Читать интересную книгу Покуда есть Россия - Борис Тумасов

Завидев генерала, ополченцы ещё старательно подтягивается. Николай Григорьевич знает многих людей в лицо и по имени они, его войники, дороги ему, как собственные дети, ибо он генерал, стоял у колыбели формирования ополчения. Многие из них были под Самарским знаменем на плоештинском лугу, немало полегло под Загорной и на Шипке, у Шейново и в других боях, и, похороненные в братских могилах, лежат они рядом с русскими солдатами, а вместо погибших каждый день приходят новые ополченцы…

Пропускал Столетов дружины, всматривался в войников и вспоминал разговор с царём. Побывав на Шипке уже после капитуляции Хаджи-Осман-паши, Александр II сказал Столетову:

— Я с почтением относился к защитникам перевала, генерал, но увиденное превзошло моё представление о мужестве и воинском союзе русских и болгарских воинов. Передайте это ополченцам, генерал.

На что Столетов ответил:

— Ваше величество, созданное с вашего высочайшего соизволения и с помощью российской болгарское ополчение глубоко благодарно за честь с оружием сражаться за свою свободу и независимость.

— Да-да, поблагодарите дружинников…

Поручик Узунов догнал ополчение уже за Адрианополем. Здесь его настигло письмо брата. Как и прежде, Василько пространно рассказывал о боевых делах в Закавказье, о ночном штурме первоклассной крепости Карс и как турки отступают, а Кавказская армия приближается к Эрзуруму…

Мысленно Стоян увидел Василька, да так зримо, отчётливо, с его мягкой, доброй улыбкой, открытыми светлыми глазами и ямочками на щеках…

На первом же привале Стоян сел за письмо брату.

С театра военных действий пришла радостная весть: взят Адрианополь, российская армия начала марш к сердцу Оттоманской Порты.

По этому поводу в Санкт-Петербурге, в Зимнем дворце, давали бал. Гремела музыка, и все разговоры сводились к близкому окончанию войны. Царь не скрывал радости:

— Нас отделяют от Константинополя всего сто пятьдесят вёрст. Представьте, это как от Москвы до Рязани, — говорил он гостям.

А Горчакову наказывал:

— В Сан-Стефано мы должны показать свой характер. Надо поставить Европу перед свершившимся фактом.

Лондонские газеты надрывались, раздувая страсти. Истерия достигла своего апогея. Россию винили в агрессии и чуть ли не в попытке посягнуть на святая святых — британское морское владычество.

От лондонской прессы не отставала венская. Газетчики старой Вены старались перещеголять друг друга, изощрялись в желании убедить обывателя, что Россия теснит австро-венгерскую монархию, а создавая на Балканах крупное славянское государство, закладывает мину под покрывшийся плесенью Шенбрунн.

Парижская печать, предав забвению заступничество русских от пруссаков, теряла свою сдержанность. В Версале уже забыли топот сапог прусских гренадеров в приграничных районах.

Берлинские бюргеры, постукивая пивными кружками, во всём полагались на своего железного рейхсканцлера. А Бисмарк, поедая за обедом уже вторую дюжину свиных сосисок, жаловался своему слуге:

— Проклятые русские, они застряли у меня, как кость в горле, не окажись в России ясновидящего Горчакова и готовых к подвигам солдат, мы бы уже решили французскую проблему…

Кабинет лорда Биконсфилда лихорадило. Несмотря на неоднократные предупреждения, наконец, на угрожающие манёвры английского военного флота, российская армия не остановила наступления и продвигалась к столице Оттоманской Порты.

Лайард информировал Биконсфилда о паническом страхе членов правительства Оттоманской Порты и о согласии султана немедленно начать переговоры. Абдул-Хамид готов принять все требования России.

Настроенный, как и королева Виктория, решительно, Биконсфилд готов вести флот в проливы, но министр иностранных дел лорд Дерби и статс-секретарь по делам колоний Карнарвак грозят отставкой…

Адмирал Хорнби жалуется, его эскадра сделалась предметом насмешек. Звоном якорных цепей и давлением в котлах Россию не устрашить.

Согласовав свои действия, Биконсфилд и Андраши пригласили российских послов, в Лондоне — Шувалова, в Вене — Новикова, и потребовали предъявить условия русско-турецкого мира на обсуждение международной конвенции.

Послы обещали известить своё правительство, хотя, как они сказали, пункты договора касаются лишь интересов воюющих государств.

В последний день января стало известно: турки подписали перемирие на условиях, продиктованных Россией, и Абдул-Хамид не возражает принять мирный договор, который изменит существующее положение не только на Балканах, но и в проливах.

Палата лордов в замешательстве: российская гвардия продолжала марш к Стамбулу, не встречая серьёзного сопротивления османов. Создавалась реальная угроза: Россия может отобрать у султана ключи от проливов…

Лайарду было велено запросить ставку главнокомандующего Дунайской армии, когда российская армия остановит свой марш на Стамбул. На что великий князь Николай Николаевич поспешил успокоить: гвардия в столицу Порты не вступит, а её продвижение объясняется условиями перемирия, в которых определены районы оккупации до Чаталджи и Булаира, в настоящий момент ещё свободных от присутствия российских войск.

Ответ великого князя незамедлительно лёг на стол английского премьера. Лайарду было приказано заручиться согласием султана на проход британских военных кораблей через проливы, а адмиралу Хорнби ввести эскадру в Дарданеллы и, бросив якорь в Чанаке, ожидать дальнейших распоряжений.

Не успели улечься волны Эгейского моря, поднятые английскими эсминцами, как адмиралу Хорнби поступило новое указание — возвращаться в Бизекскую бухту: Абдул-Хамид отказался пропустить корабли через Босфор, заявив Лайарду:

— Ах, если бы британское правительство выразило это желание хотя бы месяц назад, когда русские ещё не перешли Балканы. Теперь же своим согласием я открою ворота своей столицы русским. Вам известно, что заявил царь Александр? Если Порта пропустит флот Англии в Чёрное море, он введёт армию в Стамбул…

Посылая проклятия палате лордов и своему морскому ведомству, адмирал Хорнби бросил мрачную реплику:

— Мои эсминцы не обрастут ракушками…

А какой-то злой шутник на здании английского посольства в Стамбуле наклеил объявление: «Между Безикой и Стамбулом утерян флот. Нашедшему будет выдано вознаграждение».

Армия генерала Скобелева вступила в Сан-Стефано.

Под Сан-Стефано шайка кривого Селима спозаранку наскочила на походную колонну генерала Скобелева. В пешем строю шли батальоны, двигалась дружина болгар, ехал полк кубанцев. В первой сотне запевала завёл песню:

Дремлет явор над водоюК речке нахилився…

Казаки, подрёмывая в сёдлах, подхватили недружно, и песня вскоре угасла.

По низине стлался молочный туман, солдаты негромко переговаривались.

— У нас, на Вологодчине, поди, снега навалило, морозы лютуют, а тут ровно осень сырая.

— Снежок какой днём пропорошил, и тот земля забрала.

— Зима без снега и не зима! Как вспомнишь Архангельщину свою, деревню родную, тоска-кручина заедает. Из бани выскочишь, аки благ, аки наг, в сугроб нырнёшь — и сызнова на полок, парком да веничком тело тешишь. Оно красное да нежное, что у дитяти грудняка.

— А опосля того с девкой побаловаться! — озорно добавил какой-то солдатик.

Рота поручика Узунова шла в голове отряда. Всё вокруг было тихо и не предвещало появления турок. Башибузуки вынырнули из тумана, как тени. Захлопали выстрелы. Неожиданно удар в грудь толкнул Стояна. Тёплая липкая кровь растеклась под рубахой. Сделалось приторно тошно, голова закружилась, помутнело сознание. Узунов склонился к гриве коня, медленно сполз под копыта.

И уже не слышал Стоян команды полковника Кухаренко:

— Первая сотня, в до-огон!

Развернулись казаки, настигли башибузуков, рубили без жалости. Казак-запевала, румяный, длиннорукий, налетел на Селима. Зазвенела сталь, закружились кони. Привстал казак в стременах, изловчился. В удар вложил всю силу. От плеча и до седла надвое развалил кривого Селима.

Райчо Николов писал в Кавказскую армию, в Эриванский отряд, поручику графу Василию Андреевичу Узунову:

«Судьбе было угодно свести меня с вашим братом… Мы делили с ним хлеб и кров, отражали неприятеля и участвовали в наступлении. Стоян был для меня младшим братом. Я привёл его в дом Светозары, но их мечты не сбылись. Графа Узунова не стало на марше к Чаталдже. Его рота продвигалась в авангарде, когда на нас напали конные башибузуки. Они обстреляли дружинников. В той перестрелке и погиб Стоян. Как тысячи российских солдат, он отдал жизнь во имя независимости Болгарии…