продаётся оно только за два часа до вылета, если не окажется фельдъегерской службой востребовано.
Так что, есть теперь у меня повод подначить кума Рюмина, утверждая, что у меня самая быстрая скорость получения международной информации во всей нашей Империи, а то и во всём мире.
От Новой Зеландии до той же Рязани шестнадцать с половиной тысяч километров, если по прямой линейкой на карте измерять. Письмо же дошло до меня всего лишь за двенадцать дней.
Понятно, что повезло. Наш японский адмирал проявил самостоятельность, и направил ещё два эсминца навстречу "молочному каравану". Один из них и добежал быстренько до Окинавы, перекинув фельдъегеря на попутный дирижабль.
Собственно, задача у этой пары эсминцев была чуть шире — разведать, что и как обстоит в Меланезии.
От адмирала я тоже получил служебную записку. Даже не вскрывая конверт, догадываюсь, что там написано. В свете новых обстоятельств ему, наверняка, срочно потребовалось ещё пара новых эсминцев "Акидзуки", с их устрашающей огневой мощью.
Нет, против крейсера эсминец проекта "Акидзуки" не потянет, а вот против небронированных судов, да ещё и всего лишь со стрелковым вооружением на борту — он само совершенство! Особенно в принятой нами версии этого эсминца, взятой с чертежей "Судзуцуки". С установленными на его борту сорока восьми автоматическими пушками калибром в двадцать пять миллиметров — это просто бешеный шквал огня!
Если когда-нибудь даже один "Акидзуки" встретит в открытом море меланезийскую эскадру набега, то всё морское сражение закончится за полчаса. И пофиг, сколько меланезийских бойцов будут участвовать в набеге. Вопрос времени их полного уничтожения зависит лишь от меткости наводчиков стомиллиметровых орудий и расчётов автоматических пушек. Чисто теоретически, одна лишь щепа от деревянных корабликов меланезийской эскадры минут через пятнадцать — двадцать останется, а всё остальное пойдёт на корм рыбам. Скорее всего, фаршем.
И признаться, чем больше я смотрю на карту, тем больше радуюсь, как своевременно мы заложили эти большие эсминцы с их избыточной огневой мощностью малокалиберной артиллерии.
Если что, то расстояние от Меланезии до Японии, а особенно до Окинавы, как бы прилично поменьше выходит, чем до Новой Зеландии. А это значит, что и нам скоро пора ждать "гостей".
Подлив себе горячего кофе, я взялся за письма. Начал с письма майора Сорокина, который у меня командует экспедиционным батальоном, отправленным в Новую Зеландию.
— " Ваше Сиятельство! Информация о нападениях Меланезии на Новую Зеландию полностью подтвердилась. По предварительным данным набеги происходят по довольно стандартной схеме. Часть дикарей имитирует нападение на Окленд — столицу Новой Зеландии, сковывая имеющиеся здесь силы полиции и крайне скудные воинские формирования. Но основное направление ударов наносится по линии Тауранга — Гамильтон. Там, с обеих сторон, уже уничтожены и разграблены все фермы и хозяйства на сто — сто пятьдесят километров вглубь острова. Можно сказать, что уже сегодня северный остров Зеландии тактически разрезан на две неравные части. Предполагаю, что совсем недалёк тот момент, когда при следующих набегах меланезийцы окончательно разделят остров на две части ещё более широкой полосой отчуждения и оставят здесь своих бойцов уже надолго, постоянно расширяя линию разделения. Боевая выучка и вооружение новозеландской полиции и сил их самообороны крайне неудовлетворительны. Боюсь, что на их помощь нам не стоит всерьёз рассчитывать. Поскольку никакой определённой численности в набегах меланезийцев не наблюдается — они могут быть и в полторы тысячи человек, и в пять тысяч, то мной принято следующее решение. Первую роту, с приданным ей усилением, я размещу в окрестностях Гамильтона, но значительно ближе к берегу, вторая рота и один из эсминцев, будут прикрывать порт Тауранга. На сам Окленд у меня остаётся резерв и ещё один эсминец. Ситуация у нас не самая лучшая, но надеюсь, с Божьей помощью, мы справимся.
P.S. Вы спрашивали о детях. Приведу Вам выписку из протокола Оклендской полиции: — "На мелководье были обнаружены трупы шестерых утонувших детей. Четыре девочки и два мальчика. Все дети в возрасте от семи до десяти лет. Большие пальцы их рук скручены за спиной толстой стальной проволокой, явно с применением плоскогубцев. Все они привязаны ошейниками к бамбуковому шесту. Предполагается, что детей уронили в воду при погрузке, а то и вовсе показательно бросили тонуть в назидание новозеландским фермерам, решившим отбить у отплывающего каравана хоть кого-то." Всего меланезийцами, по данным новозеландской полиции, в этом году было увезено пять тысяч двести тридцать пять баранов, восемьсот восемнадцать коров, больше шестисот детей, около сто восьмидесяти девушек, в возрасте от четырнадцати до девятнадцати лет, и порядка двух десятков взрослых фермеров. Возможно, эти данные не точны, так как часть трупов могла быть утоплена.
С уважением. Майор Сорокин А.Н."
— Вот же, херь то какая в мире происходит, — взялся я за трубку телефона, — Там, в Меланезии, этих боевитых аборигенов многие тысячи. И если мне на новозеландцев почти что пофиг, то Япония уже у меня под крылом. Да та же Аю мне ни разу не простит, если у неё в Империи эти людоеды начнут детей воровать. Но и парней из моей ЧВК в Новой Зеландии стоит подстраховать. Так-то я их отправлял, чтобы они опыта набрались, но никак не в противостоянии один к десяти. Это неправильно и требует исправлений.
К письму майора было приложено с дюжину фотографий. И я, дожидаясь ответа своему звонку, успел их перебрать.
Больше половины фотографий фиксировали те убогие укрепления, которые новозеландские фермеры посчитали достаточными. Их беспорядочно разбросанные трупы свидетельствовали, что это была плохая идея.
Дальше шли фотографии разграбленных ферм.
А последним оказался полицейский снимок, о чём свидетельствовал официальный штамп в углу фотографии.
Фото отличного качества, машинально отметил я про себя детальность изображения и мастерство фотографа. Да и камера у него отличная, получше моих будет.
На линии прибоя рядком лежало шесть мертвых детей. Бамбуковый шест, толщиной в руку, был пропущен между их сведёнными назад руками и спиной. Туго притянутые к шесту ошейники заставляли детишек задирать головы в небо. Да, пожалуй, шансов сбежать у них не было. Босиком и практически голыми, долго не пробегаешь, особенно, если не видно куда бежать. Кусок толстого каната, привязанный к середине шеста, невольно наводил на нехорошие мысли. Или их собирались над костром таким образом повесить, или над палубой корабля, в качестве развлечения для солдат и матросов во время обратного плавания.
Что-то в письме резануло мне глаз и я ещё раз перечитал последние предложения.
Ага! Вот оно!