– Я знаю, что ты ходила к Верзиле. И как ты туда вошла?
– Ну, при помощи одной подковы. Особой подковы.
Матушка кивнула.
– Гита, не стоило ввязывать его в эти дела.
– Да, Эсме.
– Он так же коварен, как и она.
– Да, Эсме.
– Ты решила применить против меня упреждающую смиренность?
– Да, Эсме.
Они зашагали дальше.
– А что это был за танец, в который пустился Джейсон с друзьями, когда все напились?
– Это Ланкрский Танец с Палками и Ведром, Эсме.
– И он разрешен законом?
– Официально в присутствии женщин его нельзя исполнять, – ответила нянюшка. – Иначе он считается сексуально оскорбительным.
– И мне показалось, что Маграт очень удивил тот стишок, который ты продекламировала на приеме.
– Стишок?
– Я имею в виду, тот самый, с характерными жестами.
– Ах этот…
– Я видела, как Веренс что-то записывал на салфетке.
Нянюшка запустила руку в бесформенные глубины платья и достала полную бутылку шампанского, которая, по идее, никак не могла там помещаться.
– Должна сказать, она выглядела счастливой, – усмехнулась она. – Грязные обрывки платья и кольчуги. Эй, а знаешь, что она мне поведала?
– Что?
– Помнишь тот старый портрет королевы Иней? На котором она в железном лифчике? Рядом с колесницей с шипами и ножами? Так вот, Маграт сказала, что ей помогал… дух королевы Иней. Мол, в этих доспехах она делала такое, о чем раньше и подумать не смела.
– Ничего себе, – откликнулась матушка.
– Ох уж этот смешной старый мир, – согласилась с ней нянюшка.
Еще некоторое время они шли молча.
– Значит, ты так и не сказала ей, что королевы Иней никогда не существовало?
– Зачем?
– Старый король Лулли придумал ее только потому, что посчитал, будто нашему королевству не хватает романтической истории. Он был немного помешан на этой романтике. Даже доспехи приказал выковать.
– Знаю. Муж моей прабабки выковал их из жестяной ванны и пары кастрюль.
– Думаешь, не стоит рассказывать ей об этом?
– Не стоит.
Матушка кивнула.
– Странно, – задумчиво промолвила она. – Маграт осталась прежней, даже после того как полностью изменилась.
Нянюшка Ягг достала из недр передника деревянную ложку. Потом сняла шляпу и аккуратно спустила вниз миску со сливками, кремом и желе[38].
– Ха, никак не пойму, чего ты все время воруешь еду? Веренс и так отдал бы тебе целую ванну этого добра. Ты же знаешь, что сам он не притрагивается к заварному крему.
– Так веселее, – ответила нянюшка. – Заслужила я хоть немного веселья?
Тут густые кусты на обочине затрещали, и на дорогу выскочил единорог.
Он был в бешенстве. Он был раздражен. Он находился не в своем мире. Кроме того, им управляли.
В сотне ярдов от ведьм зверюга остановилась, угрожающе опустила рог и принялась бить копытом.
– Ничего себе! – воскликнула нянюшка Ягг и уронила добытый тяжким трудом десерт. – Скорее! Рядом есть дерево. Бежим!
Матушка Ветровоск покачала головой.
– Нет. На этот раз убегать я не буду. Стало быть, она не смогла победить меня раньше и решила натравить на меня эту животину!
– Да ты только посмотри, какой у него рог.
– У меня хорошее зрение, – спокойно откликнулась матушка.
Единорог опустил голову и бросился вперед. Нянюшка Ягг метнулась к ближайшему дереву и, подпрыгнув, схватилась за нижнюю ветку…
А матушка Ветровоск сложила руки на груди.
– Эсме, скорее!
– Нет. Тогда я не могла мыслить так ясно, как сейчас. От некоторых вещей убегай, не убегай…
Белый призрак несся по аллее деревьев – тысяча фунтов мышц толкала вперед двенадцать дюймов сверкающего рога. Единорога окутывали клубы пара.
– Эсме!
Время кругов близилось к концу. Кроме того, теперь матушка понимала, откуда в ее голове взялись призрачные мысли других Эсме Ветровоск.
Быть может, некоторые из Эсме жили в мире, которым правили эльфы. Или давно умерли. Либо доживали, по их мнению, счастливую жизнь. Матушка Ветровоск редко желала чего-либо, поскольку считала любые желания пустыми сантиментами, но сейчас она ощущала легкое сожаление, что ей не удалось встретиться со своими «сестрами».
Быть может, некоторым Эсме Ветровоск придется умереть – сейчас, на этой дороге. Что бы ты ни делала, это означает лишь то, что миллионы копий тебя делают совсем другое. Кто-то умрет… Она чувствовала их смерти… смерти Эсме Ветровоск. И ничем не могла помочь, потому что в ход событий нельзя вмешиваться.
По миллиону травянистых склонов бежала девушка, на миллионах мостов девушка делала выбор, на миллионах дорог стояла женщина…
Все разные и все одинаковые.
Ради всех них она должна была оставаться собой – здесь и сейчас, должна была приложить к этому все силы.
Она протянула вперед руку.
В нескольких ярдах от нее единорог наткнулся на невидимую стену. Он попытался остановиться, задрыгал ногами в воздухе, сжался от боли и проделал остаток пути на спине, остановившись у самых ног матушки.
– Гита! – окликнула матушка, наблюдая за тем, как зверь тщетно пытается встать. – Сними чулки, свяжи их в виде уздечки и осторожно передай мне.
– Эсме…
– Что?
– Я не надела чулки, Эсме.
– А что стало с той чудесной красно-белой парой, которую я подарила тебе на День Всех Пустых? Я сама их связала. А ты знаешь, как я ненавижу вязание.
– Понимаешь, было так тепло. А мне нравится, когда воздух циркулирует.
– Сколько времени я угробила на пятки…
– Извини, Эсме.
– Тогда сбегай ко мне домой и принеси все, что лежит на дне ящика комода.
– Хорошо, Эсме.
– Но сначала забеги к своему Джейсону и вели подготовить кузницу.
Нянюшка Ягг оглядела барахтающегося на земле единорога. Казалось, он был ранен и смертельно боялся матушки Ветровоск, но вместе с тем убежать не мог.
– Эсме, надеюсь, ты не будешь просить нашего Джейсончика…
– Я ни о чем не собираюсь просить его. И тебя ни о чем не прошу.
Матушка Ветровоск сняла шляпу и швырнула ее в кусты. Потом, не сводя глаз со зверя, подняла руки к пучку седых волос и вытащила несколько ключевых булавок.
Волосы медленно развернулись, будто проснувшаяся змея, и повисли до самого пояса. Матушка пару раз тряхнула головой.
На глазах у парализованной удивлением нянюшки она снова подняла руку и выдернула один-единственный волосок.
Руки матушки Ветровоск произвели в воздухе замысловатые движения, словно она вязала плеть из чего-то слишком тонкого, чтобы быть увиденным. Не обращая внимания на мелькающий перед глазами рог, она набросила петлю на шею единорога и затянула.
Единорог, выбивая неподкованными копытами огромные глыбы земли, с трудом поднялся на ноги.
– Этим ты его не удержишь, – предупредила нянюшка, прячась за ствол.
– Я могу удержать его даже паутинкой, Гита Ягг. Даже паутинкой. А теперь займись тем, о чем я тебя просила.
– Да, Эсме.
Единорог запрокинул голову и отчаянно завизжал.
Полгорода собралось, чтобы посмотреть, как матушка ведет по улицам спотыкающегося зверя – если вы рассказали что-нибудь нянюшке Ягг, значит, рассказали всем.
Единорог танцевал на конце невообразимо тонкой привязи, лягал излишне доверчивых зевак, но вырваться не мог.
Джейсон Ягг, все еще в своей лучшей одежде, надетой по поводу королевской свадьбы, стоял у открытой двери кузницы и очень нервничал. Над трубой вибрировал раскаленный воздух.
– Господин кузнец, – позвала матушка Ветровоск, – у меня есть для тебя работа.
– Э-э, – протянул Джейсон. – Это ведь единорог, да?
– Угадал.
Единорог снова завизжал и покосился на Джейсона красным безумным глазом.
– Никому еще не удавалось подковать единорога, – промолвил Джейсон.
– Считай это, – сказала матушка Ветровоск, – самым значительным событием в своей жизни.
Люди толпились вокруг, пытаясь все увидеть и услышать и одновременно не заработать копытом в лоб.
Джейсон задумчиво почесал подбородок молотком:
– Ну, не знаю…
– Послушай-ка меня, Джейсон, – перебила матушка, держа на своем волосе танцующего по кругу зверя, – ты можешь подковать все, что бы к тебе ни привели. И честно платишь за это, верно?
Джейсон в панике посмотрел на нянюшку Ягг. Ей хватило совести принять смущенный вид.
– Она мне ничего не рассказывала, – возразила матушка, как всегда увидев выражение лица нянюшки затылком.
Затем она наклонилась к Джейсону, почти повиснув на невидимом поводке.
– Платой за то, что ты можешь подковать все, что бы к тебе ни привели… является обязанность подковывать все, что бы к тебе ни привели. Плата за то, чтобы быть лучшим, – это обязанность быть лучшим. И ты согласился на нее так же, как и я.