Приходила в гимназию мать Р-вой и вызывала меня. Дочь ее после вчерашней истерики нездорова и не пошла в класс. Моя единица произвела на нее такое впечатление оттого, что у нее уже за две четверти были двойки, и двойка за эту четверть обозначала бы для нее двойку годовую, т. е. осеннюю переэкзаменовку. Теперь мать спрашивала, в чем слаба ее дочь, чтобы нанять ей репетитора. Когда я сказал, что у нее слабы письменные работы и притом, по-моему, она приленивается, г-жа Р-ва согласилась, что русский язык у нее страдает еще с младших классов; насчет лени же сказала, что в этом отношении тоже за нее не ручается. Я посоветовал заняться с ней если не репетитору, то хотя бы «домашними средствами»; но мать возразила, что отец — нервный человек и сам заниматься с дочерью не может. На приглашение же репетитора она согласилась. Но характерно то, что подумали об этом только под угрозой оставления на второй год; раньше же, хотя и замечали слабость своей дочери, никаких мер не принимали.
Вчера на попечительском совете обсуждался вопрос о прибавке жалования учительнице немецкого языка — вместо 40 р. за урок до 50 (учительница французского языка получает 50 р., а сам председатель, не получивший специальной подготовки, получает за свои уроки французского 60 р.). Средства находились. Но председатель Б-ский воспротивился этому, мотивируя тем, что против этой учительницы он нечто имеет. Его поддержал один купчина, но с другой — «принципиальной» точки зрения: прибавь одной, и другие запросят. Однако большинство высказалось за прибавку. Но бедная «немочка» (она служит еще первый год), узнав об этой унизительной процедуре, горько плакала от незаслуженной обиды.
12 февраля
Опять рассердился в злосчастном VI классе. Старался выяснить значение Гамлета как представителя эпохи Возрождения; но ученицы, оказывается, забыли все и о самой эпохе, о чем и я им говорил, и по истории недавно окончили; относили эпоху Возрождения к XIX в., говорили, что на творчество Шекспира повлияли походы Александра I и т.п. Я переспросил больше десятой человек, и почти каждую после нескольких нелепых ответов пришлось посадить. Одна из посаженных таким образом с плачем убежала из класса, и ее рыдания долго доносились из коридора, нервируя и меня, и учениц. Но я на этот раз воздержался и ни одного неудовлетворительного балла ученицам не поставил, ограничившись только раздражительной нотацией.
В VIII классе на днях девицы устроили почти поголовный отказ, т<ак> к<ак> было задано по учебнику, а они по методике русского языка отвыкли уже готовить уроки, т<ак> к<ак> обыкновенно все нарабатывается в классе. Могло выйти вроде прошлогодней истории с единицами. Но я на этот раз совсем не стал спрашивать и весь урок знакомил их с книгами «Развитие речи», заявив, однако, что в следующий раз отказов принимать не буду. Сегодня осердили было меня и словесницы, которые очень слабо усвоили заданные им стихотворения Некрасова. Я, раздосадованный их ответами, посадил уже несколько человек. Но тогда одна из них заметила мне: «Вы ведь каждый год это проходите, а мы еще в первый раз». Это справедливое замечание обезоружило меня. Надо, действительно, считаться с этим и быть поснисходительней.
Неожиданно пришло известие, что г. Л-ский утвержден председателем родительского комитета, тогда как немного раньше было сообщено, что он (очевидно за инцидент с Н-вым) не утверждается. Очевидно, такой перемене способствовало личное свидание г. Л. с попечителем округа. Как бы то ни было, в гимназической жизни теперь будет новый фактор. Как-то он проявит себя?
13 февраля
Сегодня был в гимназии и присутствовал на некоторых уроках председатель родительского комитета Л-ский. Педагоги встретили его очень радушно. Чувствовалось, что на этот раз мы союзники. Б-ский своим гнетом объединил нас. А когда несколько лет назад тот же Л-ский был председателем родительского комитета, то отношение педагогов к нему и к родительскому комитету было далеко не такое. Л-ский посещал уроки, на заседаниях родительского комитета наводил критику на нас; а мы, слыша об этом из частных источников, не имели средств защитить себя, хотя родители и не всегда были правы. Перед объединенными и сравнительно независимыми родителями мы стояли разрозненные и бесправные, не объединенные ни в какую профессиональную организацию. Походило на то, что мы (связанные по рукам и ногам разными циркулярами и порядками — лежим перед ними, а они, стоя над нами, наводят критику, что мы не так лежим, что это нехорошо и т. д.
Вечером проверял работы VII класса. Писали о Рудине и Агарине. Сочинения домашние, т. е. большие. И проверка их идет очень медленно. А тут еще кроме проверки правильности содержания, стиля и орфографии приходится проверять с точки зрения благонадежности, притом благонадежности даже не полицейской (с этой точки зрения благополучно), а еще более строгой — школьно-педагогической. Попадаются, например, фразы вроде «жестокое подавление восстания декабристов», «общественная мысль 40-х годов, стесненная строгой цензурой», «наступила реакция», когда «Николай I держал все общество в стеснительном положении» и т.п. С научной точки зрения все это верно, непредосудительно даже с полицейской точки зрения; но как педагог, памятуя, что все ото может попасть к начальству и быть поставлено мне в счет, я должен делать на полях строгие окрики и зачеркивать все такие места, как будто бы не соглашаясь с ними. А тут, как назло, Б-ский вчера специально вызывал меня к себе, чтобы потребовать представления ему этих работ сразу после проверки и еще до выдачи их ученицам. Хочет, наверно, опять повыкапывать что-нибудь ради своих доносительных целей. А в доносах своих он способен воспользоваться даже и не такими еще вещами. Начальница как-то написала на адресе попечителю: «Его Высокопревосходительству», вместо «Его Превосходительству». Б-ский заметил, что она не по чину взвеличала его. «Ну что ж?» — отвечала та: «Маслом каши не испортишь!» И что же оказывается? Б-ский не преминул донести в округ в официальной бумаге о таком якобы непочтительном выражении начальницы. Если же дело касается политики, тут уж надо вовсе ухо остро держать. А то того и гляди слетишь! Правда, не очень лестно и служить-то при таких условиях.
В материальном отношении можно и без казенного места заработать эту сотню рублей частными уроками. Даже некоторые из моих учениц, только окончившие гимназию, получают не меньше от частных уроков; а бывшие реалисты, попавшие, например, в топографы, получают уже и более моего. Одного только будет жаль — это общения с молодежью и возможности так или иначе воздействовать на нее. При той централизации школьного дела, какая царит у нас, педагог, выброшенный из казенной школы, принужден совсем бросить любимое дело или заниматься им только в теории. Куда же денешься при таких условиях? Где у нас свободные от правительственной опеки школы? И придется ради заработка хоть в акциз идти!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});