Читать интересную книгу Бирон - Роман Антропов

— Но дело кончено, — ответил Бирон. — Вы избраны, и вы императрица всероссийская.

— Да, — гордо ответила Анна. — Вопрос решен — и я императрица всероссийская.

Дверь широко распахнулась, и маленький Ариальд громко крикнул:

— Гонец из Москвы!

На пороге появился Сумароков. Лицо его было бледно и измучено, но имело гордое, счастливое выражение. Он низко поклонился и молча остановился у порога.

— Вы, кажется, лейб-гвардии капитан Сумароков, камер-юнкер герцога Голштинского? — спросила Анна, окидывая его с ног до головы внимательным, несколько недоверчивым взглядом.

— И адъютант графа Павла Ивановича Ягужинского, ваше императорское величество, — отчетливо проговорил Сумароков, прямо глядя в лицо герцогини.

Легкая улыбка скользнула по губам Анны. Сумароков побледнел еще больше. Вся уверенность его пропала. Его слова, этот новый титул не произвели того впечатления, на которое он рассчитывал. «Меня опередили. Она все уже знает, — мгновенно промелькнуло в его голове. — Но кто же?»

— Как вы назвали меня? — послышался голос Анны.

Бирон неподвижно стоял за креслом императрицы, с некоторым злорадством глядя на смущенного русского офицера. Он не скрывал своего удовольствия, что не русский первый привез Анне великую весть.

— С девятнадцатого сего января вы императрица всероссийская. Вот детальное оповещение вашего величества от графа Павла Ивановича.

Сумароков вынул из-за обшлага мундира толстый конверт с письмом Ягужинского. Анна взглянула на Бирона. Он быстро подошел к Сумарокову и взял из его рук письмо.

— Павел Иванович, — с улыбкой произнесла Анна. — Я помню его, когда он ездил в Варшаву, дабы помешать избранию в герцоги Курляндские Морица Саксонского.

При этом имени Анна тихо вздохнула. Ее сердце не совсем забыло этого беспутного, отчаянного и очаровательного Морица, идола модных красавиц Парижа, Дрездена и Вены, этого авантюриста и героя, дравшегося с одинаковым успехом под знаменами Мальборо и принца Евгения{50} и со шведами, и с испанцами, и с турками; он стал бы ее мужем, если бы не честолюбивые планы Меншикова, добившегося для себя короны Курляндии.

— Да, — продолжала Анна. — Я не забыла его. Он относился к нам всегда с должной аттенцией.{51} То, что вы передали нам, капитан, — закончила она, — привело нас в такое смятение, что нам надлежит все обсудить наедине. Ежели надо будет, мы позовем вас.

Анна милостиво кивнула головой. И это было все! Это награда за опасности пути, бессонные ночи, за игру головой!

Сумароков молча поклонился.

— Мы вас не забудем, капитан, — услышал он голос императрицы.

Он поклонился еще раз и, озлобленный, чувствуя себя униженным, не зная, куда направиться, вышел из комнаты. Куда, в самом деле, идти? Депутаты Верховного совета могут приехать с часу на час. Он погиб, если они увидят его здесь. Он смутно чувствовал, что новая императрица лукавит, что она явно не хочет принять его под свое покровительство, тоже, может быть, боясь верховников. Сумарокова могло спасти теперь только бегство, но он боялся бежать, так как не передал еще императрице на словах то, что приказал Ягужинский, и притом разве императрица не сказала, что, может, позовет его?

Он остановился в зале в раздумье. В это время к нему подошел Ариальд.

— Господин камер-юнкер заблудился в нашем дворце, — шутливо сказал он по-немецки и сейчас же добавил: — А скажите, господин камер-юнкер, во сколько раз дворец русских императоров больше нашего?

Несмотря на свою озабоченность, Сумароков улыбнулся.

— Я полагаю, во столько же раз, во сколько Москва больше Митавы, — ответил он на том же языке, которым, как камер-юнкер герцога Голштинского, владел в совершенстве. — И во сколько раз императрица всероссийская могущественнее герцогини Курляндской.

— О-о, — произнес Ариальд, — это много!

Неожиданная мысль явилась у Сумарокова.

— Послушай, малютка, — сказал он, — не передашь ли ты господину Бирону записку?

— Отчего же? Охотно, — отозвался Ариальд.

— Да, но где же я напишу? — спросил Сумароков.

— Пожалуйте сюда, к обер-писцу, — и мальчик указал ему на большую дверь.

По полутемному коридору Ариальд провел Сумарокова в небольшую, скромно обставленную комнату. На большом столе лежали расходные книги, счета, серые листы бумаги. За столом сидел маленький, худенький старичок с бритым пергаментным лицом, в очках на длинном носу. При виде вошедших он поспешил встать.

— Герр Шрейбер, — обратился к нему Ариальд. — Господину камер-юнкеру надо написать несколько слов.

— О, сейчас, сейчас, — засуетился старик.

Он торопливо подал Сумарокову стул, подвинул бумагу, чернила и гусиное перо. Сумароков написал по-немецки:

«Высокородный господин, имею от графа Ягужинского словесные препоручения ее величеству. Опасаюсь приезда князя Долгорукого. Что должен я делать? Ехать или ждать и где? Жду всемилостивейших повелений».

— Вот это передай господину Бирону, — сказал он, передавая Ариальду записку, — а я подожду здесь.

Ариальд кивнул головой и исчез в коридоре. Сумароков встал и с беспокойством заходил по комнате. Маленький старичок тихо подсел к столу и вновь углубился в свои занятия.

Было тихо. «Какая чудесная перемена судьбы, — думал Сумароков. — Герцогиня вчера — сегодня императрица». Он невольно вспомнил вопрос Ариальда, залы московских дворцов, роскошные празднества Петра II, брильянты, золото… Чувство горечи наполнило его душу. «И вот, — думал он, — за то, что я, рискуя головой, привез ей весть о том, что все это принадлежит ей, за то, что предупредил о кознях врагов, — за все это брошен ею, и в смертельной тревоге жду министров, и никто не защитит меня от их гнева и мести…»

Тревога росла с каждой минутой.

Наконец Ариальд вернулся и передал ответ Бирона. Бирон просил Сумарокова подождать в указанном месте, куда его проводит Ариальд. Сумароков немного успокоился. Значит, он не совсем брошен.

Ариальд, очевидно, уяснил себе положение. Он понял, что всем здесь грозит опасность от каких-то министров, членов какого-то совета, которых ждут сюда. Что боится Бирон, боится Сумароков, боится Густав Левенвольде, сейчас скрывающийся в квартире Бирона, тревожится новая императрица. Смутно думал он, что если императрица дорожит Бироном и отчасти Густавом, то вовсе не дорожит этим русским офицером и что наибольшей опасности подвергается именно этот красивый и ласковый офицер. И, почуяв в себе рыцарскую кровь славного рода Тротта, мальчик решил всеми силами помогать этому гонцу; находившемуся, по его мнению, в опасном положении.

— Я готов, — сказал Сумароков.

— Тогда следуйте за мною, господин камер-юнкер, — отозвался Ариальд.

Сумароков любезно поклонился старичку и последовал за маленьким пажом.

В небольшом доме, дворце герцогини, тоже были свои тайны. И узкие коридоры, и винтовые лестницы, и подвалы, — целый лабиринт в миниатюре.

По узким, коротким, но извилистым коридорам вел его Ариальд. После довольно продолжительного блужданья Ариальд привел его в глубокий подвал, темный и сырой, слабо освещенный одинокой свечой. Сумарокову невольно стало жутко. Мрачные, нависшие своды, с которых гулко падала, капля за каплей, вода на каменные плиты пола. Убогая койка, деревянный стол и скамья перед ним.

У стола сидела странная фигура. Маленький карлик с двумя горбами. Густые, длинные, черные волосы в беспорядке лежали на спине горбуна и закрывали его лицо.

— Авессалом! — громко крикнул Ариальд. — Принимай гостя.

Карлик, не торопясь, откинул нависшие на лицо волосы, медленно поднялся с места и уставился неподвижным взглядом больших черных глаз на пришедших. Сумароков поклонился странной фигуре. Карлик кивнул головой.

— Так ждите здесь господина Бирона, — крикнул Ариальд, — а я бегу!

Он послал рукой привет Сумарокову и скрылся за дверью.

Сумароков сел на скамью. На лице горбуна было сосредоточенное, угрюмое выражение. Сумароков чувствовал себя неловко.

— Скажите, кто вы? — спросил он.

— Шут, — коротко ответил горбун.

— А ваше имя?

— Авессалом, — последовал короткий ответ.

— Я бы хотел знать ваше настоящее имя, — мягко заметил Сумароков.

— Я забыл его, — ответил горбун.

Разговор прервался. Маленький горбун полез в угол, стал на колени, долго копошился, наконец встал, держа в руках две бутылки и две серебряные чарки. Он молча поставил их на стол, потом опять полез в угол и достал оттуда ветчину и какое-то печенье. Все это он поставил на стол.

— Вот, — коротко произнес он, — ешьте.

Сумароков не ел целые сутки.

— Благодарю вас, — сказал он.