Число ведьм, сохранившихся к двадцать первому веку явно меньше, чем могло бы быть, если б им дали развиваться так, как, скажем, алхимикам. И кто знает, может, наряду с химическими факультетами сейчас во всех университетах вовсю работали бы факультеты ведовства и магии… И разве это было бы плохо?..
Но как объяснить местным монахам, по какому принципу проводить отбор жертв на костёр? Ведь она готова поручиться, что одна стерва (да простят её за правду на базе личного опыта!) отравляет жизнь большему количеству людей, чем полдюжины ведьм…
В результате в её время имеется то, что имеется. Ну это так, к слову. Ведь не сжигать же, в самом деле, стерв? Так ведь можно и совсем без женщин… Хм.
Закончив трапезу, она с наслаждением потянулась всем телом. Теперь неплохо бы лечь, и получше выспаться. Завтра их ждёт интересный день.
Вот уж воистину человек привыкает ко всему: на клопов она теперь внимания почти не обращала – спокойно думала о своём.
28
Глаза гадалки оставались всё такими же тускло-безжизненными, как в самом начале, хотя самообладание к ней полностью вернулось. Голос не изменился, интерьер тоже. Наплыва клиентов вновь не наблюдалось, и Катарина смело заняла знакомое кресло.
Однако то, что прорицательница предложила ей теперь, показалось Катарине хоть и странным, но отнюдь не пугающим. Помощь и защита никогда не помешают слабой женщине в этом жестоком мире – ну, то есть, настоящие помощь и защита. Так что она подумала, и приняла решение, зная, что Пьер и Мария надёжно прикрывают её тылы.
Она спокойно подождала несколько минут, пока гадалка смешивала жидкости из пузырьков и колбочек, и добавляла в смесь шипящие при растворении порошки. Сама прорицательница, по губам которой скользнула странная улыбка, первой выпила половину кубка, над которым предварительно пошептала. Катарина, выждав с полминуты, и внимательно глянув ей в глаза, допила то, что осталось.
Вкус волшебного напитка оказался пряным, терпким. Скорее, противным, чем приятным. Вид – мутным, цвет – зелёно-серым. Бр-р-р…
После того, как кубок опустел, гадалка натёрла ей и себе виски, мочки ушей, тыльную сторону ладоней, и центр лба у переносицы каким-то ароматным составом такого же зеленовато-бурого цвета. Пах он точь-в-точь как бальзам – «вьетнамская звёздочка…»
У Катарины закружилась голова. Она сказала об этом гадалке. И та, мягко улыбнувшись ей, и нежно поддерживая, уложила Катарину на жёсткое низкое ложе, очевидно, служившее постелью в этой походной палатке. Кроме тонкого одеяла на нём ничего не было, и корявые доски впивались в копчик и лопатки. Она поёрзала, устраиваясь.
– Всё будет хорошо. Только ничего не бойтесь, и, главное – помалкивайте, что бы вы ни увидели. Там, куда мы попадём, мы должны вести себя тихо – чтобы духи Земли, Воды и Воздуха не помешали нашему путешествию. Так что молчите, сударыня, и… Ничего не бойтесь! – напутствовав Катарину таким образом, она сама легла на спину рядом с ней, и взяла её за руку своей мягкой рукой, – Смотрите в небо и дышите глубоко. Расслабьтесь – силы здесь не нужно. – гадалка сама поерзала, устраиваясь. Удовлетворенно вздохнула:
– Вот, так хорошо. Ну, отправляемся. – от равнодушного голоса не осталось и следа, теперь он был полон радостного предвкушения чего-то волшебного, приятного и волнующего. Катарина подняла взор к матерчатому потолку.
– Какое в палатке может быть небо? – хотела было она переспросить, но вспомнила, что нужно молчать.
Однако ответ на её невысказанный вопрос скоро пришёл сам: ткань потолка прямо на глазах становилась всё тоньше и прозрачней, как бы таяла… И вот, непонятно как, исчезла совсем! Над ней оказалось небо: чистое, глубокого лазурного цвета, всё пронизанное тёплыми лучами солнца, и с мягкими, пушистыми нежно-розовыми облаками. Воздух был приятно свеж и потрясающе пах – похоже на… корицу?
Почему-то Катарина почувствовала, что небо ей родное: оно доброе и хорошее, оно понимает и принимает её. Остатками рационалистического мышления она ещё осознавала, что это, скорее всего, просто результат воздействия наркотических веществ, содержащихся в питье и мази. Но это не мешало ей наслаждаться потрясающим чувством единения с небом, солнцем, ветром – и всей природой!..
Не удивилась она и тогда, когда тело её, наполненное воздушной лёгкостью и покоем, за руку увлекли прямо вверх – к этим бело-розовым, точно снег на вершинах гор, освещаемый восходящим солнцем, нежным, как перина из лебяжьего пуха, прогретым летним солнцем, облакам…
Это Марта (да, она – Марта!), всё ещё хитро улыбаясь, увлекала её за собой – прямо вверх, к небу, к солнцу, к звёздам, которые очень скоро стали хорошо видны на фоне почерневшего неба. И как-то само-собой получилось, что она… Оказалась без одежды, абсолютно нагой, в своей женской сущности, и знала, что и Марта это знает. И ничуть не удивлена! Краем сознания она отметила, что и Марта абсолютно обнажена.
Когда же они успели раздеться?!
Оглянувшись, она вдруг увидела под собой землю: чудесный ковёр из мягких красочных мазков. Тут было всё: насыщенно-зелёные – леса, и нежно-зелёные – луга и виноградники. Жёлтые – поспевшие нивы с пшеницей. Голобые и синие – реки и озёра, серо-стальные – горы, и коричневые – уже вспаханные после уборки тяжёлых колосьев, дышащие тяжёлыми земными испарениями, поля.
Виден оказался и город: небольшая кучка беспорядочно набросанных детских кубиков с красными черепичными крышами и серыми кривыми лентами улочек…
Вся эта красота быстро удалялась, и вскоре почти совсем скрылась из глаз. И осталось только чёрное, мёртвое пространство вокруг, и яркие, холодно-равнодушные точки звёзд. Солнце продолжало светить так же ярко, но его лучи не согревали здесь, а как бы обтекали тело со всех сторон, удерживая его в коконе из ярких лучей – словно птицу в клетке, не давая убийственному холоду космоса проникнуть к двум смелым путешественницам, легко несущимся над огромной планетой.
Она хотела спросить у своей спутницы – как ей избавиться от этого кокона? Он сковывал, стеснял, сдавливал клещами её душу и тело, не давал раствориться в бесконечных и прекрасных просторах Вселенной, не позволял приобщиться к её сокровенным тайнам, отдаться чувству бесконечной свободы и радости безвременья, Вечности…
Однако та, что настойчиво и сильно тянула её сквозь пространство, словно почуяв её желание, обернула к ней своё теперь юное и прекрасное лицо, и, нахмурившись, сделала ей знак молчать, приложив пальчик к губам. Катарина поняла, и кивнула, промолчав.
Они очень быстро промчались над освещённым диском земли, где всё теперь было нерезко от расстояния, и видны остались только бесконечные голубовато-зелёные пространства мирового Океана и белый, кое-где сероватый покров облаков, скрывавших континенты.