Сам хозяин позавтракал уже давно. Франческо проспал четырнадцать часов подряд.
Приносить свои выписки из трудов арабских ученых в спальную комнату Эрнандо не пришлось. Франческо, и по собственному его признанию и судя по его виду, чувствовал себя отлично.
– Помните, я рассказывал вам, как сеньорита Ядвига вылечила меня растертой в порошок корой какого-то дерева? Но он был до того уж горек на вкус! А вот этот настой из семи трав…
– Не грешите, Франческо! – перебил его Эрнандо. – Мне думается, что любое лекарство, самое горькое-прегорькое, поднесенное такими прелестными ручками… Или, может быть, я ошибаюсь и руки сеньориты Ядвиги не так уж и красивы?
– Нет, у нее и руки очень красивые, – серьезно ответил Франческо.
Глава пятая
ВЕСТИ С «ГЕНОВЕВЫ»
Оба молчали.
– О чем вы задумались, мой друг? – наконец нарушил молчание хозяин дома.
– Скажите, Эрнандо, вам когда-нибудь приходило в голову, почему же такое огромное влияние на людей оказывает золото? Сеньор Гарсиа когда-то пытался мне пояснить, что золото облегчает людям возможность торговать… Но я что-то мало уразумел! Да, правильно, золото не зеленеет от времени, как бронза, и не чернеет, как серебро… Но золотым ножом ничего не разрежешь, сабель или шпаг из него не выкуешь, оно может пойти только на украшение их рукоятей… Это я говорю к тому, что для всех этих завоевателей, если бы не требования их владык, золото само по себе не было бы уж такой лакомой приманкой… Да вспомните о трех мореплавателях, имена которых прогремели на всю Европу! Алонсо Охеда, Хуан Коса и Америго Веспуччи снарядили за свой счет экспедицию и отплыли из Испании к Венесуэле. Отправились они в путь 20 мая 1499 года, а вернулись в июне 1500 года с грузом красильного дерева. Распродав его, они покрыли издержки да еще заработали на этом немало! А ведь потом этот самый Охеда прославился своей жестокостью, когда ради благосклонности государей он стал отнимать золото у индейцев. Подумать только – индейцы ценили золото только за красоту и блеск и с радостью отдавали его белым людям в обмен на грошовые побрякушки! Впрочем, шпагу из золота можно выковать, я сам видел такую у одного португальского капитана, побывавшего в Новом Свете… Но это было не оружие, а игрушка.
В дверь библиотеки неожиданно постучались.
– Сеньор Франческо, – доложил, стоя на пороге, садовник Хосе, – вас спрашивает какая-то женщина из Палоса…
– Молодая? – опережая Франческо, задал вопрос Эрнандо.
– Не сказать, чтобы очень молодая… Красивая… А с ней ее муж и брат. Брат сам – как обезьянка, но все же какое-то сходство с сестрой есть… Боятся зайти: ночью был дождь, дороги развезло… Просят сеньора Франческо спуститься к ним… Ноги, мол, у них грязные.
– Пригласи гостей сеньора Франческо к нам в библиотеку. И передай Тересите, что сегодня у нас будут обедать не трое, а шестеро…
Сын адмирала широко распахнул дверь библиотеки. Женщина из Палоса с мужем и братом? Кто бы это мог быть?
И когда в комнату вошла высокая, красивая, смуглая и черноглазая женщина, Франческо все еще был в недоумении. Следом за ней появился ее муж. Но как только за ним не вошел, а как-то прошмыгнул маленький кудрявый брат, Франческо не мог сдержать радостное восклицание:
– Педро Маленький! Дружок! Как ты сюда попал?!
– Простите, сеньоры, – обратился к гостям хозяин дома, – прежде всего разрешите представиться сеньоре…
– …Марии, – подсказала женщина. – Только никакая я не сеньора, а просто Мария. А это мой муж, Таллерте… Братишку вам представит сам сеньор Франческо…
– Уже представил, – улыбаясь, заметил сын адмирала. – Как я догадываюсь, это именно о нем рассказывал мне сеньор Франческо прошлой ночью… Это, наверно, Педро, прозванный «Маленьким», товарищ сеньора Франческо по «Геновеве»…
– А вот у нас на «Геновеве» Франческо никто сеньором не обзывал, – обнимая и целуя товарища, бормотал Педро Маленький. – Если бы не ты, меня в Севилью не отпустили бы! Пакет у тебя, Таллерте?
Муж Марии бережно вытащил из-за пазухи небольшой, завернутый в платок пакет. Развернул и подал Франческо. Надпись «Франческо Руппи» ни о чем не говорила. Если бы письмо было от сеньора Гарсиа (а он пообещал, что напишет в Севилью), то Франческо опознал бы это немедленно. Даже в этих двух коротких словах буквы эскривано то подпрыгивали бы, выбиваясь кверху из строки, то валились бы вправо или влево.
Почерка капитана и сеньориты Франческо не знал. Осмотрев пакет со всех сторон, он со вздохом положил его на стол. Понимая, что другу его не терпится узнать обо всех палосских новостях, сеньор Эрнандо обратился к гостям:
– Поскольку письмо сеньору Франческо так срочно доставлено в Севилью, я считаю, ему следует тут же с ним ознакомиться… Давайте, мой друг…
Сеньор Эрнандо не договорил, так быстро Франческо сорвал с пакета печать.
– Пишет сеньор пилот, – поглядев на подпись, сказал он огорченно. – А о чем пишет, мы сейчас узнаем!
– Да я и сам мог бы тебе все это рассказать и без письма, – заявил Педро Маленький. – Просто пилот знает, что в Севилье у меня сестра, и зять, и племянники и что не виделся я с ними больше четырех лет. И когда-то, еще до того, как мы пришвартовались в Палосе, сеньор пилот пообещал мне, что, если «Геновева» задержится в Палосе надолго, он отпустит меня в Севилью повидаться с родными… А тут – на тебе: «Геновева» наша отплывает куда-то, и все это – по императорскому соизволению!.. Как узнал я это, так стал просто сам не свой. «Нет мне счастья, сеньор пилот», – говорю. А он вдруг ка-ак хлопнет себя по лбу: «В Севилью? Да ради бога, поезжай! Письмо наше Руппи передашь… А о тебе – уж прости, Педро, – я ведь забыл! Знаю давно, что в Севилье матушка нашего Катаро одна-одинешенька осталась, вот я и предложил ему туда съездить».
– Катаро? – переспросил Франческо. – Я как будто всех матросов знаю…
– Да это Рыжий, Рыжий! Его только так и зовут на «Геновеве»… Да, – продолжал свой рассказ Педро Маленький, – Рыжий отказался наотрез: мол, если ему дадут три месяца срока, он поедет… Ему нужно дом перекрывать. А на три месяца пилот его не пустил. Меня отпустил на три недели. А сам пилот поднялся в среднюю и тотчас письмо тебе накатал…
– А я уж так, по-товарищески, предложил Рыжему, – добавил Педро Маленький: – «Передай со мной деньги своей матушке… А мы с сестрой навестим ее, о тебе ей расскажем…» И Рыжий (мне даже обидно стало) как захохочет! «Ты, говорит, еще по дороге в Севилью мои деньги пропьешь!» А твои ведь я не пропил, Франческо!
Выкладывая на стол три стопки по пять золотых, Педро Маленький добавил: