Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Воронов попал в этот зал впервые. От нечего делать он пересчитал ступени широкой двухмаршевой деревянной лестницы, сфотографировал кресла с высокими спинками и набалдашниками в виде мифологических фигурок, а также флажки трех государств, укрепленные на широких белых настенных панелях. Офицеры охраны рассказали Воронову, что стол, за которым предстояло работать Конференции, был заказан в Москве и доставлен сюда в специальном товарном вагоне. Что касается мебели, то ее привезли из дворцовых помещении парка Сан-Сусп. «Сукин принц» вывоз из Цецплпенхофа все, что только было возможно.
Воронов понимал, что его фотографии не нужны никому кроме него самого. Ему было важно другое — то, что он находится в этом зале, которому наверняка суждено войти в историю. Коллеги же его интересовались лишь тем что можно запечатлеть на кино — и фотопленке.
Разглядывая зал, Воронов старался запомнить как можно больше деталей, в том числен не поддающихся фотографированию. Все эти детали он сможет использовать в работе над своими корреспонденциями.
Стрелки часов приближались к пяти. В зале по-прежнему никого, кроме советских журналистов, не было. Но напряжение возрастало. Советские офицеры охраны — в военной форме и в штатском — заняли свои посты у дверей. Герасимов приказал прекратить все приготовления.
Воронову почудилось, что сама История отсчитывает секунды на своих невидимых часах…
Без четверти пять Герасимов резким движением вскинул руку. В то же мгновение в зале вспыхнул ослепительно яркий свет.
Дверь на которую сейчас были устремлены все объективы, открылась. В зал вошел Сталин.
Воронов щелкнул затвором своей «лейки», быстро перевел кадр, снова щелкнул затвором.
Сталин медленно подошел к столу. Постояв несколько секунд, он посмотрел на две другие плотно прикрытые двери.
— Ну вот… — негромко сказал Сталин. — Один раз захотел прибыть вовремя..
Эти слова были произнесены с несколько ворчливой и вместе с тем добродушной интонацией. Усмехнувшись, Сталин безнадежно махнул рукой и ушел. Как только он перешагнул порог, кто-то невидимый быстро закрыл дверь изнутри.
Журналисты с недоумением смотрели на Герасимова.
Как бы в ответ им, из открытых окон зала послышались вой сирен и резкие автомобильные гудки.
Воронов устремился к выходу. Оказавшись под порталом, прикрывающим главный вход в Цецилиенхоф, он увидел, как прямо к замку мчатся американские мотоциклисты.
Сталин приехал в Цецилиенхоф так тихо, что его прибытие вряд ли было замечено кем-нибудь, кроме сотрудников охраны.
Американцы же мчались на своих мотоциклах и в автомобилях будто на пожар.
Особенный грохот издавали мотоциклы — казалось, что у них нарочно были сняты глушители.
Сиденья мотоциклистов располагались так близко к рулю, что длинные полусогнутые развилки охватывали их точно рогатины. Поблескивали пряжки на широких белых поясах, ослепительно горели красные фары, завывали сирены, шуршал гравий под колесами, нетерпеливо раздавались автомобильные гудки, .
"Свадьба приехала! " — услышал Воронов чье-то ироническое замечание.
Обернувшись, он увидел одного из офицеров-пограничников.
— Почему свадьба? — спросил Воронов.
— С шиком ездят, — усмехнулся тот в ответ.
Все это механизированное скопище, мчавшееся, как стадо обезумевших быков, не доезжая до замка, на полном ходу свернуло налево. Перед глазами Воронова мелькнули «виллисы», за ними — уже знакомый ему огромный «кадиллак» с голубыми стеклами, за «кадиллаком» — мотоциклисты, за мотоциклистами — еще три или четыре «виллиса» и, наконец, грузовик с солдатами, державшими наготове автоматы и ручные пулеметы.
После всего этого грохота и треска приезд Черчилля показался Воронову почти бесшумным. Автомобиль английского премьер-министра подъехал к своему входу, сопровождаемый лишь двумя «виллисами».
Воронов поспешил в зал и занял место неподалеку от двери, из которой выходил Сталин.
Через несколько минут в зал с шумом ввалилась ватага американских и английских корреспондентов. Раздались громкие возгласы, послышался смех и тут же началась борьба за места.
Советские журналисты уже давно обосновались на своих позициях, а оставшуюся территорию бурно делили между собой американцы и англичане.
— Хэлло, Майкл! — услышал Воронов знакомый громкий голос.
Брайта зажали в дверях. Видимо, он приехал последним и, несмотря на свою прыть, отстал от остальных. Теперь он барахтался в дверях, высоко держа над головой свой новый «Спид — грэфик».
— Мистер Брайт, подойдите сюда! — крикнул Воронов.
Брайт сделал попытку прорваться.
— Пропустите! — завопил он. — Меня зовет тот русский парень!
Упоминание о русском парне, видимо, привлекло общее внимание. Брайт воспользовался этим. Сделав отчаянный рывок, он оказался рядом с Вороновым.
— Становись на мое место, — быстрым шепотом сказал Воронов.
Сам он присоединился к советским кинооператорам.
Наконец наступила тишина. Снова вспыхнули юпитеры. Почти одновременно открылись все три двери. В зале появились Сталин, Трумэн и Черчилль.
Несколько секунд они неподвижно стояли в дверях, как бы помогая кинооператорам и фотографам выполнить свои обязанности. Затем, сопровождаемые переводчиками, не спеша направились к огромному круглому столу. На полдороге переводчики задержались, давая возможность журналистам запечатлеть встречу глав государств. Сталин был в светло — кремовом кителе, с золотой звездочкой на груди. Трумэн сменил «бабочку» на темный галстук, оставшись, однако, в своих любимых двухцветных туфлях, Черчилль был в военном мундире, с орденскими планками на груди. Во рту он держал сигару.
Все трое подошли к столу и обменялись рукопожатиями, более продолжительными, чем обычные.
Приблизились переводчики, Сталин, Трумэн и Черчилль сказали друг другу несколько фраз. Из открытых дверей стали выходить люди в военной форме и в штатских костюмах.
Советские газеты сообщали лишь о том, что в Берлин прибыл Сталин. Но Воронов узнал от кинематографистов, что в советскую делегацию кроме Сталина входили Молотов, его заместители Вышинский, Майский и Кавтарадзе, начальник генерального штаба Красной Армии Антонов, адмиралы Кузнецов и Кучеров, послы Громыко и Гусев, ответственные работники Наркоминдела Новиков, Царапкин, Козырев и Лаврищев, представители Советской военной администрации в Германии Сабуров и Соболев.
Некоторых из этих людей, не говоря, конечно, о Сталине и Молотове, Воронов уже знал в лицо, — кинематографисты указывали ему на них, когда он приходил в бабельсбергскую столовую.
Сталин сделал широкий жест по направлению к столу, приглашая всех рассаживаться.
Трумэн, Черчилль, а следом за ними и Сталин сели в кресла с высокими спинками, стоявшие на равном удалении друг от друга. Члены делегации также заняли свои места.
Чей — то голос громко объявил по-русски:
— Съемки окончены. Журналистов просят покинуть зал заседаний.
Из двери, ведущей в комнаты американской делегации, вышел высокий, грузный генерал, похожий на боксератяжеловеса.
— Эй, ребята, вы что, не слышали? — скорее прокричал, чем проговорил он по-английски. — Сматывайтесь отсюда!
Фото — и кинокорресшшденты покидали зал молча, словно еще продолжая переживать то, что сейчас увидели.
… Брайт догнал Воронова по дороге к мосту, отделяющему Цецилиенхоф от Бабельсберга.
— Ну, бой, — воскликнул Брайт, — ты настоящий, друг! Знаешь, как я его снял! Крупным планом! Даже звездочка на груди наверняка получилась. Я был вблизи от него, ярдах в трех, не дальше! — Он буквально сиял от восторга. — А ты? — словно опомнившись, спросил Брайт. — Тебе удалось?
— Удалось, — не вдаваясь в подробности, ответил Воронов и в свою очередь спросил: — Кто этот генерал, который гнал вас из зала?
— Генерал? — переспросил Брайт. — Это Гарри Воган! Ты знаешь, как его зовут в Штатах? «Личная каналья президента»! Слушай, бой! — возбужденно продолжал Брайт. — Такая удача мне и не снилась! Ребята от зависти съедят свои камеры, когда увидят мои снимки в газете! Теперь — все! Главное дело сделано!
— Нет Чарли — задумчиво сказал Воронов, — Главное только начинается. Я много отдал бы, чтобы оказаться сейчас там… Слышать хотя бы первые слова…
— Первые слова? — беззаботно прервал его Браит. — Хочешь, я тебе их скажу? Гонорара не надо. Слушай. Ты заметил, как Сталин пригласил всех садиться? Значит, он и откроет Конференцию. Он хозяин, это всем ясно. А слова? Пожалуйста, записывай. «Джентльмены, позвольте считать Конференцию открытой». Как это будет звучать по-русски?..
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
«ТЕРМИНАЛ»
Едва все расселись, Черчилль вынул изо рта сигару и спросил:
— Кому быть председателем на пашей Конференции?
Он произнес эти слова быстро, словно боясь, что их произнесет кто-нибудь другой.
- Победа. Книга 1 - Александр Чаковский - Историческая проза
- Победа. Книга 3 - Александр Чаковский - Историческая проза
- Красное Пальто: история одной девочки - Наталья Игнатьева – Маруша - Историческая проза / О войне