторон. Женька приемник показывал, который сам собрал в мыльнице. Ксюшка деловито шарила по карманам Кузьмы, выуживая конфеты, жвачку. Наткнувшись на «киндер сюрприз», завизжала от радости: