— Я думаю, что вы оба друг друга предали, — сказала Корнелия. — Как будто все это было зря потраченным временем.
— Невозможно изменить прошлое, — сказала Кэй.
На этих словах Корнелия и Кэй расстались, чтобы больше никогда не встретиться.
Глава 1В детстве, когда я достиг своего десятилетия, мама разрешила мне свободно пользоваться ее членской карточкой библиотеки, которая давала доступ к взрослым разделам. Мне уже порядком поднадоели библиотечные полки для подростков, и мы с матерью вдвоем пришли к соглашению, что мне требуется больше пищи для ума. Я получил карт-бланш на скитания по библиотеке и читал все, что занимало мое внимание. Я всегда буду благодарен ей за этот чудодейственный акт щедрости и доверия. Она никогда не расспрашивала меня, какие именно книги я беру домой или читаю в зале. Цензура не входила в ее арсенал. Это сделало меня тем, кто я есть теперь.
В течение первых двух лет я, как одержимое дитя, открывал для себя библиотечные полки, поставив себе целью прочитать каждую страницу, которая раньше была мне запрещена. С одинаковым энтузиазмом я пожирал бульварное чтиво и классику, я с головой нырял в сокровенную философию, историю и прочитывал каждый библиотечный учебник из раздела о сексе. Мне дозволялось приносить домой по три книги в неделю, из которых только две могли быть развлекательным чтивом, и в середине недели, быстро расправившись с домашним заданием, я обычно заканчивал с чтением своих книг. Но это ничего не меняло, потому что затем я проводил последние часы перед закрытием библиотеки, быстро проглатывая оставшиеся кипы. Это была вселенная книг, мир историй, и я был его тотальным пленником.
В тринадцать лет, на три года раньше, чем принято, письмо из школы, заверяющее в моей серьезности и честности, конечно же, убедило руководство библиотеки выделить мне собственную членскую карточку и доступ к взрослым секциям. Я уже изучил все полки этих секций, но эта экстраординарная подачка давала мне право брать в два раза больше книг в неделю, и теперь каждый понедельник я являлся домой с шестью книгами. Интеллектуальное блаженство.
Мой отец не был слишком счастлив, видя, как его сын и наследник вечно занят чтением — вдобавок я уже вынужден был носить очки, которые для него не были подтверждением моей мужественности; он предпочел бы, чтобы я проявлял больше энтузиазма по отношению к спорту или интересовался девочками. Но мать молчаливо сносила большинство возражений и указывала, что в таком возрасте и в такое время он должен считать большой удачей, что я вообще читаю книги (хотя я всегда собирал комиксы и спортивные журналы, слегка в отместку) и не теряю время на улице с местными хулиганами, которые ничего не умеют и в один прекрасный день плохо кончат. Что же насчет девочек, то она мудро пояснила (словно предвидела), что у меня еще уйма времени перевернуть эту страницу, заслуживающую особого внимания.
Рано устав от научно-фантастических романов и детективов, в ожидании приближающейся осени (именно в это время библиотека получала свежие издания) в один прекрасный день я в смущении зашел в секцию литературоведения, которая до того момента была не самым посещаемым местом. Тогда я прочел удивительную пятитомную серию, написанную справедливо забытыми академиками пятидесятых, которые с завидной доскональностью проанализировали начальные абзацы почти двухсот пятидесяти романов, как знаменитых, так и неизвестных. На самом деле я никогда и не брал этих книг, но мог буквально часами, стоя между полками, листать наугад эти страницы.
И уже тогда меня внезапно посетила мысль, что вообще-то я и сам хочу в один прекрасный день стать писателем, и этот педантичный трактат стал для меня словно инструкцией, обязательной к выполнению. Первые строчки и абзацы — от Сартра до Спиллейна — были подвергнуты беспощадному анализу, и хотя теперь, много лет спустя, я не могу вспомнить ни имени этого литературоведа, ни даже названия хотя бы одной просмотренной наугад его книги, я навсегда усвоил тот незабываемый урок: начало книги должно быть уникальным.
Ты должен завладеть читателем и не дать ему отложить книгу.
Ты должен занять все его внимание.
Шокировав его.
Завоевав остроумием.
Удивив его.
Ни один роман не должен начинаться с тупой формы.
Начало — это конец, и самой первой строчкой автор должен подцепить впечатлительного (и чувствующего) читателя на крючок, сразу и навсегда.
Это производит неизгладимое впечатление и, может быть, объясняет, почему так много моих книг начинаются весьма неординарно. Почерк Конрада Корженьовски, я предпочитаю называть это так.
Да, я начинаю романы с непристойностей, с образов, которые заставят тебя дважды задуматься, с описаний, которые необычны, с диалогов, которые с самого начала заинтриговывают. У меня нет стыда. Это моя ниша, и, на данный момент, от меня обычно ждут именно этого.
Но это не роман.
И я не знаю, с чего мне начинать.
Посмотрим.
Атенолол.
Это занимает ваше внимание? Интригует вас?
Нет?
Ну так это и не слово из трех или пяти букв, я понимаю.
И ничего не могу поделать.
Сожалею, что разочаровал вас.
Атенолол, таблетки по 50 миллиграммов.
Принимайте одну таблетку каждое утро. Не прекращайте прием лекарства, пока не получите специальное предписание от вашего лечащего врача.
Написано на аптечном ярлыке.
И может, здесь кроется причина того, почему я решил написать эту книгу.
До этого момента я редко страдал от болезней. Даже обычная простуда обходила меня стороной. Только, время от времени, редкие головные боли. Я не курю и не пью, меня всегда радовало мое почти идеальное пищеварение. Правда, у меня плохое зрение, но оно стало таким несколько десятков лет назад, и мне всегда казалось, что очки делают меня более умным, интересным, интеллигентным — нужное подчеркнуть.
На публике я шутил, что следую правилу жить здесь и сейчас, а расплачиваться за это потом (прямо как главный герой из рассказов старины Джека Тревора, несправедливо игнорируемого писателя, в чем-то повторяющий его характер; мы никогда не встречались, но у нас были общие знакомые), и теперь я испытываю щемящее чувство, что это «потом» наступило. Час расплаты наконец пробил.