Председатель раскрыл личное дело, посмотрел документы военкомата, медицинское заключение, характеристику с места учебы и анкету. Все соответствовало требованиям к зачислению. Но председатель что-то медлил, потом со строгостью спросил:
— А не струсите, молодой человек? Быть военным — это прежде всего уметь подчинять всего себя приказу командиров. У нас нынче особые обстоятельства. За год вы должны стать хорошим летчиком. Это потребует двенадцати-пятнадцати часов ежедневной напряженной работы. Готовы ли вы к этому?
— Готов. Я сделаю все, чтобы стать хорошим летчиком. Это моя мечта и цель жизни.
— Тогда зачисляем вас курсантом военной школы пилотов. Поздравляю вас от лица членов комиссии.
Как на крыльях вылетел Гриша из дверей приемной комиссии. Радость была так велика, что он не мот и не хотел ее скрывать.
— Ура!! Меня приняли! Приняли! Я буду летать! — И он прыгал и плясал, как мальчишка.
А вечером, после бани, в новой синей курсантской форме, пристроившись у тумбочки, он писал первое письмо родным:
«Дорогие мои! Я решил стать военным летчиком. Выбор мой осознанный и окончательный. Я хочу и буду летать. Сегодня меня зачислили в военную школу пилотов. Сделаю все, чтобы стать достойным защитником Родины».
* * *
Учеба в школе пилотов началась совсем не так, как многие ее представляли.
— Каждый курсант, прежде всего, должен обладать безукоризненной военной выправкой, владеть строевой подготовкой. Без этого нет военного человека, — любил повторять начальник школы Роберт Ратауш. — Летчик лишь тем отличается от строевого командира, что умеет еще летать.
Утро начиналось на плацу, где курсанты тянули носок и в гулком марше испытывали крепость сапог. После двухчасовой строевой подготовки они занимали аудитории и изучали совершенно новые и незнакомые для большинства дисциплины: аэродинамику, навигацию, устройство авиационных моторов и самолетов. Целыми днями старательно перечерчивали в свои тетради многочисленные схемы электропроводки бензо- и маслопитания, записывали массу цифр и формуя. От напряжения тяжелела голова.
— Нас будто готовят не на самолетах — на формулах летать, — шутили курсанты.
Наконец дошли до матчасти. Учлеты готовы были дневать и ночевать в ангарах у самолетов. Скорее в небо! Но преподаватели настоятельно твердили: прежде чем летать в воздухе надо этому вначале научиться на земле.
Когда начались занятия, курсанты поочередно забирались в кабину, осматривали приборы, отжимали и опускали педали, ручку управления, запоминали положение сектора газа, капота двигателя относительно горизонта и другие премудрости.
На инструктора смотрели, как на бога. У него учились поведению в кабине, управлению машиной при пробежках по земле, с ним поднимались первый раз в небо, от него получали добро на самостоятельный полет.
С инструктором Григорию Кравченко повезло. Они даже были чем-то похожи друг на друга. Максим Константинович Моисеев тоже был невысокого роста, крепкого телосложения, с доброй, постоянной улыбкой на лице. Он с симпатией относился к Григорию, но почувствовать это не давал. Был честным в оценках, справедливым и ровным в отношениях.
— Ну, Кравченко, давай на рулежку! — дает он команду. — Упражнение номер один.
Григорий на малом газу ведет самолет по беговой дорожке, делает плавный разворот и по прямой рулит к исходной точке, безукоризненно выдерживая направление. Получается у него на зависть хорошо.
— Добро! — кричит инструктор. — Теперь добавь газку, давай номер два!
Кравченко дает газ, увеличивает скорость, и самолет поднимает хвост, несется по прямой, готовый вот-вот оторваться и полететь. Но этого не произойдет, у самолета на крыльях снята часть оперения.
Так повторяется много раз, пока курсант привыкает делать «наземный взлет» почти автоматически.
— Хорошо, Кравченко, молодец!
— А еще можно разок?
— Хватит. Останется время, еще разрешу. А пока отдыхай.
Моисеева радовала настырность и неутомимость Григория в овладении самолетом. Все зачеты учлет выполнял только на «отлично». Получив «хорошо», он выпытывал у инструктора свои недочеты, просил разрешения пересдать. И пересдавал, действительно, без задоринки.
И вот впервые инструктор Моисеев поднимает Кравченко в воздух. За штурвалом он спокоен, и Григорий старается не пропустить ни одного движения наставника. Они набирают высоту и делают плавный разворот по кругу. Григорий смотрит за борт и захлебывается от восторга. Внизу земля, и все на ней кажется сказочно-прекрасным.
А инструктор уже требует доклада:
— Что вы, курсант Кравченко, видите справа? Сообщите ориентиры, сопоставьте их с макетом на тренажере, который изучали перед полетом. Запомните, в воздухе все может меняться, но ориентиры на земле остаются постоянными.
Ориентировка по макетам в классе и видение земли с воздуха требуют иного осмысления, к которому надо привыкать. Но Григорий взглядом цепляется за крупные строения, цветные пятна крыш и в памяти прокручивает макет местности. Докладывает инструктору район нахождения.
Инструктор кивает головой и требует нового доклада:
— Все внимание на меня. Заходим на посадку, следи за каждым движением и ориентиром.
Только после третьего ознакомительного полета Моисеев сказал, что память на ориентиры у Григория отменная.
Пока самолет в воздух подымал инструктор, все было просто и ясно. Но вот Григорий впервые должен был сделать это сам. Моисеев сидит за дублера на спарке и, кажется, его не волнует ничто.
Кравченко смело берется за ручку управления. Но что это? Руки отяжелели, дрожат. Стараясь не подать виду, дает газ, разгоняет машину и берет ручку на себя. Самолет отрывается от земли и круто уходит вверх.
Григорий в зеркало видит лицо инструктора: тот спокоен, посматривает, как пассажир, по сторонам.
— Забрались уже высоко, опусти ручку, — подсказывает он.
Кравченко отдает ручку от себя. Машина выравнивается, идет по прямой, но вот уже море стеной дыбится перед ним. Значит, самолет пошел вниз. Григорий тянет ручку на себя, самолет задирает нос, опускает ручку — клюет книзу.
— Нежнее ручку держи, пилот, — советует инструктор. — Самолет, как невеста, обходительность любит. И спокойней. Расслабься малость. У тебя уже неплохо получается.
«Какое там неплохо, — думает Григорий. — На прямой самолет удержать не могу. Не полет — скачка какая-то! А еще посадка впереди! Где же аэродром?»
И, будто подслушав его мысли, инструктор командует:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});