Читать интересную книгу Проситель - Юрий Козлов

Он сам не знал, что искал, роясь в вещах жены, но совершенно точно знал, чего уже никогда не найдет в их совместной жизни — взаимности. Он понял, что все эти годы жил в самом позорном и горьком для мужчины унижении, когда он (мужчина) во всех своих ипостасях — муж, хозяин, отец детей, любовник и так далее — не нужен женщине. И это было тем более несправедливо и непереносимо, что ему самому не нужна была (ни в какой ипостаси) никакая другая женщина.

Кроме Дарьи.

Берендеев в бешенстве выбрасывал из выдвижного ящика комода белые и черные кружевные и какие-то полупрозрачные лифчики, трусы, колготки, серебристые струящиеся коротенькие туники (потом он узнает их название: комбидресс), чулки и снова — лифчики, трусы и… Сара в ужасе смотрела на хозяина. Один лифчик как дельтоплан спланировал ей точно на шею, и она не стала его сбрасывать. Вероятно, ей пришла в голову мысль, что это новый ошейник.

Берендеев упал лицом на нечистый, отчетливо попахивающий мочой ковер. Его била дрожь. Помимо бесчувственного, свинцового океана, где терпел бедствие «Титаник» его любви, оказывается, существовал изысканный, кружевной, струящийся, сетчатый (какой еще?) город страсти, где исполнялись самые прихотливые фантазии, вскипали, как пузырьки в бокале шампанского, мечты и надежды, вынашивались далеко идущие архитектурные планы. Город, должно быть, был прекрасен.

Но не Руслану Берендееву было определено ходить по его улицам. При появлении Берендеева город уходил в воду, как град Китеж, уносился в небо, как летающие острова Джонатана Свифта и Жюля Верна.

Он сидел на ковре, рассеянно поглаживая горделиво приблизившуюся к нему в новом лифчике-ошейнике Сару, и не было на свете человека несчастнее писателя-фантаста Руслана Берендеева. Разве что незадачливый купальщик в Африке, на реке Лимпопо, которого крокодил тянул под воду, или совершенно невинный человек в тюрьме в Парагвае или Камбодже (да где угодно), которого вели на расстрел или к виселице. Так что Берендееву можно было утешиться тем, что если поскрести по миру, то людей в сопоставимом (и гораздо более худшем) положении отыскалось бы немало. Еще больше, наверное, отыскалось бы таких, кому переживаемое Берендеевым горе показалось бы сущей чепухой, странным каким-то капризом.

Но в данный момент это ничего не меняло.

Выходило, что иной измены Берендеев не заслужил.

Он ревновал жену ко всем мужчинам мира, к ветру, иной раз задиравшему ей юбку, она же относилась к нему как… к пустоте, точнее, досаждающей пустоте, то есть как к тому же самому ветру, в прямом смысле задиравшему ей юбку. И изменила ему, как этой самой пустоте, надоевшему подъюбочному ветру. Следовательно, подумал Берендеев, раскаяние невозможно. Ни одна женщина в мире не будет раскаиваться перед пустотой. Он понял, что душеспасительные беседы, разрывание на груди рубашки, маниакальное выяснение подробностей и неизбежное за этим прощение, примирение, когда он растечется перед ней лужей («Боже мой, подумай о детях!» и т. д.), а она через эту лужу в очередной раз равнодушно переступит, — бессмысленны. В сущности, ей не о чем говорить с ним. Она будет отпираться от живого, врать, как и положено, когда имеешь дело с… пустотой, ветром, способным лишь задирать юбку. Все в этой жизни, что касалось Берендеева, было в ее представлении нулевым. Поэтому все, что он сделает (простит, побьет, наговорит гадостей, подаст на развод и т. д.), будет умножено ею на ноль, и в итоге снова будет получен ноль. Собственно, он был получен давно, да только Берендеев не замечал. Жил внутри ноля, а казалось, что живет в раю, слушает «веселое пение птиц в лесу».

Он вдруг ясно (как свершившийся факт) осознал, что больше не скажет в этой жизни Дарье ни единого слова. До него вдруг дошла та превосходящая любую мыслимую меру степень унижения, которую он пережил, точнее, внутри которой, как внутри ноля, столько лет существовал. Берендеев подумал, что уж лучше бы она его презирала, ненавидела, боялась, но только не держала за ноль, за ничто. И еще он подумал, что в отношениях мужчины и женщины нет гармонии, нет логики. Берендеев мог умереть, но не мог заставить собственную жену полюбить себя.

«Какие пустяки губят жизнь», — подумал он.

Шатаясь от горя, он отправился в свою комнату собирать чемодан.

Он не знал, куда пойдет с чемоданом.

Берендеев посмотрел на часы. До сего мгновения он был хлопотуном, хранителем семьи — смотрел на часы не просто так: когда вернутся из школы девчонки? когда придет с работы Дарья? успеет ли он сбегать в магазин за молоком? Сейчас ему хотелось, чтобы время остановилось.

Одна его жизнь закончилась.

Другая — еще не началась.

Берендееву хотелось уйти в остановившееся время, в трещину между жизнями, как барсуку в нору, раку-отшельнику в раковину, орлу в небеса. Из трещины-норы-раковины-небес обе жизни — старая и новая — представали не имеющими ни малейшего смысла.

Берендеев подумал, что вослед Дарье умножает себя на ноль.

«Зачем она вообще вышла за меня замуж?» — запоздало и тупо подумал писатель-фантаст Руслан Берендеев. Впрочем, вряд ли это был вопрос, на который он мог получить немедленный ответ.

…Уже дома, на двадцать четвертом этаже, выйдя на балкон, откуда до звезд было ближе, чем до усыпанной осенними листьями земли, Берендеев вновь увидел блуждающий огонек, вычерчивающий (на сей раз почему-то на пустыре) сложные геометрические фигуры. Должно быть, он сходил с ума, потому что вскоре заметил еще один, потом еще, еще. Вся земля внизу — помойки, пустыри, трамвайные пути, строительные площадки, парк, церковное подворье и даже пруд, да, пруд! — была оплетена сетью блуждающих огоньков.

Которые вдруг исчезли так же внезапно, как появились.

Берендеев подумал, что это аллегория денег. Их можно преследовать всю жизнь, но их невозможно догнать. Точнее, невозможно зафиксировать момент настижения. И еще он подумал, что у этого странного неживого огня есть свойство невидимо сжигать человеческую душу. Сжигать, впрочем, по особому рецепту — одновременно превращая в пепел и наполняя пепел мятущейся огненной страстью.

Страстью, которая сильнее любви и от которой может излечить только смерть.

«Приди, и я излечу тебя от твоей болезни, потому что только я знаю, что это за болезнь, и только я смогу тебя излечить. Штучный доктор».

Теперь писатель-фантаст Руслан Берендеев доподлинно знал, чей просторный плащ (халат, балахон, саван?) висит у него в шкафу.

13

Человек, которого Берендеев знал как Мехмеда, но чье истинное имя в действительности произносилось несколько иначе, не сразу скомандовал водителю трогаться после того, как Берендеев в нарушение всех мыслимых правил приличия выбрался из длинной, обитой внутри рыжей кожей машины, нахально хлопнув дверью. В салоне имелось пока еще достаточно редкое в России электронно-оптическое устройство, что-то вроде сухопутного перископа ночного и вообще какого угодно видения, позволяющее довольно долго наблюдать за уходящим, точнее, думающим, что уходящим, человеком (объектом), какой бы ломаный, хитрый маршрут тот ни изобретал.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});